22 августа, 12:00

«Лобановский поднял руки к небу: «Что тебе еще надо?!» Он отказал легендарному тренеру и установил рекорд советского футбола

Рекордсмен советского футбола Юрчишин скончался из-за проблем с сердцем
Юрий Голышак
Обозреватель
История нападающего Степана Юрчишина.

16 августа исполнилось 40 дней, как не стало легендарного форварда советского футбола Степана Юрчишина. Его похоронили в родном селе Керница.

Молодежь Юрчишина не знает, да ей и не надо. Но верьте мне: Угальде мальчишка рядом со Степаном. Во всех смыслах.

Новость о кончине Юрчишина пропустил и я. Кто написал в Telegram, мягко попрекнул: не стало такого человека, а в спортивных наших изданиях ни слова, ни полслова.

Упрекали даже не меня, а так, абстрактно.

Но я подумал с минуту — и принял на свой счет. Потому что лишь мне Степан Федорович дал когда-то большое интервью. Он был и рад поговорить с другими, да корреспонденты особо не просили. Сосредоточившись на героях сегодняшнего дня.

Сегодня возвращаю этот долг.

42

Имя Юрчишина переплелось с десятком легенд.

Лобановский мне рассказывал про талантливого форварда, который оказался у него в киевском «Динамо». Кто-то цеплялся за эту команду — а этот странный из нее рвался. Ну и отпустили, что уж.

Лобановский недоумевал даже годы спустя. Давняя история про несостоявшегося напарника Блохину в динамовской атаке не отпускала. Фамилию не называл — но ясно было, что речь о Юрчишине.

Степан вернулся в свои «Карпаты» — и продолжил крушить бомбардирские рекорды. Творил он что-то несусветное — количество сыгранных матчей в каком-то сезоне совпало с количеством голов. Что даже для хоккея редкость. У меня отложилась и цифра: 42...

Конечно же, этот рекорд никто не повторил.

Степан Юрчишин.
Фото Александр Федоров, «СЭ»

Полтинник

Оказавшись когда-то во Львове, я ринулся на поиски. Готов был землю рыть, чтоб только отыскать Юрчишина. Мне отчего-то казалось, это будет делом непростым.

— Непростым? — усмехнулись мои провожатые. — Да бросьте!

Известный по чемпионату СССР бывший судья Ярослав Грисьо набрал номер — и выговорил в трубку отчетливо. Пожалуй, даже руководящим голосом:

— Степан! Тобой интересуются. Корреспондент из Москвы. Да, давай сегодня. Заходи, ждем.

Отложил телефон — и повернулся ко мне:

— Через час будет.

Я ожидал увидеть... ну, не старца, конечно, — но человека почтенной внешности. А пришел час спустя моложавый мужчина. Мне даже показалось, лет тридцати. Крепкий, лобастый — очень, очень похожий на конструктора Королева.

Его сверстники уж стали заслуженными мастерами спорта и даже заслуженными тренерами. Кто-то свозил свою команду на чемпионат мира, как Олег Блохин.

А мы сидели в полутемной комнатушке городской федерации футбола — и вспоминали все несбывшееся. Степан повернул стул другой стороной — так и сел, опершись подбородком на спинку.

— Говорите, неплохо сохранился? — горьковато усмехнулся. — А мне, между прочим, вот-вот полтинник, 28 августа...

Рекорд

— Рекорд ваш, конечно... — выдохнул я с восторгом.

Договорить Степан не дал. Обрадованно приподнял палец:

— О! Рекорд! Когда он был? В 70-е! «Карпаты» вышли в высшую лигу, а меня сразу вызвали в сборную СССР.

— Вот вам и еще один рекорд — в сборную из первой лиги мало кто ездил. Андреев, Колотов...

— Ничего этот рекорд не предвещало. Я же был центральным полузащитником, забивал за сезон 13 мячей. Потом Секеч перевел зачем-то в нападение — и я тут же 42 наколотил. 1979 год — самый приятный в моей жизни. Бесков не только в «Спартак» зазывал, но и в сборную вызвал. Из первой лиги. Знаете, что обидно?

У меня была тысяча версий, что именно для Степана Федоровича «обидно» вот сейчас, годы спустя.

Не угадал!

— Страшно хотел забрать на память футболку из сборной, с буквами «СССР». Не позволили. Сказали — надо сдать. Тогда ведь футболками не менялись, на трибуны их не бросали. А Бесков прямо по-отцовски со мной разговаривал. Обещал научить в настоящий футбол играть.

Пенальти

— Была еще одна легенда, — припомнил я. — Будто вашу машину носили на руках.

Конечно же, я в это все не верил. Все-таки Степа Юрчишин не Магомаев.

Но вдруг...

— Носили! — воскликнул Степан. — еще как носили!

Я смотрел слишком недоверчиво — и Юрчишин понял, что надо ситуацию прояснять.

— 1980 год. Мы во Львове обыграли «Спартак». Меня вытолкали пенальти бить Дасаеву — все боялись...

