17 октября, 00:00

Андрей Мох: «Федун сказал Эмери: «Выиграешь чемпионат — озолочу»

Александр Кружков
Обозреватель
Юрий Голышак
Обозреватель
В понедельник бывшему защитнику ЦСКА, «Динамо», «Спартака» и «Эспаньола» Андрею Моху исполняется 60 лет.

Бывший футболист становится серьезным предпринимателем — это уже сюжет. Наведывающийся в Москву из Европы Андрей Мох охотно рассказывает и о футболе 90-х, и о бизнесе сегодняшнего дня.

Один из нас припоминает вдруг, что для него интервью с Мохом стало корреспондентским дебютом в «СЭ». Еще в 1992-м. Тогда Андрей, заглянувший в Москву на товарищеский матч, поощрил юного репортера за глубокие вопросы значком «Эспаньола».

Мох улыбается, вспоминая. А на следующий день присылает скан того самого интервью.

33 года спустя вопросы уже не кажутся такими отточенными: «Как проводите свободное время?» — «Хожу в гости к Галямину...»

Фото Личный архив

Касьян

— Живете, как и прежде, в Испании?

— Нет, мотаюсь между Веной и Загребом. Из-за налогов больше времени провожу в Хорватии.

— Разница настолько велика?

— Огромная! Если бизнес в Вене — отдаешь 47 процентов. В Загребе — 27. Это сотни тысяч евро.

— Что в Москву привело?

— Чекап. Мог бы и в Европе здоровье проверить, возможности позволяют, но мне приятнее в Москве. Здесь мама, дочка, внучка. Да и с докторами лучше объясняться на родном языке. Тем более когда речь об операции.

— Ого! Что случилось?

— От паховой грыжи пошло защемление кишечника. Врачи говорят: «Что тянуть? Делай сейчас!» Провел четыре часа под наркозом.

— За границей операция обошлась бы дороже?

— Я сравнивал. Примерно то же самое. В Москве стоила 300 тысяч рублей. Товарищ такую же делал в Сербии — заплатил около четырех тысяч евро. Но есть в Белграде интересная клиника. Туда Иванка Трамп приезжает. Все построено на энергии, через какие-то проводники считывают поле человека — где у него со здоровьем беда... Вот там очень дорого.

— Впечатлились?

— Мне назвали пять проблем — и со всеми в точку. Дали методику, расписали комплекс добавок, посоветовали отказаться от лактозы и глютена — за месяц сбросил девять кило. Сразу стало лучше. Периодически к ним заглядываю.

— Вас же когда-то легендарный доктор Касьян вытащил почти из инвалидности.

— А годы спустя другой врач услышал от меня эту фамилию — и произнес: «Касьян — шарлатан». Но я своими глазами видел очередь к нему в Кобеляках под Полтавой. Люди за полгода записывались!

— У него же была своя клиника?

— С утра он принимал у себя дома детей. Потом отправлялся в эту маленькую клинику. После ехал в обычный госпиталь. Молва о Касьяне по всему Советскому Союзу!

— Мы помним.

— Врач, назвавший Касьяна проходимцем, говорил: «Он мог так тебе треснуть по спине, что ты вообще закончил бы с футболом». Но у меня боли прошли. А был сдвиг позвоночника. Это 1986-й, я в ЦСКА полсезона пропустил. Выйду на тренировку — через 20 минут — всё. Нога тянет, стреляет... Вот и отправился к Касьяну.

— Как прорвались?

— Приехал в Полтаву с мамой, сняли в квартире комнатку. В одной мы, в другой хозяева, в третьей — человек восемь. Тоже к Касьяну. Я офицер, в форме — а он «афганцев» без очереди принимал. К ним и пристроился. Женщина на записи говорит: «Давайте военный билет». А в нем же все написано! В этот момент мама задвигает ей под стол две банки красной икры. Та сразу: «Проходи...»

— Ну и что с вами делал доктор?

— Кушетка. Вокруг стоят его ученики, сподвижники. На весь прием — минуты полторы. Я раздеваюсь, ложусь — Касьян проводит рукой по позвоночнику. Вдруг бьет по нему кулаком — ба-бах!

— Со всей силы?

— Да. Больно — не описать... Мужик он крепкий. Потом руками простучал все позвонки и сказал: «Вставай, на выход». Поднимаюсь — у меня в ушах звон.

— Сколько было сеансов?

— Пять. Очередь занимали с четырех утра, запускали в три потока. 10 «афганцев», затем 10 в тяжелом состоянии, следом 10 обычных людей. Картина страшная, что и говорить. Кто-то стонет, кого-то на носилках несут... В Москву возвращаюсь — и с ЦСКА на сбор. Первое же упражнение — хватаешь человека, тащишь на себе.

— Неужели схватили?

— Да! В последний момент мелькнула мысль: а не зря ли? Но ничего в спине не щелкнуло.

Игорь Ледяхов.
Фото Дмитрий Солнцев, архив «СЭ»

Ледяхов

— С кем из футбольного мира дружбу сохранили?

— С Ледяховым. Судьба нас сводила и сводила. Оба сочинские, но познакомились уже в сборной. Потом в Испании встретились. А в 1999-м я становлюсь вторым тренером в Хихоне — снова Игорь рядом!

— Он доигрывал?

— Да. Когда закончил, переехал в Барселону, и мы открыли агентство недвижимости. Но это дело очень сложное. Должна быть хорошая клиентская база. А ее собираешь годами.

— Хватило вас ненадолго?

— Через полгода у меня начались проблемы с основным бизнесом, мебельным. Говорю: «Игорь, ставим точку».

— Потеряли много?

— По 40 тысяч евро.

— Обычно, когда друзья заходят в бизнес, все заканчивается разрывом отношений.

— Затраты мы обсуждали. Но ничего резкого. Я ведь Игорю обязан. Когда начинал мебельный бизнес, он дал взаймы без всяких процентов. Деньги у меня появились — сразу вернул. Поэтому разошлись спокойно, без скандалов. А в 2012-м Эмери принял «Спартак», Ледяхов стал одним из его ассистентов, и мы снова начали общаться.

— Скучаете по тренерской профессии?

— Не-а.

— Никакой ностальгии?

— Абсолютно. В 2012-м был шанс вернуться, корочка-то у меня есть. Эмери требовался помощник в «Спартаке». Двигал мою кандидатуру, однако Карпин, генеральный директор, сказал: «Нет». Вот тогда я был расстроен. Но жизнь показала — все к лучшему.

— Вы полагаете?

— Я же кочевник. То там, то здесь. А в тот момент уже подустал мотаться. Ну и еще: я очень ответственный и импульсивный. Все пропускаю через себя. Представляю, как бы меня выхолостила работа в «Спартаке».

— Допустим, вошли бы в штаб Эмери. Через полгода его уволили. Вы вернулись бы в бизнес?

— Нет, думаю, и дальше работал бы с ним в связке. Есть испанская поговорка: благодарный человек считается хорошо рожденным. Вот Эмери из таких.

— Это чувствуется.

— Да, он закрытый, консервативный. Но порядочный, правильно воспитан. Если у него есть к тебе доверие — будет это доверие только укреплять. Когда Унаи выиграл Лигу Европы с «Вильярреалом», мы пересеклись в Ла-Манге. Он был на сборах, я подъехал. Спросил: «Москву-то вспоминаешь?»

— Что ответил?

— «Спасибо тебе большое, я чувствовал себя защищенным. Прошло десять лет, но я не забыл». Я же тогда регулярно прилетал в Москву. А Эмери такой... Любит движуху. Человек-зажигалка. Ходил по клубам — и я всегда был рядом. Предупреждал некоторые ситуации. Он это помнил, вот и поблагодарил.

Валерий Карпин.
Фото Александр Федоров, «СЭ»

Карпин

— Карпин позволил ему привезти двух испанских ассистентов — Хуана Карседо и Микеля Хауреги.

— Да. Я должен был стать третьим.

— Что сказал Валерий Георгиевич? «Два — и не больше»?

— Насколько помню, прозвучала фраза: «Моха здесь не будет». «Спартак» — закрытый клуб. И тут я, какой-то непонятный для руководства человек, вроде из Испании, но не испанец...

— Вы же играли за «Спартак».

— Думаю, это и сработало против меня.

— То есть?

— Карпину казалось, что у меня в Москве друзья, какие-то контакты. Значит, информация может выйти. Он рассудил, что это проблема. Решил ее по-своему — приставил к Унаи Диму Попова. Спортивного директора, знающего испанский.

— Чем Попов лучше вас?

— Вопрос не в «лучше». Попов в то время уже был человеком системы. Свой, проверенный. Как и Ледяхов. Оба работали в «Спартаке» с 2008-го. Вопрос о помощниках Эмери встал в 2012-м. Карпин спустил Игоря и Диму. Все, достаточно. Иди работай!

— Ну и два испанца.

— Да. Причем Эмери с ними не дружил. В Москве даже ни разу не поужинали вместе!

— Зачем же привез?

— Устраивали его как профессионалы. У Эмери четкое разделение. Но у меня был плюс — я, кроме рабочих моментов, для него еще и друг. Могли вместе проводить свободное время.

— Вы на Карпина обиделись?

— Нет.

— Странно.

— Я не обиделся. Я разозлился! Но положа руку на сердце — все он сделал правильно. На его месте я бы поступил так же. Это логично! У Карпина своя должность, свои задачи. Проблема-то в другом.

— В чем же?

— Когда в «Спартаке» у Эмери начались трудности, Карпин ему не помог. Да и не собирался помогать. Я не говорю, что он подтолкнул Унаи к выходу, но и не поддержал. Расстался с ним безо всякого сожаления.

— Потому что сам хотел вернуться на место главного тренера?

— Вот вы все за меня и сказали.

Андрей Мох и Унаи Эмери.
Фото Личный архив

Контракт

— Правда, что Федун договорился с Эмери о контракте за полгода до его переезда в Москву?

