Газета Спорт-Экспресс № 155 (2947) от 13 июля 2002 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

СИНЯВСКИЙ

Синявский - фигура культовая, если прибегнуть к сегодняшней терминологии, неустанно унифицирующей любое явление. И вместе с тем - фигура недооцененная. Бывает, что и сверхпопулярная личность воспринимается и массами, и особенно теми, кому вручены рычаги воздействия на нее, с удручающей однобокостью. Человек на виду, имя его на слуху, а суть привнесенного им в общественное сознание проглатывается без неповредившего бы здесь гурманского понимания, не оставив быстро насытившимся послевкусия. К счастью, с Вадимом Святославовичем ничего подобного не произошло, и в смысле популярности он все свое получил сполна.

В подражателях он не мог ни растиражироваться, ни повториться: копировать Синявского попытались много позднее, ближе к завершению века, желаемого эффекта не достигнув. Зато стало вдруг очевидным, чем же первый комментатор спорта брал аудиторию.

В тонкости понимания футбола он, на мой взгляд, уступил бы большинству нынешних своих коллег. Да и коллеги ли они ему? - подумал я сейчас. Не иная ли была у него специальность? И была ли вообще специальность у Синявского? Он был Синявским - и этим все о нем и о его деле исчерпывающе сказано.

В том, что сегодня мы спешим понимать под профессионализмом, зачастую зашифровано пренебрежение к новости таланта со стороны тех, кто обделен им, однако достаточно амбициозен и силен, чтобы и без тайны дара пробиться к пирогу известности. Впрочем, профессия и в самом высоком понимании совсем не исключает изучения, использования чужих приемов и навыков: в такого рода эрудиции нет ничего зазорного. Тогда как Синявский - самоучка. Или, выражаясь комплиментарнее, - самородок.

Он попал в тот временной контекст, когда в каждом жанре идеологическому начальству был желателен знаковый, как бы мы сейчас сказали, деятель, которому заведомо отдавалось официальное первенство. Использовался своего рода принцип кроссворда, когда легко догадываешься, кто поэт, кто художник, кто военачальник на энное количество букв. Или, если хотите, то была система матрешек, когда самая большая - известно кто, а в нее уж по размеру помещают-размещают множество других, вплоть до самой маленькой, не перестающей, однако, из-за того оставаться номенклатурой.

Но Синявскому и с нишей повезло. Ей первоначально значения не придали, а когда спохватились, признав непременность освещения футбольных состязаний на широкую аудиторию, аудитория эта уже успела полюбить именно Синявского. Футбол оказался неотделим от хриплой скороговорки, от интонации, ни с чем в ту пору не сопоставимой по доверительности.

В фильме покойного Леши Габриловича про футбол нашего детства Леонид Генрихович Зорин рассуждает о нерве контраста в драматургии радиовоздействия на послевоенную публику. Существовал, обволакивал неожиданным проникновением официоза в душу, вещал, наставлял голос Левитана - тот самый голос, который, в сущности, согласился считать своим сам Сталин, невзирая на национальность диктора. И противоположность левитановскому государственному бархату - говорок Синявского. Этот контраст придавал футбольному репортажу неожиданно санкционированное свободомыслие.

Синявский встал в ряд наиболее знаменитых людей в стране. Он единственный, наверное, в мире журналист (уж назову его так, себе же противореча), кому футбол обязан масштабом своей публичности ничуть не меньше, чем великим игрокам.

Когда военный корреспондент радио Синявский был тяжело ранен (он потерял глаз) на Малаховом кургане, то прежде, чем впасть в беспамятство, услышал чей-то истошный крик: "Футболиста убили!"

Страна знала Вадима Синявского и до войны. Но главная слава пришла к нему поздней осенью сорок пятого. Можно смело сказать, что футбольный бум сороковых начинался репортажами Синявского из Англии. Я даже позволю себе простительное преувеличение, предположив, что ни одна телетрансляция не расширяла враз аудиторию футбола настолько, насколько увеличил ее всего один рассказ нашего первого комментатора.

Наутро после матча динамовцев с "Арсеналом" вся Москва твердила: "Туман... туман...". Но в тумане-то и футболистам, по их признанию, мало что было видно. Комментатор с бровки вряд ли мог рассмотреть игру подробнее, чем они. Тем не менее он все вообразил - и сочинил матч. Сумел, опираясь на фантазию, передать миллионам людей ощущение тех, кто присутствовал на игре и был занят в ней. Свидетельство Синявского так и осталось на все дальнейшие времена единственным.

Конечно, самый первый футбольный телерепортаж 29 июня сорок девятого года вел Синявский. Начиналась эра, когда естественнее оказалось смотреть телевизор, а не футбол. А потому безудержность фантазии с начала пятидесятых годов с унылым постоянством ставилась ему в упрек. Придирки все учащались и учащались. Синявский упорно не хотел считаться с "картинкой", и дотошные зрители ловили комментатора на противоречиях, на несовпадениях конферанса с тем, что они сами видели. От него требовали соблюдения законов нового жанра. Но он-то оставался сам себе жанром!

Вместе с ним из футбольного репортажа выплеснули энергетику - козырь, заменивший Синявскому общеупотребимое знание. Но дар его был выше знания. Вернее, сам по себе был высшим знанием.

Александр НИЛИН