— А вы?

— Я тоже боялся! Смотрю на собственные ноги — а они ходуном ходят. Никогда такой дрожи не видел. Шипами вгрызаюсь в землю перед мячом, Дасаев летит в один угол, а мячик закатывается в другой — еле-еле... Семь минут до конца — мы 1:0 выигрываем. Вот после того матча понесли на руках.

Я молчал, восхищенный этой историей.

А Юрчишин вдруг закруглил самым неожиданным образом:

— Последний матч чемпионата был в Ростове. Нам сказали, что все нормально, вопрос с ростовскими ребятами решили. Не прибьют нас. Мы вышли уверенные, расслабленные — а получилось все наоборот.

— Решался вопрос — останетесь ли в высшей лиге?

— Да. Обманули нас собственные начальники. Добирались до Ростова поездом. Люди из обкома говорят: «Все в порядке!» А потом подходят перед самой игрой: «Ситуация изменилась». Ну и грохнули нас. Не настроились!

Степан Юрчишин.
Фото Федор Алексеев

Красная

Я расспрашивал взахлеб, какой матч из собственных ему особенно хотелось бы пересмотреть вот сейчас, — и он тотчас отыскивал в памяти какой-то странный.

— Мы играли в первой лиге — на стадионе собиралось по 42 тысячи. Рассказываю молодым — и вижу по глазам: они представить не могут. Не верят. А пересмотреть хотел бы игру с «Памиром». Лева Броварский три раза навесил — я три гола головой забил. Сумасшедший матч. Четвертьфинал Кубка. Стадион битком был. А в полуфинале мы московскому «Динамо» проиграли в дополнительное время.

— А какой особенно тяжело вспоминать?

— Матч с Минском за выход в высшую лигу. До сих пор вспомню — сразу глаза влажные. Это что-то уникальное! Нам прямо сказали: в этом году дорога в высшую лигу «Карпатам» заказана. Потому что в Белоруссии юбилей, надо минское «Динамо» выводить в высшую. А нам пообещали, что год спустя автоматом выйдем, никто не помешает. Судить назначили Пономарева, для которого этот матч был последним в карьере. Только матч начался — пенальти нам. Потом мне красную на ровном месте. Мы проиграли, я уходил с поля и плакал, не мог удержать слезы...

— Хотели честно играть против Минска?

— В том-то и дело...

Шрамы

Как били форварда в те времена, я представляю.

— Я пережил четыре операции. Раньше защитники такие были, что не оторвешься. И за удар сзади не выгоняли. Это сейчас можно мяч на бровке принять. А в прежние времена там только дотронешься до мяча — и уже к забору отлетаешь.

— Самые страшные защитники той поры?

— Новиков с Никулиным. Коса и Автоген. Играли с ними полуфинал Кубка. Так они по телевизору посмотрели наш предыдущий матч, в котором я три гола забил, — поняли, как против меня надо играть. Потом люди рассказывали, которые наш матч смотрели по ТВ. Диктор только и повторял: «Юрчишин на земле...» Выкашивали!

— Ох.

— Да что я вам буду рассказывать? Посмотрите сами на мои ноги...

Степан приподнял брючину — и я ужаснулся. Страшнее шрамы видел только у Валентина Иванова да Сергея Дмитриева.

Но Юрчишин был уверен, что и в шрамах он первый.

— В футболе таких больше нет, одни шрамы!

Я не стал спорить. В тройку-то Степан Федорович входил точно.

— Даже у Бессонова, человека-травмы, шрамов меньше раза в три. Вот этот, смотрите, память об операции в Москве. Этот — кто-то из «Арарата» сзади прыгнул... С какого-то момента хоть ровные стали швы делать после операции. А все, что до этого были, «иксами» пошли, стали разъезжаться. Невозможно было ходить. Доктор, который оперировал, говорит: «Как же ты ходишь?» — «Так я еще за ветеранов играю!» Он рот открыл от удивления. Сейчас мне новые колени поставили, полгода назад. Обошлось в 13 тысяч долларов. В Москве меня оперировали, в частной клинике на Волоколамском шоссе. Женька Дулык, директор школы ЦСКА, мне эту клинику нашел, здорово все сделали. Меня правая нога больше беспокоила, а доктор сделал снимок — левая в еще худшем состоянии. И я стал первым человеком в истории, кто оперировал разом обе ноги. Фактически поставили новые колени. Сейчас я самый счастливый человек на свете — даже прыгать могу! Я раньше срока костыли бросил, два месяца на них отходил. Кто-то говорил, что я вообще ходить не буду...

Валерий Лобановский.
Фото Александр Федоров, «СЭ»

Лобановский

История с несостоявшимся переходом в киевское «Динамо» за давностью лет казалась детективом. Расспрашивал с опаской — вдруг не отболело?

— Как Киев вас заманивал?

— Заманил. Но я убежал! — неожиданно жизнерадостно ответил Юрчишин. — Была Спартакиада народов СССР, вызвали в Киев. На разговор с Лобановским. Два часа разговаривали, пока Валерий Васильевич не утомился. Он спал и видел, чтоб из нас с Блохиным пару сделать. Квартиру мне обещал, автомобиль. Говорят мне: «Если откажешься, следующий разговор будет в ЦК». Хорошо, отвечаю. Я согласен. Сам на поезд — и во Львов, пока Лобановский обедал. Оттуда на две недели в Пицунду, друзья меня спрятали. Потом неделю в Ужгороде провел и еще неделю бегал по Майоровке. Это район во Львове. Потом все стихло.

— Так легко?

— Не очень. Друзья рассказывали — милиция дежурила под окнами квартиры. Наряд ходил днем и ночью. Сейчас смешно вспоминать. В ЦСКА мне погоны предложили. Но мать приехала из села: если, говорит, останешься в Москве — ты мне больше не сын. Прямо при полковнике. Как я мог остаться после этого? Напоследок побрили меня как солдата — и во Львов отпустили 31 декабря...

— С матерью потом не говорили на эту тему?

— Мать есть мать, ей хочется, чтоб сын был рядом.

— В Киеве все казалось чужим?

— Слишком большой город. Хоть Лобановский во мне души не чаял. Даже после сложной операции хотел, чтоб я у него в команде оказался. Он, говорят, мало кого уговаривал, но я как раз исключение. Стоял, помню, возле меня, руки поднял к небу: «Ну что тебе еще надо?!» До сих пор помню интонацию. Каждый год за мной приезжали киевские селекционеры.

— В том «Динамо» даже селекционеры были легендарные. Что Сучков, что Коман, ездивший в особенных случаях. За вами кого присылали?

— Сначала Сучкова, с 76-го года. Тот в моей квартире как дома себя чувствовал, мастер художественного слова. Потом Коман стал приезжать. Самогонкой его, помню, поил. Сейчас жалею, конечно, что не поехал. Надо было в Киеве оставаться!

— Здоровья у вас, как все говорили, на троих было?

— Да. С мячом я мог работать целый день. Вот бегать много, тест Купера терпеть не мог. Как на казнь шел. Один тренер как-то сказал: бежим подряд три теста Купера. Я чуть с ума не сошел. В Сочи это было, возле «Камелии».

— Но поработать с «Динамо» вы успели?

— Успел. Даже что-то сыграл за «Динамо». Поразился их нагрузкам. Только отработали, лег поспать — снова будят. Что, спрашиваю, еще тренировка? Потом втянулся. Только втянулся — сбежал. А во время второго приезда, в 80-м, Лобановский мне сказал: «Потерпи...» Надо было терпеть. Но я не хотел. Как только позвонили из Львова, позвали — тут же вернулся.

— Потом с Лобановским встречались?

— В 99-м году, на финале Кубка Украины. Он был главным тренером «Динамо», а я — «Карпат». Поздоровались. Шевченко нас обыграл в том финале.

Ошибка

— Что ж вы так, Степан Федорович?! — не удержал я досаду от всего услышанного.

Он вздохнул. Посмотрел мне прямо в глаза, раздумывая — говорить, не говорить?

Взмахнул рукой, решившись:

— Я к Секечу слишком уж прислушивался, не надо было. Вот зазывал меня Лобановский, а Секеч возражал. И я возражал — вслед за ним. Поумнее надо было себя вести. Очень доверчивый был. Он на патриотизм давил: «Ты же местный, такой город, на тебя ходят...» Я как отцу родному ему внимал. Только потом стало доходить — что ж я делаю-то? Уже заканчивал с футболом, командующий Львовским округом предлагал любые варианты: куда хочешь, туда и отправим. Можно в Западную группу войск, в ГДР. Или в Чехию с Венгрией. Но Секеч позвонил из Узбекистана — и я снова послушал, поехал туда. Большая моя ошибка. Хоть тренер Секеч неплохой, одно время вообще ведущим в Союзе считался.

Я всем верил. Верил, когда говорили, что надо играть на уколах и ничего страшного от этого не будет. Помню, перед каким-то московским матчем вогнали шприц с одной стороны и с другой. А потом другим врачам об этом рассказывал — так они за голову хватались. А закончилось тем, что еле ходил.

Гол

Мне хотелось закончить разговор как-то жизнерадостнее.

— Самый-самый ваш гол? — моментально отыскалось решение.

Юрчишин, человек легкого характера, расцвел. Широко улыбнулся:

— Играли с «Днепром», 6:2 обыграли. Длинная-длинная передача с фланга на линию штрафной. Я мяч остановил, думаю: как бить? Шесть защитников передо мной! Резаным ударом мимо всех — туда!

— Забили?

— Забил! А рев до сих пор в ушах. Оглушило в одну секунду. Вы не представляете, что такое 42 тысячи на маленьком стадионе... На деревьях люди висели...

Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте Max

Takayama

КХЛ на Кинопоиске