— Нет, Федун прилетел договариваться летом 2012-го. Я хорошо это помню, как раз находился в Мадриде.

— Переговоры шли без вас?

— Да. Но мне позвонил общий приятель, Альберто Бенито, сейчас работает у Эмери скаутом в «Астон Вилле». Сообщил: «Унаи встречается с русским президентом. Будет и про тебя говорить». Понимал, что в Москве я бы помог.

— Леонид Арнольдович не возражал?

— Ему было все равно. Унаи мне об этом рассказывал. Еще он запомнил фразу Федуна: «Если ты выиграешь лигу, я тебя озолочу».

— Лигу — это российский чемпионат?

— Да. Но дела шли не очень. Эмери не сильно тревожился по этому поводу. Я пытался втолковать: «Унаи, ситуация тяжелая!» — «О чем ты? Первый сезон! У тебя тренерского опыта почти нет, а у меня большой. Я знаю, что говорю...»

— Как оказалось, вы знаете лучше.

— Я знал менталитет «Спартака» и Федуна как русского человека. Поэтому убеждал Эмери: «Дай им хоть что-то. Сосредоточься на Кубке. Возьми трофей!» Как ни странно, он меня услышал. Но с Кубком тоже не срослось. В 1/8 уступили по пенальти «Ростову».

— Разговаривали с Унаи часто?

— После каждой игры. Помню, у него был день рождения. «Спартак» победил в Самаре 5:0, казалось, дела пошли на поправку. Мы гуляли в «Москва-сити», Унаи заказал ресторан.

— Хороший?

— Великолепный! Он вообще парень щедрый. Сколько бы ни было человек за столом, какие бы они ни были богатые — Эмери за всех заплатит. В его духе: «Ничего выбирать не будем, несите всё!» В этом смысле похож на «нового русского».

— Московский контракт позволял. 2,5 миллиона евро.

— Я еще после «Валенсии» его спросил: «Унаи, жизнь удалась?» Он усмехнулся: «Да, уже не парюсь».

— Мы-то с цифрами точны?

— Да.

— Неустойку получил?

— Все, что полагалось за год. Уехал Эмери в декабре. Там был затык с налогами. Высчитывали — то ли он резидент, то ли нерезидент... В конечном счете поняли, что налоги будет платить в России, 13 процентов. Из Испании по этому вопросу прилетели три адвоката Унаи.

— Кто от «Спартака» подписывал бумаги об отступных?

— Карпин. Подписал все, что просили адвокаты. Унаи сразу отправился в Эмираты. Ему предлагал контракт клуб то ли там, то ли в Саудовской Аравии.

— Давали больше, чем в «Спартаке»?

— Приблизительно столько же. Два с чем-то миллиона. Он сказал: «Лечу договариваться. Если получится — войдешь в мой штаб».

— Не сложилось?

— Как видите... Эмери вернулся в Испанию, я ему позвонил: «Ну что?» — «Нет. Я подумал — если туда залезешь, в Европу не вернешься. Лучше сделаю паузу».

— Не прогадал.

— Через два месяца в «Севилье» снимают Мичела, приглашают Эмери — и он выигрывает Лигу Европы. Потом еще раз, еще...

— В «Севилью» вас не звал?

— Там уже сформировался штаб, Эмери приходил в середине сезона. Да и одно дело, я помогал бы ему в России. Где действительно был для него важен. А в «Севилье» шансов ноль.

Андрей Мох, Унаи Эмери и Игорь Ледяхов.
Фото Личный архив

Группировки

— Вы сразу почувствовали, что Валерий Георгиевич не собирается поддерживать Эмери?

— Нет. Просто казалось, что Карпин хочет все контролировать. Ситуация-то внутри была сложнейшая. Группировки! Латиноамериканцы с одной стороны, русские с другой, Дзюба сам по себе, Эменике тоже... Время идет — результата нет. А деньги потрачены. Что делать? Карпин решил: «Да я знаю, как это работает!» Повторяю, может, он не подталкивал Эмери к выходу. Но и не препятствовал, чтобы процесс поскорее завершился.

— Самый тяжелый для Эмери момент в этой эпопее?

— 0:2 с ЦСКА в Лужниках. Играли ужасно. Я был на матче и понял — вот-вот все закончится. «Спартак» совсем не тот. Унаи не раз говорил: «У меня нет поддержки в клубе». Он не контролировал ни русских, ни легионеров. Могу рассказать одну историю.

— Ждем с нетерпением.

— Выходной. Эмери спрашивает: «Съездим куда-нибудь?» Есть отличный план, отвечаю. Отправляемся в Lotte Plaza, мои товарищи приглашают на ужин. Смотрим — а там спартаковские бразильцы сидят!

— Кариока, Веллитон, Ари?

— Да. Говорю Эмери: «Не понял». — «Что такого? Выходной!» — «Но почему группой? Что у вас в команде творится?»

— Кстати, хороший вопрос.

— Знаете, что Эмери ответил? «Эти сами по себе, я не лезу. Их начнешь дергать — вообще выигрывать перестанешь. Бразильцев надо нянчить. Русские тоже на своей волне...» Так что семейной атмосферы в «Спартаке» не было. Никакого желания двигаться вперед. Абсолютно разрозненный коллектив.

— Вы специально прилетали каждую неделю, чтобы просто пообщаться с Эмери?

— А что такого? Работы у меня тогда не было. Из Мадрида прямые рейсы. Сел да полетел.

— Эмери вас просил об этом?

— Да. Как-то вернулся в Мадрид, прошло дней пять. Звонок: «Андрей, ну что ты? Возвращайся!» — «Я же недавно был...» — «Прилетай. Тяжело». «Ладно, — отвечаю, — буду».

Фото Александр Федоров, «СЭ»

Увольнение

— До Федуна он не мог достучаться?

— Тот совсем высоко. Эмери даже не пытался выйти с ним на контакт. Прямого доступа не существовало. Между прочим, «Спартак» — первый случай, когда Унаи выгнали, расторгли контракт! Прежде всегда и везде шел наверх, прогрессировал. Что в «Лорке», что в «Альмерии», что в «Валенсии». Помню, пришла новость об увольнении. Мы сидим с Эмери, он задумчиво ловит вилкой камчатского краба. Обожал этих крабов.

— Не дурак.

— Прилетел его представитель, сидит рядом. Говорит: «Унаи, что-то ты расстроен. Мне не кажется?» Эмери поднимает глаза: «Впервые уволили!» Тот улыбается: «Первые три увольнения — больно. Потом перестанешь огорчаться. Это будет... Ну как детей в школу отвести».

— Эмери было жаль уезжать из России?

— Говорил — нет. Не чувствовал себя комфортно. Я опасался, что может возникнуть вопрос с выплатами. Думал, Карпин скажет: «Ты хочешь полную сумму — а где результат?» Но получилось иначе. Унаи со смехом описывал, как это выглядело. Карпин вышел из машины. Прямо на ходу: «Привезли документы? Давайте». Все подмахнул, сказал «спасибо» и исчез.

— Как Эмери отзывался о Карпине?

— Я вам клянусь — ни одного плохого слова. Относился ко всем трудностям как профессионал. Для него Карпин — это только работа, ничего личного. В Махачкале к Унаи подошел тренер еще звездного «Анжи»... Как же его...

— Хиддинк?

— Точно! Спрашивает: «Что Карпин? В клубе?» — «Да». — «Наверное, мечтает тренировать?» Эмери пожимает плечами: «Откуда я знаю?» Гус усмехается: «Кто тренировал, тот никогда не захочет сидеть в офисе». Унаи был поражен. Он даже не размышлял в этом направлении.

— Оказалось, так и есть.

— Ну конечно! Менеджер повязан по рукам и ногам. А у тренера настоящая власть. Он все решает, хозяин положения. Совсем другой вкус жизни.

— Когда вы поняли, что Эмери — хороший тренер?

— Еще играя в «Толедо», он засыпал тренера вопросами: «Вот это вы для чего делаете?» Эмери сейчас глубокий аналитик, методист. Стас Черчесов его чем-то напоминает. Хотя Унаи на высшем уровне почти не играл. В примере всего шесть матчей за «Реал Сосьедад».

— После «Спартака» у вас сомнения в тренере Эмери не зародились?

— Нет. Время показало его цену — 20 лет прекрасной работы! Куча трофеев.

Артём Дзюба и Унаи Эмери.
Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

Дзюба

— Главная ошибка Унаи в «Спартаке»?

— Что меня не позвал!

— Он-то хотел.

— Да, но не мог настоять. Окажись я в штабе, какие-то движения внутри команды взял бы под контроль.

— К концу года уже все валилось из рук?

— Да. Не поставил Дзюбу — и тот высказался после матча. Проиграли «Динамо» 1:5. А начались брожения еще в Питере, когда тоже устроились на пятерочку. Вот в этот момент я был Эмери необходим рядом. Постарался бы убедить его делать то, что считает нужным.

— У него пошли сомнения в себе?

— Да. Эмери 2012 года — и Эмери, тренер «Севильи» в 2015-м — разные люди. Я уж не говорю про 2018-й.

— До него донесли высказывание Дзюбы: «Тренеришка»?

— Разумеется.

— Реакция?

— Усмехнулся: «А-а! Ниньято!»

— Это что?

— «Ребеночек». Даже не придал значения. Я возмущался больше, чем Эмери. Я-то человек советской закалки. Если ты в 20 лет попал в команду высшей лиги — в автобус будешь заходить последним. Заставят мячи носить. Тот Дзюба в моем понимании кто? Салабон! Еще играть толком не начал. А уже навешивает на тренеров ярлыки.

— Артем в интервью рассказал, что через год после ухода в «Севилью» Эмери вдруг присылает Макгиди матерную эсэмэску. Из двух слов: «**** you». Макгиди недоумевает — что это? Пишет в ответ то же самое. Проходит время, новое сообщение от Эмери. Те же «**** you».

— Не верю!

— Макгиди подтвердил — так и было.

— А что, его слово — закон? Он довольно своеобразный тип!

— Это вы мягко сформулировали.

— В том-то и дело! Зная Эмери, поверить в это не могу. Или у них с Макгиди серьезная предыстория. Что-то общие знакомые не так передали, сидя в ресторане: «Ты помнишь Макгиди? Назвал тебя клоуном!» — «Ах так? Сейчас я ему напишу...»

— Еще Дзюба рассказал про самого Эмери: «Он очень странный. Не разговаривал с нами по три дня после поражения». Такое в его характере?

— Эмери баск. Это надо понимать. Особенная натура.

— В чем?

— Это не Андалузия, где вечная фиеста... Баски — серьезные люди. Мне интересно — про какой период говорил Дзюба? Может, про последний — когда пошло под откос и Эмери решил, что уже не вырулить? Тогда объяснимо. Но вообще часто случается — мы себя странно ведем в каких-то обстоятельствах. А время спустя удивляемся. Сегодня вспоминаю своих тренеров, эпизоды, связанные с ними, — и мне стыдно, что я так себя вел. А Эмери из Валенсии не в Париж переехал, а в Москву. Могло переклинить в какой-то момент. Все другое!

— Роман Асхабадзе рассказывал — кто-то снял из-под полы, как Эмери ужинает с дамой. Выложили в интернет. После этого Унаи развелся?

— Да. Но отношения с женой уже были на сходе. Она оставалась в Валенсии с сыном и не планировала переезжать в Москву. Унаи не делал резких движений из-за ребенка, не хотел его травмировать. А здесь от наших девчонок у него крыша поехала. Увидел клубы, огни, ночную жизнь. Поражался: «Что это?!» Я смеялся: «Москва, Россия!»

— Вы-то с ним где сдружились?

— В Толедо. Хотя вместе там не играли. Унаи попал в команду, когда я уже оттуда ушел. Но у меня был друг — тот самый Альберто Бенито. Его из «Валенсии» взяли. Он помоложе, рулетку любил. Как-то меня потянул за собой: «Поехали в казино, в Мадрид!» Ну, поехали. А с ребятами из «Толедо» я продолжал общаться, там прекрасный коллектив. В провинциальных командах он всегда замечательный.

— Здорово.

— Как праздник — командой в ресторан! А нет праздника — все равно раз в месяц собираемся, ужинаем. Два года я играл в «Леганесе» — и каждое воскресенье виделся с парнями из «Толедо».

— В этом городке?

— Нет, в Мадриде. От Толедо 70 километров. Вот так меня Бенито познакомил с Унаи.

— Чем занималась жена Эмери?

— Танцевала в кабаре.

Андрей Мох начинал футбольную карьеру вратарём. 1978 год. Адлер.
Фото Личный архив

Фамилия

— Фамилия у вас редкая. Встречали хоть одного однофамильца?

— Году в 2007-м пошла мода на соцсети. Я тоже зарегистрировался, начал искать одноклассников, узнавать родословную. Оказалось, фамилия немецкая. В Германии даже есть ассоциация «Мох, объединяйтесь».

— Ничего себе. Как у Конан Дойля — «Союз рыжих».

— Все эти Мохи — поволжские немцы. А дед по отцу — настоящий немец. С маминой стороны родня бежала от голодомора из-под Николаева в Сухум. У прабабушки было девять детей, двое умерли по пути. Все остальное в семье скрывалось. Зачем ребенку рассказывать про немецкое происхождение, ужасы и голод?

— С такой фамилией и прозвище не нужно.

— В ЦСКА ребята звали меня Махно. В «Динамо» и «Спартаке» — Моня. В детстве стыдился своей фамилии. В четвертом классе уроки природоведения, изучаем мох сфагнум. Учитель объясняет: «Это мох, который едят олени». Все на меня смотрят: ха-ха-ха! Мечтал, чтобы мама дала мне фамилию по второму мужу.

— Кем могли бы быть?

— Михалевым. Но не дала из-за алиментов, как-то это было увязано. А сейчас рад, что фамилию сохранил. Мох — отличная! Красивая! А по испанскому гражданству есть у меня и вторая фамилия.

— Какая?

— Богданович. Первая в Испании дается по отцу, как и у нас. Вторая — по отцу матери. С ее стороны очень интересная семья. Мама всю жизнь бабушку, свою мать, называла на «вы». Прабабушка по этой линии полячка. Так все запутанно, вы не представляете!

— О судьбе отца что-то знаете?

— Смутно помню, как приезжал. Я был еще маленький. Знаю, что он выпивал и давно умер. Тоже трагическая судьба — их было два брата. Один погиб, другой спился... Я тут слушал проповедь в храме. Протоирей говорил — мы вспоминаем лишь тех родственников, которыми можем гордиться. А по Богу — это неправильно. Надо вспоминать всех!

Андрей Мох (четвёртый слева в верхнем ряду).
Фото Личный архив

ЦСКА

— Что за темная история предшествовала вашему переезду из Адлера в Москву?

— Лет в 14 связался с дурной компанией. Конечно, все было не так ужасно, как в 90-е, когда многие в этом возрасте уже могли подсесть на наркотики. Но мы и покуривали, и выпивали. Среди этих ребят был вратарь нашей команды. Как-то он пропустил нелепый гол, я напихал. Ну, поорали друг на друга, потолкались. Думал, конфликт исчерпан.

— Но?

— Он пожаловался дворовым пацанам. Те на три года старше, на голову выше. После школы отловили, отбуцкали. Один особенно усердствовал, пару раз хорошенько приложился кулаком. Когда в слезах, с разбитой физиономией приплелся домой, мама чуть в обморок не упала: «Кто тебя так? А ну рассказывай!»

— Рассказали?

— Да. Она написала заявление в милицию. Дальше разбирательство, суд, парню дали два года условно. Его дружки начали меня стращать. Стало ясно — добром это не кончится, из Адлера надо валить. Чем быстрее, тем лучше.

— Какие были варианты?

— В детстве я бредил карьерой военного, хотел в суворовское училище поступать. Обожал фильмы про разведчиков — «Семнадцать мгновений весны», «Майор Вихрь», «Мертвый сезон»... Но и футбол очень любил. Не знаю, как бы сложилась судьба, если бы не мама. Она работала на базе профсоюзов, туда постоянно приезжали команды на сборы. Так и договорилась о моем просмотре в ЦСКА.

— Как прошло?

— После первой же тренировки Сергей Шапошников произнес: «Нормальный парень. Голова футбольная, а «физику» подтянем». Вот так в августе 1980-го я попал в армейский интернат. Поселился в пансионате на Песчаной. С 1982-го начал за дубль играть. Через год едва не укатил в Хабаровск.

— Там что?

— Леонид Назаренко, наш тренер, принимает СКА. Меня тянет за собой: «Будешь в составе, «Волгу» дадим. А в Москве что просиживать в дубле?»

— «Волга» — это аргумент.

— Тогда каждый футболист бредил «Волгой». Квартира не нужна — дайте автомобиль! А ЦСКА Юрий Морозов возглавил. В Кудепсте двусторонка — дубль против основы. Я отвечал персонально за Колядко. Игру выдал сумасшедшую! Наутро пошел к Юрию Андреевичу: «Хочу уйти. Отпустите в Хабаровск».

— Морозов и чернильницей мог швырнуть.

— Вскочил: «Ах вы, рвачи молодые! Только о деньгах думаете! В Хабаровск захотел? Вон!» Не помню, как я выбежал оттуда, как закрыл дверь, как вернулся в свой номер. Вскоре построение. Дублем занимается Сергей Ольшанский. Говорит: «В основу переводятся Мох, Афанасьев и Гречнев. Живо на верхнее поле, вас ждут». Я такой: «Да-а...»

— Лучше и не скажешь.

— Вот не отыграй я мощно накануне — что было бы? Или ответь мне Морозов: «Езжай»? Он-то знать не знал, кто я. Нас таких в дубле 15 человек.

— Да и «Волгу» вы вряд ли получили бы в Хабаровске.

— Это точно. Скорее всего, сгинул бы там. Потом еще история: в Москве все команды от министерства обороны курирует Шапошников. Я играю за ЦСКА-2, Сергей Иосифович решает меня куда-то пристроить. Чтобы во второй лиге не зачах. От ростовского СКА я сам отказался.

— Почему?

— Ростов-папа, команда с алкогольными традициями... Ну на фиг, думаю. «Карпаты» — другое дело. Накануне здорово отыграл в двусторонке против основного состава — и во Львов. Первый матч с «Факелом». Побеждаем в Воронеже 3:1, я гол забиваю. Морозову докладывают: «Мох-то как отличился...» Юрий Андреевич в ответ: «Ай, так и знал!»

— Приятно было?

— Очень. Значит, я не конченый человек для футбола! О чем-то Морозов сожалел. У него ничего личного — смотрел как профессионал. Завершили сезон мы с «Карпатами» месте на четвертом. Дважды Шапошников приезжал во Львов — в одном матче я забил, в другом обыграли «Даугаву», лидера, 2:1. Я две голевые отдал.

— Шапошников оценил?

— Сказал: «Вернешься в Москву». А ЦСКА вылетал. Естественно, Морозов на выход. Команду принимает Сергей Иосифович — и тут же возвращает меня.

Валентин Бубукин.
Фото Александр Федоров, «СЭ»

Бубукин

В ЦСКА жизнь свела вас с Валентином Бубукиным, первым юмористом нашего футбола.

— О-о-о, Валентин Борисович! Более позитивного человека я не встречал. Главным он бы вряд ли мог работать, а второй тренер — идеальный. Если Морозова в команде побаивались, то Бубукина, наоборот, обожали. Добродушный, все с шутками-прибаутками. На вопрос: «Как дела?» — обычно отвечал: «Как у арбуза. Живот растет, а кончик сохнет». В другой раз после выходного поинтересовался у Юры Шишкина: «Что нового в пансионате? Пружинка-то была?» На секс намекая — там же кровати с панцирными сетками.

— «Пружинки», надо думать, случались регулярно?

— Да уж. Чтобы не вдаваться в подробности, проиллюстрирую короткой историей. В манеже закончилась тренировка, поехали обратно на Песчаную. У метро «Сокол» заметили девчонок. Подошли, разговорились. В какой-то момент предложили: «Может, посидим где-нибудь?» — «Давайте. А где?» — «Да у нас, в пансике». В ту же секунду они не просто изменились в лице — отшатнулись: «Не-е-ет, туда точно не пойдем. Наслышаны о вашем пансике». Вот такая о нем по району гуляла слава.

— Занятно.

— Одна из наших любимых точек в те годы — кафе «Молодежное» на улице Горького. Злачное место. А в 1984-м я получил приглашение в юношескую сборную, которая готовилась к чемпионату Европы. Тренер — Сергей Мосягин. Морозов меня порекомендовал. Вызвали в Новогорск на контрольный матч с «Торпедо». Там был опытный нападающий — Кобзев. Поручили его опекать.

— Справились?

— Да. Потом Валера Новиков передал мне разговор Морозова и Мосягина. «Как Мох»? — «Кобзева сожрал!» Так я попал в заявку на Евро. Заскочил в последний вагон — до старта оставалось всего-ничего. Но в ФРГ, куда сборная улетала через пару дней, меня не взяли.

— Почему?

— Не успели визу оформить. Тем временем ЦСКА возвращается с выездного матча. Самолет приземляется на военном аэродроме в Чкаловском. Морозова встречает «Волга», а команда с Бубукиным едет на базу. Что было дальше, рассказываю со слов ребят. В 23.30 автобус катит по улице Горького, Валентин Борисович смотрит в окно и видит, как я выхожу из того самого кафе. Провожая изумленным взглядом, громко произносит: «Мы думали, Мох в ФРГ за сборную играет, а он по ночной Москве разгуливает». Не знал, что я без визы.

— Сообщил о ваших похождениях Морозову?

— В том-то и дело, что нет! Не заложил! Эпизод, который говорит о человеческих качествах Бубукина. Кстати, благодаря ему я однажды тысячу рублей выиграл — еще тех, советских!

— Каким образом?

— Был у него любимый фокус. В ЦСКА предлагал кому-нибудь из новичков: «Я встаю в раму, а ты с линии вратарской наносишь 20 ударов подряд. Быстро-быстро! Спорим, что все 20 не забьешь?» Ребята соглашались — и неизменно проигрывали.

— В чем секрет?

— Сейчас дойдем. Уже в «Динамо» я рассказал об этой истории Кирьякову, он не поверил. Поспорили. Говорю Харину: «Твоя задача — после каждого удара молниеносно ставить мяч на линию». Сам натягиваю перчатки, иду в ворота. Серега легко забивает, я даже дернуться не успеваю. Кладет и кладет. Димка смеется: «Моня, ты вляпался». Но на девятом ударе тупо прыгаю в угол, угадываю и отбиваю.

— Браво!

— Кирьяков чертыхается, команда ржет. Появляется Семен Альтман, главный тренер. Харин объясняет: «Киря решил с Моней поспорить...» — «На что?» — «На тысячу». Семен Иосифович качает головой: «Один дурак, второй подлец».

— Кирьяков-то деньги отдал?

— Да. Фишка в чем? Если бить с паузой — понятно, у вратаря шансов нет. А тут между ударами максимум две секунды. Ты еще и подгоняешь: «Давай-давай!» При таком раскладе вероятность промаха возрастает. Но с Добровольским я бы связываться не рискнул. Кирьяков же не настолько техничный.

1984 год. Полуфинал юношеского ЧЕ СССР — Ирландия — 2:1. Сосо Чедия, Игорь Кутепов, Гела Кеташвили, Вальдас Иванаускас, Андрей Мох, Дмитрий Кузнецов, Сергей Колотовкин, Роландас Бубляускас (справа налево).
Фото Личный архив

Переростки

— С юношеской сборной СССР в 1984-м вы заняли второе место на Евро, а через год — четвертое на чемпионате мира. Самая яркая фигура в той команде?

— Иванаускас по прозвищу Ваня. Татарчук. Ну и Кеташвили, который из нашего состава раньше всех дебютировал в высшей лиге. Он вообще за две сборные играл — 1964-го и 1965 года рождения. Хотя сам, как говорят, 1963-го, ха-ха!

— Переростков в советском футболе хватало.

— Особенно на Украине и на Кавказе. Там любую метрику могли выправить. Я в нашей сборной был одним из самых молодых. А 80 процентов — «переделанные». Кому-то год срезали, кому-то полтора. Разве что в Кужлеве из «Спартака» и Савченко из «Нистру» сомнений нет. За остальных не поручусь. Начиная с того же Иванаускаса и заканчивая вратарем Кутеповым.

— Вы-то чистый?

— Напишите так — собеседник улыбнулся и промолчал. Лучше расскажу вам историю, о которой никто из журналистов не знает. 1985-й, завершается сбор в Чехословакии. Мосягин говорит: «Ребятки, до чемпионата мира месяц. Забываем о развлечениях, девушках, выпивке. Думаем исключительно о футболе!» Типично советское наставление. В тот же вечер с Художиловым выходим из отеля — две чешки стоят, на нас поглядывают.

— Симпатичные?

— Вполне. Еще и по-русски понимают. Мы к ним, ля-ля-тополя. Дальше прогулка по парку, держась за руки. Такой легкий флирт... Возможно, им бы не ограничилось, но в гостиницу провести девчонок не удалось. Портье не пустил.

— Какая досада.

— Тогда в Чехословакии, как и в Союзе, с этим было строго. Пока бродили, не заметили, как наступило десять вечера. А в девять нужно быть в номере. Вся команда жила на третьем этаже, только Колотовкин на втором. Ассистент Мосягина прошелся по комнатам — нас нет. К Сереге почему-то не заглянул. Мы, вернувшись, узнали об этом и предупредили: «Если что — сидели у тебя».

— Прокатило?

— Наутро перед вылетом собрание. Мосягин: «Мох, где ты был вчера в 21.00?» — «У Колотовкина. Он подтвердит». Серега кивает: «Да-да...» Мосягин, не дослушав: «А должен был в своем номере находиться! Все, отчислен!»

— А Художилов?

— Про него ни слова. Он-то, в отличие от меня, в сборной считался основным. Наверное, Мосягин хотел подстегнуть команду, показать на моем примере, что надо соблюдать дисциплину. Но ребята во главе с Чедия, капитаном, меня отбили.

— Как?

— От Праги до Москвы — три часа. Весь полет они уговаривали Мосягина меня не выгонять. Ближе к посадке тот смягчился. Вот так по глупости я чуть не пролетел мимо чемпионата мира.

— Самый веселый в той сборной?

— Кеташвили. Настоящий грузин — азартный, непосредственный. Над ним вечно подшучивали. Как-то в Новогорске, толком не размявшись, выбегает на поле, бьет по воротам. Вдруг кто-то говорит: «Сильнее можешь?» Гела хватает мяч, бум — вколачивает. Его снова подзуживают: «А еще сильнее?» Он разбегается, со всей дури бу-бух — и через секунду корчится от боли. Надрыв задней поверхности бедра. Смех и грех.

— Вы Савченко упомянули. Он же самоубийством покончил?

Да. Странноватый парень. Уже в юности были проблемы с головой. Есть люди, которые напиваются — и в них просыпается агрессия. А Савченко даже трезвым клинило. Ни с того ни с сего начинал быковать. В команде его сторонились. И в сборной, и в ЦСКА, когда из «Нистру» призвали. Доигрывал он в Молдавии, потом на ставки подсел. По слухам, это и повлияло, что в 43 покончил жизнь самоубийством.

Казарма

— За что вас Морозов в спортроту сослал?

— Я небольшую травму получил. В разгар тренировки Юрий Андреевич крикнул: «Мох! Почему вперед не бежишь?» Я ответил: «Нога болит». Он аж раздулся от злости, заорал: «Все, в сапоги!» Тогда на Морозова обижался, а теперь понимаю — на его месте так же бы поступил. Нечего молодому борзеть.

— Как в казарме жилось?

— Нормально. Никто меня не трогал. В шесть утра подъем — и я сразу уходил на Песчанку. Там целый день болтался. Тренировка, обед, к вечеру возвращался в казарму. В этой же роте служил сын Евгения Моргунова. Папа по блату пристроил — тот вообще не спортсмен.

— Кто еще из футболистов через казарму прошел?

— Шмаров и Иванаускас. Валера в том сезоне в первой лиге лучшим бомбардиром стал. Но не пожелал подписываться на лейтенанта, решил в родной «Факел» вернуться, вот и стеганули. Ваня тоже домой рвался. В «Жальгирисе» его уже ждали, пообещали квартиру, машину, хорошую зарплату. Морозов узнал — и напоследок отомстил. Месяца полтора в ожидании дембеля Иванаускас в кирзовых сапогах и шинели открывал ворота на КПП.

— А вы сколько в спортроте торчали?

— Неделю. Отыграл в Баку за дубль, потом всю ночь в гостинице с Гречневым в картишки дулись. Утром построение. Внезапно объявляют: «Мох и Гречнев — под основу».

— В запас?

— Да. Основной состав в день матча прилетел, двух футболистов не хватало. В середине второго тайма даже на замену вышел. Картины не испортил, и Юрий Андреевич амнистировал.

— Вы сказали: «Мне стыдно перед тренерами». Речь о Морозове?

— В том числе. Я и огрызался, и во время дружеских посиделок плохо о нем отзывался. Мол, такой-сякой, постоянно орет, в футболе ни хрена не понимает. Хотя от Морозова всегда получал по заслугам. Я косячил — он наказывал. Ну и какие вопросы?

— Действительно.

— При этом работать с ним было очень тяжело. Всё через крик. Дядька не просто суровый — авторитарный. На чем и в «Зените» погорел, и в ЦСКА. Зато Садырин, которого брали вместо Морозова, вожжи маленько отпускал, и обе команды, собранные Юрием Андреевичем, приводил к чемпионству. А еще мне стыдно перед Шапошниковым. Я же был один из инициаторов сдачи игры «Гурии» в 1988-м.

— О, знаменитая история.

— Я невоцерковленный, но в храм периодически захожу. Ставлю свечки за упокой не только родных и друзей, но и Сергея Иосифовича. Вспоминаю его добрым словом, благодарю. Именно он взял меня в ЦСКА пацаненком, затем из «Карпат» вытащил. Все не было случая публично перед ним извиниться, так сделаю это сейчас через «СЭ».

Фото Личный архив

Решалы

— Теперь о «Гурии».

— Ей для выхода в высшую лигу нужна была победа. А у нас после поражения от «Ростсельмаша» шансов не осталось. Грузины зашли с двух сторон — через меня и Масалитина. Предложили сумасшедшие бабки — по пять тысяч рублей. Каждому!

— Новые «Жигули» тогда стоили около восьми.

— Да! На квартире у Масалитина собралась основная обойма. В этой ситуации многое зависело от Валеры Глушакова, нашего капитана. В свое время Морозов не по делу обвинил его в сдаче. Просто начал избавляться от ветеранов и искал повод, чтобы Валеру убрать. Тот перешел в ростовский СКА, откуда в 1988-м его вернул как раз Шапошников.

— Что на сходке сказал Глушаков?

— Он был не за, но и не против. Остальные рассуждали в том же ключе. В конце концов решили — соглашаемся! Не знали трое.

— Разве? Процитируем Дмитрия Кузнецова: «Грузины привезли бабки на команду — а наши товарищи раздали всем, кроме меня и Корнеева. Когда делили, кто-то брякнул: «Этим не надо, не возьмут».

— Еще Галямин не знал. Он у нас был комсоргом, кандидатом в члены КПСС. Про Кузнецова тоже сказали — парень принципиальный, мараться не станет. А Корнеев — богемный. Тусовался с артистами, музыкантами. Опасались, что кому-то из них сболтнет. Перед матчем шепнули человечку из «Гурии»: «Не в курсе второй номер, пятый и седьмой». Меня Шапошников в старте не выпустил. Но на 20-й минуте сломался Колотовкин, и я вышел на замену.

— ЦСКА к тому моменту уже повел?

— Да, а к перерыву Корнеев сделал хет-трик! «Гурия» один еле-еле запихнула. Наша защита расступалась, вратарь отбивал перед собой, мяч метался по штрафной, но грузины даже попасть по нему не могли. Накануне всю ночь в гостинице куролесили.

— Были уверены, что победа в кармане.

— Ну да. По дороге на второй тайм тихонько переговариваемся между собой — эти никакие, не позориться же нам и в свои забивать. Значит, все отменяется. Масалитин еще два им воткнул, убегая, как от стоячих.

— Подходим к самому интересному. Звучит финальный свисток — и?

— По лестнице спускаемся к раздевалке, грузины голосят: «Эй, что за дела?! А бабки?!» Кузнецов, зацепив краем уха последнее слово, со смехом отвечает: «Так дали бы — и все было бы в порядке». А в 1992-м, играя с ним, Корнеевым и Галяминым за «Эспаньол», вспомнили тот матч, и я рассказал, что ему предшествовало.

— Как отреагировали?

— Очень спокойно. Думаю, они уже всё знали. Ну а я счастлив, что ЦСКА выиграл, и мы ни копейки не получили. Не замарались.

— «Гурии» деньги вернули?

— Разумеется. Собрали с пацанов и отвезли. Я из этих пяти тысяч 25 рублей успел в ресторане потратить. Возвращая, честно сказал: «Четвертного не хватает. Денег сейчас нет». В ответ услышал: «Донесешь». Когда получил зарплату, подъехал к гостинице «Националь», где обычно эти мужики останавливались, и отдал.

— Что за мужики?

— Грузины. К «Гурии» отношения не имели. В то время их называли околофутбольные жучки. Теперь я бы сформулировал иначе — решалы. У меня с ними связано еще три истории. Две в «Карпатах», одна в «Динамо».

— Не терпится выведать подробности.

— Познакомились мы в 1987-м в Орджоникидзе, когда в конце сезона «Карпаты» приехали на игру с местным «Спартаком». Зашли они через нашего капитана, попросили всю команду собрать.

— Включая тренера?

— Нет-нет, только футболистов. Говорят: «Завтра в случае победы получите от нас по сто рублей». Кто-то спрашивает: «С чего бы?» — «Орджоникидзе должен вылететь!» — «Смеетесь? Команда на 11-м месте». Тогда один из решал достает газету с турнирной таблицей, начинает объяснять: «Мы уже договорились, что в ближайших турах они не выиграют. А их конкуренты возьмут очки. Потом эти отдают здесь, те сливают там... Короче, все «Спартак» вылетает!»

Андрей Мох (второй слева в верхнем ряду).
Фото Личный архив

Тбилиси

— Это подпольный тотализатор?

— Нет. Его в те годы не существовало. Но в Грузии, Узбекистане, других республиках были колхозы-миллионеры. Где денег на футбол не жалели. А решалы зарабатывали так. Кому-то нужно помочь выйти в высшую лигу, кому-то — удержаться в первой. Допустим, выделяется на это 20 тысяч рублей. Пятерку кладут в карман в качестве комиссионных, остальное раздают соперникам и судьям.

— Вот и вся схема?

— Ага. Эти живчики постоянно крутились возле клубов. Второй раз мы пересеклись во Львове в последнем туре. «Карпатам» уже ничего не надо, а батумское «Динамо» на грани вылета. Нам занесли, чтобы проиграли. Но в городе кто-то прознал, поднялась буза, нас даже вызвали в Следственный комитет. В итоге деньги вернули и победили 4:2. При смешных обстоятельствах.

— Это как?

— В концовке при счете 3:2 выяснилось, что главный конкурент «Динамо» — кутаисское «Торпедо» — проиграло в Одессе и вылетело во вторую лигу. Батумцы поняли, что спаслись, и кинулись обниматься, поздравлять друг друга. А свистка-то нет. И защитник Гамалий, на которого уже никто не обращал внимания, с центра поля спокойно дошел с мячом до чужих ворот, забил четвертый.

— Когда вы в «Динамо» играли, решалы снова о себе напомнили?

— Да, в 1989-м в Тбилиси за день до матча явились в гостиницу: «Надо слить. Кроме тебя нужен Добрик, Колыван и...»

— Вратарь?

— Нет. Основным был Харин, а он этих деятелей когда-то отшил. Так что к нему подходить не имело смысла. Я не помню, кого еще хотели прихватить. Возможно, только меня, Добровольского и Колыванова. А я в команде всего пару месяцев, сыграл матчей пять или шесть. Ну какая сдача?!

— Кто тогда тренировал «Динамо»?

— Анатолий Бышовец. Я сразу к нему, выложил все как на духу. Он покивал: «Ты молодец, что мне рассказал».

— Как сыграли?

— К перерыву горели 0:1, причем я и ошибся — не дотянулся до мяча. Первая мысль: «Мне кабздец! Бышовец точно что-то заподозрит». Но во втором тайме ни одного единоборства не проиграл — ни вверху, ни внизу. А Добрик два положил. Второй — с пенальти, на 85-й. В эти секунды меня так переполняли эмоции, что на весь стадион заорал. Так 2:1 и закончили.

— С Добровольским и Колывановым обсуждали ситуацию до игры?

— Нет. Только с Бышовцем. Думаю, он вызвал их, прощупал почву. Ну и сказал что-то вроде: «У меня есть информация — вам могут занести. Не наделайте глупостей».

— А с решалами как разруливали?

— Если в ЦСКА перед матчем с «Гурией» деньги уже были у нас, то здесь до этого не дошло. К тому же я ничего не обещал. Ответил уклончиво — дескать, узнаю, что да как. Потом развел руками — не получается. Слился.

Вася

— Вы говорили, что в 1985-м, когда ЦСКА в переходном турнире играл, «Даугава» отдала оба матча «Нефтчи».

— Это не секрет. Рига в высшую лигу не рвалась, в Баку же были готовы на все, лишь бы там остаться. Вопрос быстренько порешали. А мы с «Черноморцем» бились за второе место — и уступили. Перед турниром Морозов в первый и последний раз предложил воспользоваться фармакологией. Многие футболисты отказались.

— А вы?

— Мы с Татарчуком согласились. Что-то нам вкололи. Врач произнес одно-единственное слово: «Подсадка». На правом боку образовался небольшой бугорок. Помню, стоим с Вовкой в душевой, разглядываем эти шишечки. Спрашиваю: «Ну как?» — «Нормально. Рассасывается».

— Долго?

— Через две недели никаких следов. Но эффекта не почувствовали. Ни на скорость, ни на выносливость не повлияло. Бежали как обычно. Говорят, подсадка работает вдолгую, поддерживает функциональное состояние. Сезон ведь уже заканчивался, а тут дополнительная нагрузка — шесть матчей за 18 дней. Вот Юрий Андреевич и перестраховался.

— Что за препарат-то?

— Понятия не имею. В 20 лет не задаешь лишних вопросов и не думаешь о последствиях. Главное — результат. Да я бы тогда ради попадания в высшую лигу согласился бы на что угодно! Сказали бы, что нужно пальцем пожертвовать — ответил бы: «Пожалуйста, забирайте!» Меня в этом плане Вася Кульков удивил.

— Где? Когда?

— В «Спартаке». Лето 1991-го, Днепропетровск, прогуливаемся накануне матча по набережной. У Васи уже на руках контракт с «Бенфикой», со дня на день подпишет и уедет. А он лидер обороны. Говорю: «Может, останешься до конца сезона?» Вася пожимает плечами: «Нет, такой шанс нельзя упускать. Надо бабки зарабатывать, семью кормить. А здесь что? Ну повешу на шею еще одну медальку...» Я прям расстроился.

— Из-за его отъезда?

— Из-за слов про медальку. Васю вообще не понял. Я в тот момент был одержим чемпионством — как и вся команда. И вдруг такое равнодушие. Хотя в чем-то Кулькова можно понять — он со «Спартаком» уже выигрывал золото.

Фото Личный архив

Одесса

— Как вы из ЦСКА уходили?

— Долгая история. Заканчивается 1988-й. Настроение паршивое. В высшую лигу не вернулись, Шапошникова уволили, кто вместо него — непонятно. Обещали «Волгу» дать — продинамили. Тут звонок: «В «Черноморец» к Прокопенко хочешь?» Думаю — почему нет? Прилетаю в Одессу. Селят с Жорой Кондратьевым, которого из Минска убрали, и пареньком из первой лиги.

— В трехместном номере?

— Да. Тренировок пока нет — начинаем квасить. Какие-то девки появляются... Четко помню — гостиничный ресторан, стол, заставленный бутылками. Несколько раз порываемся уйти, а те уговаривают: «Ну куда вы, мальчики? Давайте еще посидим». Подливают. Потом поняли, для чего нас удерживали.

— Для чего же?

— Подходим наконец к номеру — дверь выбита. Ни сумок, ни вещей. У меня умыкнули новый адидасовский костюм, купленный за 200 рублей, джинсы, куртку. Уверен, девицы были с ворами заодно.

— Неплохое начало.

— Дальше знакомлюсь с Прокопенко. Говорит: «Поплыли с нами в Геную». — «А как? Я же офицер». — «Оформим тебе паспорт моряка». За сутки сделали. Мы с Жорой закупились водкой — и на корабль.

— Сколько взяли?

— Два баула!

— На продажу?

— Зачем? На команду. Представьте: круизный лайнер, из 400 человек обслуживающего персонала больше половины — женщины. И 20 красавцев из «Черноморца». Закрутил роман с девчонкой, которая негласно считалась невестой капитана.

— Не боялись, что за борт сбросит?

— Поглядывал недобро, но до конфликтов не доходило. Все-таки «Черноморец» — команда пароходства, футболистов там уважали. Если по дороге в Геную мы не просыхали, то на обратном пути Прокопенко уже в ежовых рукавицах держал, гонял по палубе будь здоров. Правда, Саша Спицын успел отличиться. В порту перед отплытием наткнулись на советских моряков, они какие-то коробки в трюмы грузили. Говорим: «Нам бы винца с собой. Денег нет. Давайте вам вымпелочки подарим, значки».

— Стоп. А где же деньги?

— Потратили на аппаратуру и шмотки. Моряки ответили: «Сейчас вино в пакетах принесем». Нас четверо. Пока ждали, увидели, что в коробках бутылки. Я одну вытащил, сунул Сашке: «Беги». Потом к нему в каюту заходим — лежит позеленевший, постанывает: «Худо мне...»

— Что такое?

— На бутыль указывает: «Не пошло». Кто-то из ребят наливает, делает глоточек, причмокивает: «О, кисленькое. Наверное, молодое». Наполняет стакан до краев — хлобысь! Через несколько секунд бледнеет и оседает на пол. Я в этикетку всматриваюсь — елки-палки, яблочный уксус!

«Губа»

— У вас одна история лучше другой.

Я уехал в «Черноморец», никого не предупредив. Тем временем Садырин принимает ЦСКА. Спрашивает: «А где Мох?» — «Да вроде у Касьяна лечится». Но вскоре в клуб докладывают по армейской линии: «Ваш офицер с «Черноморцем» плавает». Заходим в одесский порт, меня встречает патруль — и в Москву.

— В наручниках?

— Нет. Но за самовольное оставление части — до трех лет тюрьмы. В Лефортово на «губе» неделю просидел.

— Сколько человек было в камере?

— Шесть. Не спортсмены, обычные вояки. Утром и вечером 45 минут маршировали по плацу. А мне дырявые сапоги выдали. Ноги все время мокрые, холодно, сыро. Чудом не заболел. Когда освободили, пришел к Садырину, повинился.

— А он?

— Отправил в ЦСКА-2. Сразу после нас в том же манеже тренировалось «Динамо». Заканчиваем двусторонку, вижу — на бровке Бышовец. Подключаюсь к атаке, забиваю на его глазах и думаю: «Вот бы в «Динамо» попасть...»

— Сбылось.

— Через два дня! Подошел Альтман, его помощник: «Хочешь к нам?» — «Конечно!» — «Зайди к Садырину. Он не против, мы с ним уже переговорили». Тот действительно не препятствовал. Выхожу из кабинета и сталкиваюсь с замполитом. «Ты куда?» — «В «Динамо». Павел Федорович отпустил». — «Что-о-о?!» С криком распахивает дверь. Проходит минута — возвращается как побитая собака: «Ладно, вали».

— Правильно сделали, что ушли из ЦСКА?

— Да, это был шаг вперед. В «Динамо» быстро закрепился в стартовом составе, Бышовец мне доверял. В 1990-м, уже возглавив сборную СССР, взял в американское турне. Потом «Спартак», «Эспаньол»... О чем жалеть-то?

— Вы так и не стали чемпионом.

— Бронза с «Динамо» и серебро со «Спартаком» — тоже неплохой результат. Да и в целом на карьеру грех жаловаться.

Защитник «Динамо» Андрей Мох (справа) против нападающего «Днепра» Владимира Лютого.
Фото Личный архив

Собрание

— Почему Бышовца возненавидели почти все, кто с ним соприкасался?

— Я — не все. К Анатолию Федоровичу отношусь с уважением. С ним сложно, но интересно. Он обладал удивительным качеством — пробивал футболистам такие условия, о которых другие тренеры даже подумать не могли. Но и себя не обижал.

— Это понятно.

— Тот же Морозов прямой, как стрела. Матом мог обложить, в казарму отправить. Бышовец не такой. С хитринкой, витиеватыми формулировками. Многих это раздражало. Плюс апломб. С игровых времен считал себя суперзвездой. Ну и подавал соответствующе. Когда летом 1990-го он ушел в сборную, «Динамо» принял Альтман. Ему я тоже благодарен. Классный тренер, при нем показывали хорошую игру, в команде была потрясающая атмосфера.

— Теперь ясно, почему футболисты за него бились, когда в «Динамо» решили назначить Бескова. Но чем же Альтман не устраивал руководство во главе с Толстых?

— Тем, что был не просто чужаком — человеком Бышовца.

— А с Бышовцем Толстых не ладил?

— Да. В «Динамо» Анатолий Федорович замыкал все на себе. У него имя, авторитет. Николая Александровича близко не подпускал. А тот хотел большего влияния. Не готов был довольствоваться скромной ролью человека, который лишь обеспечивает футболистов квартирами да машинами. На этой почве и столкнулись.

— Вы присутствовали на собрании, где команда выступила против Бескова?

— Разумеется. Толстых понимал: если «Динамо» впервые за три года попадет в призеры, Альтмана уже не уберешь. Поэтому решение было принято за четыре тура до финиша, перед игрой с «Памиром». Толстых привез Бескова в Новогорск, собрал футболистов: «Вот ваш новый тренер». Первым поднялся Добровольский: «Нет! Мы не согласны!» Я поддержал: «Как можно сейчас Семена Иосифовича увольнять? Дайте хоть сезон доработать. Он заслужил».

— Реакция Толстых?

— Обомлел: «Вы что себе позволяете?!» Остальные игроки молчали.

— А Бесков?

— Тоже.

— Чернышов рассказывал, что под конец собрания один из игроков кивнул в сторону Бескова: «Если он остается, команда уезжает с базы». Толстых и глазом не моргнул: «Остается!» — «Тогда мы собираем вещи». Эти слова произнес Добровольский?

— Да. Тут уже все ребята вскочили, схватили сумки и разъехались по домам. Альтману успели шепнуть: «Завтра будем на стадионе за два часа до игры». По-другому отстоять его мы не могли. Вопрос-то был не в Бескове. А в том, что с нашим тренером поступают несправедливо. Это и возмутило. Но поднял бучу именно Добрик. Он всегда резал правду-матку, никого не боялся.

— Что было на следующий день?

— Приезжаем на «Динамо», заходим в раздевалку. Альтман сидит бледный. Называет состав. Настрой у всех запредельный — надо побеждать. А соперник не подарок. Но повезло. «Памир» к тому моменту решил свои задачи в чемпионате и мог расслабиться. Когда такие команды прилетали в Москву, у них на первом плане был уже не футбол.

— А что?

— Шмотки, девочки, шампанское. Но силы-то не безграничны. Тайм «Памир» поупирался — и сдулся. 2:1 выиграли. А бронзу вырвали в Волгограде в последнем туре. Картина из победной раздевалки до сих пор перед глазами: все счастливые, обнимаются... Один Толстых стоит смурной, как туча. Понимая, что терпеть Альтмана придется еще минимум несколько месяцев.

Валерий Газзаев.
Фото Александр Федоров, «СЭ»

Газзаев

— В апреле 1991-го его все-таки убрали.

— Да, мы плохо стартовали, и «Динамо» возглавил Валерий Газзаев. Второй матч под его руководством — дома, с Минском. Ставит меня персонально с Величко, здоровенным таким нападающим. И вот два эпизода. Сначала он оттесняет меня корпусом, прокидывает мяч Чернышову между ног, входит в штрафную и забивает. Потом подключаюсь, навес, метров с шести бью головой в дальний. Вратарь не дотягивается. Даже успеваю подумать: «Гол!»

— Не случилось?

— Мимо. В перерыве захожу в раздевалку — Газзаев в крик: «Мох, ты что устроил?! Вон отсюда! Чтобы завтра же тебя в команде не было!» Орал так, что стены дрожали, перепуганный Кирьяков вжался в кресло...

— А вы?

— Тоже прибалдел. Отвечать не стал. Молча взял полотенце — и в душ. Сутки находился в прострации. А когда приехал на базу за вещами, встретил уборщицу. У нас были хорошие отношения. Отвела в сторонку — и шепотом: «Андрюша, я слышала, как несколько дней назад Газзаев говорил кому-то по телефону: «Да-да, с Мохом решено». И в голове все прояснилось!

— ???

— Руководители клуба дали ему указание: избавиться от меня при первой же возможности. Из-за эпопеи с неназначением Бескова.

— На Толстых намекаете?

— В первую очередь на заместителей Сысоева, председателя ЦС «Динамо». При всем уважении к Николаю Александровичу, он же Бескова не по собственной инициативе в Новогорск привез.

— Вам виднее.

— Поверьте, последнее слово в таких вопросах было за главой ЦС и его окружением. Сам Сысоев, скорее всего, меня и не знал. Ну кто для него Мох? А вот замы ту историю не простили.

— Толстых-то вам что сказал?

— Дословно: «Андрей, для меня все это полная неожиданность. Я тебе уже двухкомнатную квартиру подобрал, завтра хотел показывать...» Может, лукавил. А может, действительно ни при чем. В любом случае зла на него не держу. Как и на Газзаева.

— Да ладно!

— Конечно, он бы мог по-тихому меня убрать, не разыгрывая спектакля. Или честно сказать после назначения: «Через две недели тебя в «Динамо» не будет. Решение не мое — руководства. Ищи команду». Но в тот момент Газзаев только начинал тренерскую карьеру. Наверное, не хватило опыта. Кстати!

— Что?

— Был у меня товарищ — депутат Госдумы. В 2017-м, устраивая банкет на триста человек в гостинице «Украина», спросил: «Ты где будешь сидеть? А то с Газзаевым, как я слышал, не в ладах...» Говорю: «Да ну, ерунда. Ничего личного». В ответ: «Посажу-ка тебя рядом с Журовой и Немовым. Возле сцены». — «А Газзаева?» — «В углу». Ха-ха!

Кобелев

— «Динамо» вам что-то выплатило при уходе?

— Сумму, эквивалентную тысяче долларов. Тогда уже появились контракты, мой был рассчитан на два года. Отсюда и неустойка. Дальше посыпались звонки — из «Днепра», киевского «Динамо», «Торпедо». Но я нацелился на Финляндию.

— Почему?

— Пообещали фантастические условия — 25 тысяч долларов в год! Для понимания: в 1991-м двушка в Крылатском стоила семь тысяч. А «Спартак» защитника искал. Звонит Жиляев, начальник команды: «Давай к нам». — «Да меня финны приглашают...» — «Потренируйся недельку в Тарасовке. Потом уедешь».

— Согласились?

— Да. С Финляндией в итоге не сложилось, и я подписал контракт со «Спартаком». Это был первый в стране клуб, где премиальные платили в валюте. Обыгрываешь команду из нижней половины таблицы — 300 долларов. Побеждаешь топов или в еврокубках — 500.

— С Газзаевым вы во втором круге поквитались — разорвали его «Динамо» 7:1!

— Из этого матча мне больше всего запомнилось удаление Кобелева. В центре поля пошли в жесткий стык, он сфолил. Судья подбежал, хотел ему желтую показать. А Кобелев отмахнулся, попал мне по лицу.

— Желтая превратилась в красную?

— Естественно. Я крикнул: «Коба, ты чего?» Эмоции... Счет был уже 6:1, да еще я так некстати подвернулся. Через несколько минут Романцев заменил. В раздевалке объяснил: «Видел, что динамовцы после удаления начали за тобой гоняться, вот и убрал от греха».

— Мудро.

— С Кобелевым мы приятельствовали, иногда ночевал у него. А «Спартак» в тот год бился за чемпионство с ЦСКА, который в предпоследнем туре играл как раз с «Динамо». С Черчесовым перед этим матчем заехали к Андрею домой. Решили простимулировать.

— Персонально Кобелева?

— Все «Динамо»! Хорошие деньги предлагали!

— Сколько?

— Спартаковские руководители к этому отношения не имели, скидывались ребята. Те, кто стабильно выходил в основе, — по 500 долларов. Запасные — по 250. Но динамовцы не взяли.

— Почему?

— Думайте сами.

— ЦСКА дал больше?

— (После паузы.) ...Ну а каким еще может быть ответ? Слухи до меня долетали... Но развивать тему не хочу. Даже если речь о событиях 35-летней давности, за свои слова надо отвечать.

— Мы помним, что армейцы выиграли 1:0.

— Тот ЦСКА был настолько силен, что победил бы кого угодно. Но когда на кону золотые медали, люди могут подстраховаться. Все, давайте о другом.

Олег Романцев и Николай Старостин.
Фото Александр Федоров, «СЭ»

Старостин

— Кто в «Спартаке» был вашим соседом по комнате?

— Черенков. В октябре перед матчем в Ташкенте спрашиваю: «Федя, как сегодня сыграем?» — «Наверное, вничью». — «Ты что, нам победа нужна!» А он тихим голосом: «Ничья — тоже нормально».

— Угадал?

— Нет. «Пахтакор» судью прихватил, обложил нас свистками. 0:1 скрутились. Дня через три в Москве принимали АЕК в Кубке УЕФА, Федю за отмашку удалили. Из Лужников вернулись в Тарасовку. В тот вечер у него и случилось обострение.

— Как это было?

— Говорю Феде: «Новое кино привезли. Пойдем в зал, посмотрим». А он на кровати сидит, взгляд в стену. Вяло кивает, не поворачивая головы: «Да... Да...» Ладно, ухожу. Спустя два часа возвращаюсь — Федя в той же позе. Утром его в машину — и в клинику.

— Вы были в Ашхабаде, где команду после кубкового матча забросали камнями?

— Да. Это Мостовой туда не полетел. У него был на мази контракт то ли с «Байером», то ли с «Бенфикой». Решил поберечься. Что страшно разозлило Романцева. В таком гневе ни до, ни после его не видел. А в Ашхабаде нас сначала с трибун закидали бутылками, камнями, монетами. Когда же в раздевалке Старостин подошел к окну, местные заметили его с улицы — и швырнули булыжник. Стекло вдребезги.

— А Николай Петрович?

— Не пострадал. Хаджи сразу вглубь раздевалки его оттащил, позвал милицию. К автобусу нас выводили под охраной.

— Со Старостиным яркие разговоры были?

— Ох... Это еще один человек, перед которым испытываю неловкость. Я ужасно себя повел. Вспоминаю — и хочется сквозь землю провалиться!

— Что стряслось-то?

— В декабре 1991-го полетели на коммерческий турнир в Корею. Отыграли и узнали, что Старостин недодал нам 20 тысяч долларов, которые получил от организаторов.

— Прикарманил?

— Нет-нет, что вы! Оставил эти деньги на нужды клуба. Мы с Перепаденко взбунтовались. Гена-то был уже одной ногой в Израиле. А я никуда из «Спартака» не собирался. Пошли к Романцеву.

— Он ненавидит разговоры на денежные темы.

— Тут, как ни странно, поддержал: «Ребята, отстаивайте свои права. Репрессий не будет». Я поверил. Лишь время спустя осознал — конечно же, они были бы. Сто процентов! Да я бы сам на месте Романцева поскорее бы избавился от таких склочных парней. Про нас и Старостин потом говорил: «У-у, Мох и Перепаденко, эти два рвача...»

— Чем закончилось?

— Отправились к нему втроем — я, Гена и Черчесов, капитан команды. Стас отмалчивался, Николая Петровича не прессовал. Зато мы с Перепаденко бедного дедушку прижали к стенке. Пригрозили: «Если с командой не расплатитесь — в аэропорт не поедем». Разумеется, блефовали. Но Старостин дрогнул, достал купюры, отсчитал.

— Сколько?

— По пятьсот долларов каждому. В 1991-м — приличная сумма. Но все равно это не повод так себя вести, выкручивать руки легенде «Спартака». Где Мох с Перепаденко — и где Старостин?! Господи, как же мне стыдно...

— Сразу почувствовали, что отношение Романцева к вам изменилось?

— Нет. Дальше короткий отпуск — и подготовка к новому сезону. Вдруг звонит Галямин, уже перешедший в «Эспаньол»: «Нам срочно нужен левый защитник. Если за тебя дадут 150 тысяч долларов, «Спартак» это устроит?» — «Завтра у Романцева спрошу». Подхожу к Олегу Ивановичу, объясняю расклад. Отвечает: «Езжай». В Барселону прилетел 31 декабря, 2 января подписал контракт, а 4-го вышел против «Бургоса».

Игорь Корнеев, Дмитрий Галямин, Андрей Мох и Дмитрий Кузнецов.
Фото Личный архив

«Эспаньол»

— Сколько платили в «Эспаньоле»?

— Уезжал на 140 тысяч долларов в год. Это грязными — после вычета налогов оставалась сотка. Но я здорово провел вторую половину сезона. В последнем туре забил «Сосьедаду», сравнял счет и спас команду от вылета. Вскоре подписал новый контракт.

— Зарплата выросла?

— Теперь уже зарабатывал 200 тысяч в год. Чистыми. Но там были «левые» дела. 20 процентов от этой суммы выплачивали в клубе, а 80 шли через Люксембург. Мимо налогов.

— В «Толедо» тоже через мутные схемы прошли?

— Нет, там все было четко, напрямую. Получал 70 тысяч долларов в год.

— Что-то совсем мало.

— Да вообще ничего. Когда ушел в «Эркулес», контракт увеличился в два раза. А в «Леганесе», где в 1999-м и закончил карьеру, было еще больше. Там уже откладывал. Хотя тратить я мастер.

— С размахом?

— Еще каким! Всегда у меня были «Мерседесы», дорогие часы, модная одежда. Денег не считал. Заработал? Гуляй! А потом оказывалось, что девять кредитов висят... Приходилось переезжать в квартиру поменьше.

— Это что за история?

— Начал мебельный бизнес, в какой-то момент деньги закончились. А на мне девять кредитов. В трех банках. Стал перезакладывать имущество. Было две квартиры, две машины, помещение с мебелью. Все перезаложил!

— Это испытание для психики.

— Думал об одном: так, какой кредит закрывать? А где еще? Там когда выплачивать? Даже на день ничего не просрочил.

— Говорили, Ледяхов помог?

— Да. Потом повезло. Сижу в Аликанте в своем магазине, нули на счетах. Вдруг появляются русские клиенты. Прикидываю: как же я из Италии привезу мебель в Россию? У меня ни связей на таможне, ни транспорта.

— Какая-то авантюра.

— Тут еще одно «вдруг» — товарищ покупает долю в бизнесе, говорит: «Теперь у меня транспортная компания, возим мебель». У него семь салонов по Москве. С партнером выполняем этот заказ. Следом — второй. Ну и пошло. Выжили!

— Сколько заработали на первом?

— 30 тысяч евро. Расценки у нас были минимальные. Хотелось показать, что не задираем планку. Прошло 20 лет — клиенты до сих пор с нами.

— Самая большая ваша ошибка?

— В бизнесе? Пожалуй, не было.

— А агентство недвижимости? Вы же попали на 40 тысяч евро!

— Да это не «попадание», а опыт! Настоящие ошибки были у меня только в футбольной жизни. Тут и сравнить нельзя.

— Самая-самая?

— Не стоило в 1993-м в «Эспаньоле» после вылета зарубаться с руководством. Дал жесткое интервью. Мол, меня в клубе считают каким-то алкоголиком, себе там места не вижу...

— Напрасно выговорились?

— Конечно. Я нервничал, хотел играть! Через несколько лет встретил тренера Камачо, он усмехнулся: «Зачем ты это все сделал? Я бы тебя обязательно начал выпускать. Уже готовил место центрального защитника».

— Контракт у вас заканчивался?

— Нет, оставалось два года. После моего выступления стало понятно, что в «Эспаньоле» на меня уже не рассчитывают. Ушел в «Толедо». А до этого полтора сезона был одним из лучших! Объективно, по цифрам! Когда проводился матч в рамках проекта «Нет наркотикам!», Йохан Кройф лично обзванивал всех, кого приглашал. А вызывал строго по одному футболисту из каждой команды. Из «Эспаньола» выбрал меня.

— Невероятно. Звонил сам Кройф?

— Да! Это один момент. Второй — Хавьер Клементе комплектовал сборную лиги против сборной Каталонии. Меня с Кузнецовым туда включили.

— Серьезные конкуренты у вас были?

— Из «Атлетико» пришел опытный Сесар Мендиондо. В двусторонках мы так зарубались! Но тренер меня выпускал. Говорил: «Даже травмированный Мох сильнее Сесара». Так что сидел бы я тихо, придержав язык, — играл бы дальше. Вместо этого начал права качать. Все сломал своими руками.

— Подняться из «Толедо» уже было трудно?

— Почти нереально. Хотя тянули в «Вальядолид», интересовался «Тенерифе», еще кто-то. Но просили за меня миллион долларов. Кто за 30-летнего защитника столько отдаст?

Фото Личный архив

Ипотека

— Кто в «Эспаньоле» про вас сказал: «Алкоголик»?

— Медиамагнат по фамилии Лара. Газеты издавал, книжки. Спонсировал клуб. Это его слова: «Не хочу видеть здесь русских!» Думаю, он был франкист.

— Русских франкисты не воспринимали?

— Нет, конечно. Правые! Что вы хотите? А от нас попахивало советчиной, что уж скрывать. Я любил СССР, это моя страна. В «Эспаньоле» решили, что найти левого защитника несложно. Гораздо проще, чем центрхава уровня Кузнецова или Корнеева. Ну а вторая моя ошибка — покупка дома в Барселоне. Влез в ипотеку.

— Никто не предостерег?

— Агент не парился по этому поводу. Хочешь? Вперед! А должен был объяснить мне, молодому и бестолковому, какие тут мины заложены. Накоплений еще нет, безумная инфляция...

— В какую сумму оценивался дом?

— 300 тысяч долларов. Я взял кредит. В банке прикинули: ага, у него контракт в «Эспаньоле» на три года. Вот на три и дадим. Выплачивал по 10 тысяч ежемесячно. Вдруг у клуба возникли финансовые проблемы. Никто и предположить не мог, что дойдет до вылета. Ту часть зарплаты, которую переводили в Люксембург, заморозили. Выдавали лишь официальные 20 процентов.

— Выплаты уже не тянули?

— Вообще никак. Выставил дом на продажу с девятью открытыми месячными платежами.

— Просроченными?

— Да. Продав дом, я потерял все, что заработал за два года в «Эспаньоле».

— Кто-то из наших наступал на эти грабли?

— Галямин тоже взял дом. Но успел расплатиться. Я-то за ним увязался. А Корнеев над нами посмеивался: «Успехов, ребята!» Вот он — прагматичный человек. Все взвесил. А я доверился Диме. Он же у нас всегда был такой... Бизнесмен.

— То есть?

— Когда с ЦСКА отправлялись за границу, Галямин с каждого рубля делал больше, чем мы. В любой стране знал, что покупать, что продавать... У него была вся информация!

— Как прокололся с домом?

— Прокол-то вышел у меня, а не у него. У Галямина ситуация другая. Но главное, он остался в «Эспаньоле», в конечном счете ему все выплатили. Пусть и задним числом.

— Те самые 80 процентов контракта, которые прежде отправлялись в Люксембург?

— Да. А я ушел — и потерял эти деньги. При расторжении что-то мне дали на руки. Кажется, 120 тысяч долларов. На следующий день купил мерседес за 50 тысяч!

— О, господи!

— Остальное проел, прогулял. Это уже после продажи дома.

— Вы не Корнеев. Прагматиком точно не были.

— Далеко не Корнеев. Я же говорю — столько уходило на машины, одежду, часы... Как там в песне поется?

Ведь я институтка, я дочь камергера,

Я черная моль, я летучая мышь.

Вино и мужчины — моя атмосфера.

Приют эмигрантов — свободный Париж!

Стимулирование

— Объясните, как в 1997-м со скромнейшим «Эркулесом» вы умудрились дважды «Барселону» обыграть?

— Иногда в футболе случаются чудеса... На «Ноу Камп» нам уже к 15-й минуте воткнули Луис Энрике и Роналдо. «Барса» чуть-чуть расслабилась, мы три раза поймали ее на контратаке, отошли всей командой назад — и отбились. 3:2. Во втором круге еще интереснее.

— Это как?

— Теперь пропустили на 3-й — снова от Луиса Энрике. Дальше нас возили-возили, у «Барсы» куча моментов, но мяч в ворота не шел. А у нас две контратаки — и 0:1 превратились в 2:1. Причем «Эркулес» к тому времени уже вылетел. Но благодаря «Реалу», которому эта победа обеспечила титул, мы неплохо заработали.

— Вас простимулировали?

— Да. Договаривались через нашего защитника Франсиско Антона, воспитанника «Реала». После матча на машине поехали с ним в Мадрид. В каком-то полуподвальном помещении встретились с вице-президентом клуба, передал сумку с наличными. 50 миллионов песет.

— Это сколько в долларах?

— 500 тысяч. На футболистов поделили поровну, у Кике Эрнандеса, главного тренера, — двойная ставка. Потом с ребятами скинулись на медперсонал, администратора, агронома, который за полем следил... Никого не обидели.

— Вы Перепаденко вспомнили. Бывали у него в кафе?

— В каком еще кафе?

— В Фуэнхироле, городке под Малагой. Жена работает на кухне, Геннадий — официант.

— Впервые слышу. Много лет мы дружили, но сейчас не общаемся.

— Что так?

— Дал ему взаймы 40 тысяч евро. Когда с бизнесом начались проблемы, попросил побыстрее вернуть. Гена напрягся. А мне уже деваться некуда — пришлось проявить настойчивость.

— Кинул вас?

— Нет, отдал. Но с обидой. Классика: беру в долг чужие, возвращаю свои. С тех пор связь оборвалась.

Андрей Мох с дочкой Марией.
Фото Личный архив

Развод

— Вы как-то говорили, что намучились с разводом.

— Да, очень тяжелый момент. Я понимал, что жена с дочкой возвращаются в Россию, и это была трагедия. Просто невыносимо.

— Так страдали из-за ребенка?

— В основном — да! Думаю, рано или поздно я бы все равно развелся. Чтобы в советское время спортсмен удачно женился — большая редкость.

— Почему?

— Мы 250 дней в году сидели на сборах. Возвращаешься на сутки домой — должны быть щи на плите, водка на столе, жена в постели. Всё! Так и восстанавливались.

— Водкой-то восстанавливаться — самое оно.

— Ну, шампанское. Если футболисты ЦСКА проводили на базе по 250 дней, то хоккеисты — 330. У сборников отпуска толком не было. Вот как мы женились?

— Как придется, на ком придется.

— Именно. Посмотреть на всех футболистов, кого знаю... да никто не живет первым браком! Даже вторым мало кто! Возьмите ребят, которые на ТВ мелькают. Шалимов, Юран, Корнеев, