2 октября, 16:00

«У нас любителей знают лучше, чем спортсменов сборной». Триатлет Прасолов — о невозможности выступать на международных стартах

Прасолов назвал главные проблемы в российском триатлоне
Сергей Лисин
Обозреватель отдела спорта
Один из самых известных профессионалов российского триатлона — о проблемах сборной страны и непростых моментах в жизни спортивных пар.

Илья Прасолов и Юлия Голофеева — пожалуй, главная пара российского триатлона, если говорить о людях, занимающихся спортом профессионально. В 2023 году они выиграли чемпионат России на длинной дистанции. В тот же сезон Юлия одержала победы на всех дистанциях на ЧР, а также в смешанной эстафете. Оба при этом продолжают, но уже реже, выступать в олимпийском формате, оба входят в состав сборной России. Но ни один из них не выезжал на международные старты, несмотря на то что нейтральный статус у Ильи есть. Мы встретились с ребятами в Сочи, куда они приехали на тренировочный кемп, который Илья проводит для своих воспитанников, триатлетов-любителей. Плюс 5 октября Илья стартует в Сириусе в Ironstar 113 — плавание 1,93 км, вело 90 км и бег 21,10 км. Поговорили.

Люди приходят и гробят себя, но им это нравится

— Илья, давно совмещаешь карьеру спортсмена и тренера?

— Около двух лет, но до этого работал удаленно, этот кемп — первый, когда я собрал своих подопечных вместе.

— Решение начать кого-то готовить к стартам связано с тем, что ты хотел получить дополнительный доход? Или почувствовал, что уже готов кого-то тренировать?

— По обеим причинам. В триатлоне не такие большие призовые и зарплаты. Я понимаю, что спортивная карьера не вечна. И чем раньше я начну тренерскую практику, тем будет лучше. Мне было интересно понять, как ситуация выглядит со стороны тренера. Когда я выступал в роли спортсмена, случались конфликты с мои наставником, но увидеть ситуацию со стороны я не мог. И мой тренер, Дмитрий Бутков, даже рекомендовал этим заняться. Я опасался, что дополнительная нагрузка повлияет на мои результаты. Но Бутков сказал, что я просто стану поменьше сидеть в соцсетях.

— Увидел ситуацию со стороны?

— Да, начал по-другому смотреть на некоторые вещи. Углубился в тренировочный процесс, в его построение, периодизацию, в особенности организма, реакции на нагрузку. Мне всегда это было интересно. Потихоньку в этом разбираюсь, но считаю, что глупо терять опыт, который приобретался годами. Я успел поработать с разными специалистами, в том числе два года тренировался в Испании. Хочется поделиться с людьми тем, что я знаю. Может быть, в будущем создать какую-то альтернативную сборной команду.

— У любителей всегда обстоятельства — работа, дети, семьи, все это срывает план подготовки. Пришлось адаптироваться?

— Пришлось. Я максималист, это в жизни и помогает, и мешает. Сначала думал, что нужно сделать все идеально, то есть дать тому, кто ко мне приходит, все от и до — адаптированный под конкретного человека симбиоз научных знаний и моего опыта. Но столкнулся с тем, что большинству требуется просто внимание. Большинству нужны не методики — поддержка, потому что они занимаются для себя. И главное, на что я, учитывая это, обращаю внимание, — не загубить их здоровье. Наблюдая за другими любительскими командами, замечаю, что, когда они разрастаются, там теряется контроль. Люди приходят и гробят себя — что парадоксально, им это нравится. Они же думают, что сильная усталость означает хорошую тренировку. Своим я пытаюсь объяснить, что нужно следить за интенсивностью, отдыхать. До некоторых получается это донести, до некоторых — нет.

— Раздражает?

— В ряде случаев говорить о любительских занятиях именно как о спорте — сложно. Правильнее называть это физкультурой. Человек просто занимался, периодически напрягался, периодически восстанавливался, без какой-либо особой методики. Потому что в его случае сложно что-то построить. Ты спланировал ему тренировки на месяц, а делать это в идеале нужно сразу на год. Но ему нужно поехать в командировку, у него заболел ребенок и так далее. Это нормально, поэтому где-то мы адаптируемся, а иногда расстаемся.

— С каким количеством спортсменов пришлось расстаться?

— Три человека ушли. Многие хотят очного внимания, а я пока не могу его дать и сам это понимаю. Триатлон — сложнокоординационный вид, особенно плавание. То есть тренировку-то ты напишешь, но без работы над техникой плавание не пойдет. А чтобы ее поставить, ты должен быть у бортика, поправлять спортсмена, это большая монотонная работа. Хорошо, если к тебе приходит человек, который уже умеет плавать. У меня тренировался Женя Тихонин, он очень хорошо спрогрессировал — на 100 метров с 1.40 до 1.20. Но он профессионал, бывший велогонщик, в детстве плавал, с ним было легко работать. Мы говорили на одном языке, работа требовала минимальных дополнительных усилий. Под моим руководством он выиграл длинную дистанцию в Москве, но потом решил, что нужно больше работать над техникой — и в беге, и в плавании. Сказал, что будет тренироваться очно с другими специалистами. И я понимаю, что ему это нужно для дальнейшего прогресса, поэтому мы расстались.

Фото ЦСКА

На международные старты мне дорога закрыта

— Все твои последние успехи как спортсмена связаны с длинными дистанциями. При этом «олимпийку» ты все равно делаешь, зачем?

— Обязанность члена сборной России. Ситуация именно со мной сложная, я не могу выступать на международных стартах. Длинный формат начал делать только из-за этого, потому что нужно как-то себя стимулировать, попробовать что-то новое. Первый полный триатлон, длинную дистанцию, сделал в Сочи три года назад. Но у сборной есть другие старты, главный из которых — чемпионат страны на олимпийской дистанции.

При этом олимпийский триатлон вообще не популярен. У нас любителей знают лучше, чем спортсменов сборной. Поняв это, я начал задумываться, тем более на международные старты мне дорога закрыта. А сильные любители национального уровня очень популярны — они привлекают бренды, спонсоров, других любителей. Мне нужно как-то жить дальше, а не просто выступать только на чемпионатах страны. Это уже стало не слишком интересно. На уровне России я выиграл все форматы, кроме «олимпийки». Спринт, «половинку» и «полный», дуатлоны — везде был первым, на «олимпийке» на чемпионатах России — два раза второй, два раза третий.

Перейдя в длинный формат, заметил, что меня начали узнавать. Впервые обо мне заговорили, когда первый раз в Дубае сделал Ironman 70,3. Я там сразу забежал шестым в категории Pro с результатом 3:40, это было очень хорошо. И все — интерес вырос, появились первые спонсоры, которые в последующем превратились в моих друзей. Именно они помогли с тренировками в Испании, где я провел два года за их счет, отдельно от сборной. Тогда еще участвовал в Кубках мира, но тренировался отдельно. В общем, весь движ — в любительском, в длинном триатлоне.

— Почему ты не можешь выступать на международных стартах? У тебя же есть нейтральный статус.

— Потому что я в ЦСКА и меня, получается, в этом году своя же федерация не пускает. Хотя статус, да, есть. Такова политика Федерации триатлона России. Хотя в прошлом году я выступал на Кубке мира и на Кубке Азии. Недавно в Кабардинке встретились с пловцами, плавали вместе. Мирон Лифинцев там был, и они говорят, что у них несколько человек, имеющих контракты с ЦСКА, сейчас участвовали в чемпионате мира без каких-либо проблем.

— Да, это так.

— Предположу, что существует устная договоренность между руководством нашей федерации триатлона и World Triathlon, что армейцев не будет на международных стартах.

— Если ситуация изменится, тебе откроют двери на международную арену и на горизонте будет Олимпиада 2028 года, сможешь вернуться обратно на достойный уровень олимпийского формата, с его скоростями?

— Задавал себе этот вопрос, когда нам предложили уходить из армейского клуба и выступать на международных стартах, но без каких-либо гарантий. С ЦСКА у нас контракты в основном на три года, а в федерации сказали, что поставят на зарплату на год — и то если хорошо выступлю на чемпионате страны, выиграю. Я трезво оценил ситуацию, задав себе вопрос: смогу ли я чего-то достичь на международном уровне с теми людьми, что сейчас в сборной? И ответ был — нет, не смогу. Сейчас в России нет команды, которая работала бы на олимпийскую медаль. Поэтому я в сборную не иду. Да, у меня всегда была мечта выступить на Олимпиаде. И я понимаю, какой сейчас уровень в мировом мужском олимпийском триатлоне. Там порядка восьми человек бегут как в России Володя Никитин, лидер нашей выносливости в легкой атлетике. Плывут они, конечно, не так, как наши пловцы, но вот вело крутят также на уровне лучших российских шоссейников. Зная условия, которые сейчас есть у сборной, их команду и персонал, я не вижу, что мы сможем что-то сделать.

При этом, конечно, олимпийский и полный формат — совершенно разные по подготовке дисциплины. На полный формат нужно подстраивать физиологию, энергетику. Можно сравнить подготовку «олимпийки» и «половинки». Много топовых триатлетов, специализирующихся на олимпийской дистанции, стартуют «половинки» и Т100, им хватает базы. Но те же самые норвежцы, Блюменфелд, Иден, перейдя на более длинные дистанции, начав делать Ironman, стали не очень конкурентны в олимпийском формате. Поэтому ты либо там, либо там, иначе не получится.

— Несколько лет назад «норвежская методика» стала модной темой — и по большому счету ей остается. Ты пробовал?

— До сих пор изучаю и пытаюсь применить ее в своей подготовке. На Ironman норвежцы взяли в этом году три первых места, поэтому система работает. Но что там еще, кроме этой системы, — мы не знаем. Я тоже не в розовых очках. Когда любитель говорит, что они просто меряют лактат и всех обыгрывают... Возможно, они еще талантливы, возможно, есть еще какая-то поддержка. Я видел своими глазами, когда три спортсмена топ-уровня (Блюм, Иден и Сторнос) на тренировках не «зарубались» между собой. Один бежал по 3.10, второй по 3.15, третий — по 3.20. Индивидуализация у них прослеживается четко. Большой тренировочный объем — это тоже видно. Но вопрос, как такой подход адаптировать под себя. У нас похожую систему пытался сделать только Игорь Сысоев, царство ему небесное.

В сборной все тренируются сами, как с детства привыкли. По сути, там большинство спортсменов — «выжившие». Думаю, это актуально и по отношению к другим видам спорта. Остаются те из юниоров, кто смог этот период прожить во взрослом спорте. Кто не смог — отвалились. Я сам с тренером много ругался, например по поводу лактата, потому что у него абсолютно не было понимания, как с этим показателем работать. Они сравнивали, например, мои показатели с показателями Юли, на тот момент еще моей девушки, а теперь жены. А мы совершенно разные по телосложению и вообще-то — разных полов. Поэтому я пытаюсь сам разобраться, как оно работает.

Фото ЦСКА

Идем ли мы в России к олимпийской медали? Нет. Знаете, что мне однажды ответил нынешний главный тренер сборной страны (Дмитрий Полянский. - Прим. «СЭ»)? Он как раз нам тогда читал лекции по психологии — и, кроме негодования, они ничего во мне не вызывали. Он нам говорил: «Вы приезжаете на старт, видите Васко Вилаку, Алекса Йи, Хэнтера Уайлда — и все, уже им проигрываете». Я задал ему прямой вопрос: «Слушай, Дмитрий Андреевич, они имеют личник 13.30 на пятерке, а я дай бог 14.50, как у них выиграю?» Он ответил: «А что тебе мешает тоже бежать 13.30?» Мне сложно подобное комментировать.

— У тебя есть ответ на вопрос, почему, несмотря на то что триатлон в нашей стране развивается еще с советских времен, до сих пор не получилось подготовить ни одного олимпийского чемпиона, ни одного победителя чемпионата мира Ironman — ни у женщин, ни у мужчин?

— Нет отлаженных методик, нет выстроенной структуры и нет большой выборки спортсменов. В олимпийский триатлон приходит мало людей, в основном пловцы, у которых в бассейне не получилось, и они пытаются себя проявить в триатлоне. Ironman у нас не финансируется вообще. Я хочу на ближайшем старте поговорить с руководством. В идеале нужно создать какую-то альтернативную команду. Или в рамках сборной, или отдельно, чтобы выступать по профессионалам в Ironman, или в Т100, или на чемпионате мира на длинной дистанции по версии World Triathlon. Почему нет? В России у «длинного» триатлона бешеная популярность, но ни одного профессионала. Был Ваня Тутукин, который перешел в Казахстан, но сейчас он уже закончил. И все, больше никого не было.

У меня сейчас есть интерес, знаю еще пару ребят из сборной, которые хотят проявить себя в «длинном» триатлоне. Поэтому я очень надеюсь, что нас поддержат, потому что финансирование нужно в любом случае. Конечно, необходимо, чтобы федерация договорилась с Ironman или руководством серии Challenge, чтобы мы могли выступать там в категории Pro. Хотя бы пока в нейтральном статусе. У любителей мы можем и сейчас принять участие, но там есть правило: если ты в этом году выступил на чемпионате России в этой дисциплине, то в любители заявиться уже не можешь.

— С Ironman понятно. Почему нет олимпийских медалей?

— По той же самой причине. Нет отлаженной методики, нет выстроенной федерацией структуры от и до, которая бы просто ковала, ковала и ковала успех. Посмотрите на лыжи, на плавание — поколения меняются, но медали все равно есть. Да, не всегда золотые, но все равно ребята показывают конкурентные результаты, бьют рекорды. Те же Колесников, Лифинцев — они сейчас достойно выступили в Сингапуре, учитывая паузу в международных стартах. Что-то начнет получаться, когда придет человек, который выстроит методику, проанализирует все, что было до, поймет предыдущие ошибки, где-то переймет опыт у других циклических видов спорта. Когда я занимал 30-е места на Кубке мира, задавал себе вопрос: «Неужели я такой бездарный, а они такие талантливые?» Я в это не верил. Если нет результатов, значит, мы как-то неправильно тренируемся. Поэтому нужен такой человек, или необходимо приглашать иностранца, чтобы он выстроил эту всю структуру.

— Если предположить, что все, о чем ты говоришь, начнет претворяться в жизнь завтра, сколько нужно сезонов, чтобы почувствовать отдачу, результат на длинных дистанциях?

— Сезона два точно. Чудес не бывает, быстрые результаты не приходят просто так. Я видел успешных спортсменов, которые выступали средне на коротких дистанциях, а сейчас они достаточно успешны на длинной. Например, Антонио Бенито, испанец, тренировался со мной, в итоге стал чемпионом мира на длинной дистанции. Парень просто уникальный. В Испании все общительные, и я, видя, что он тренируется не каждый день и плохо плывет, как-то спросил, почему он пропускает дни занятий. А он ответил, что работает продавцом-консультантом. А «десятку» он тогда бежал за 30 минут — и это работая в торговом зале на ногах.

Фото Федерация триатлона Кемеровской области

Потом сказала: «Давай уже как-то официально»

— Некоторое время назад у тебя изменился семейный статус. Сколько лет вы с Юлей уже вместе?

— 13 лет.

— Почему так долго к этому шли?

— Так получилось, на сборах были долго. (Смеется.) На самом деле, действительно не знаю, вот так получилось. Как-то все откладывалось, откладывалось. А потом уже Юля сильно на меня надавила.

Юлия: — Мы понимали, что в целом это ничего не поменяет, потому что как были вместе в режиме 24/7, так и останемся. Просто будет какой-то статус.

— Юля, обычно у девушек есть какой-то внутренний дедлайн в этом вопросе. Год, два, три.

— У меня был 12 лет, видимо. Потом я сказала: «Давай уже как-то официально», и вот — он сделал предложение.

— То есть ты ему просто один раз намекнула и он все понял?

— В целом — да. Но опять же, ничего не поменялось.

— В парах действующих спортсменов бывают моменты, когда у одного что-то получается, а у другого — нет. И это порой сказывается на отношениях, потому что люди переносят туда спортивную составляющую. У вас такое было?

Илья: — Бывало, что у меня сезон идет, а у Юлии — нет, затем наоборот. Сейчас я пересмотрел свое отношение к этому. Возможно, свадьба сыграла роль, сейчас любой успех жены — это и мой тоже, я не завидую. А до этого был конфликт. Ты остаешься в роли спортсмена, и это разрушает отношения, потому вы постоянно вместе как два спортсмена, а не как девушка и парень. Когда у Юли результаты были выше моих, мне начинало казаться, что я отстаю, начинал себя гнобить. У нее, как мне кажется, такого не было.

Юля: — Было два тяжелых года. Первый — когда в 2015 году мы только перешли в команду Москвы и у меня был прорывной сезон. Я выиграла первенство России, была еще молодая. А затем мы поехали на Кипр, и меня там просто угробили.

Илья: — Ее просто подключили к тренировкам со взрослой элитой, а она была молодая, и, конечно, никто ничего не контролировал.

Юля: — Тот год у меня был провальный, упал гемоглобин, и тренер в тот момент, к сожалению, закрыл на это глаза. Хотя Илья просил отправить меня на обследование. Я просто выходила бегать и падала в обморок, а мне говорили, что у меня проблемы с мотивацией. На самом деле это была сильнейшая перетренированность. В результате сезон провалила, меня на спринте девочки даже догоняли на круг. Как следствие — всю следующую зиму просидела в Москве без зарплаты, и было очень тяжело. Но мы с Ильей уже тогда были вместе, и он очень сильно помог, потому что у меня семья тоже небогатая.

Второй тяжелый год был 2023-й, потому что я тогда выиграла три чемпионата, а у Ильи, наоборот, сезон оказался сложным. И мне тогда казалось, что у нас с ним испортились отношения, есть какая-то такая зависть, что ли. Он тогда не потерял в зарплате, у нас в целом одинаковый доход. И мне кажется, из-за этого у нас нет проблем, связанных с тем, что кто-то больше зарабатывает, а людей это напрягает.

— Юля, после перетренированности в 2015-м у тебя большие объемы работы, интенсивные тренировки не начали вызывать страх за свое здоровье?

— Нет, тот год абсолютно никак не повлиял на мою дальнейшую карьеру. Было и было. Потом, правда, пришлось столкнуться с другими проблемами, например с сердцем. Но в целом у меня никогда не было страха, что вдруг опять все повторится. Просто сейчас я более серьезно к этому отношусь и чаще себя проверяю.

— Илья, когда мы говорим о спортивных парах — все же умные и все хотят друг другу помочь и дают советы: по технике плавания, по технике бега...

— Я Юле ничего не говорю. То есть, да, желание подсказать присутствует у всех в подобных случаях, как мне кажется. Но она меня не слышит. Вот когда какой-то дядька со стороны подходит, говорит то же самое, она реагирует и даже со мной делится, какой полезный совет получила. У многих спортивных пар так — родного человека не воспринимаешь с точки зрения спорта. Если бы мы тренировались с женой порознь, она, может быть, что-то воспринимала бы, но мы еще и тренируемся вместе. Я там своим делом занимаюсь, она своим. У нее есть тренер. Если у Юли проблемы с плаванием, тренер ей что-то говорит, а если еще я добавлю, то со мной дома разговаривать перестанут.

Юлия Голофеева.
Фото Федерация триатлона Красноярского края

Юля: — В тренировочном процессе хватает разговоров о проблемах, ошибках, а когда тебя еще и дома в это тыкают...

— Удается не приносить спорт домой?

Юля: — Нет, мы можем и дома что-то обсудить.

Илья: — Но мы не приносим домой какие-то эмоции. Можем спокойно поговорить о какой-то тренировке, как все прошло. И у меня было такое, что я пытался научить Юлю какой-то методике, подправить технику, но затем понял, что лучше этим не заниматься. Лучше пусть ее тренер закрывает эти вопросы.

Юля: — Когда ответственность за мои результаты будет на Илье, тогда посмотрим. Уже были разговоры, чтобы он меня тренировал. Посмотрим.

Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте Max

Takayama

КХЛ на Кинопоиске

Новости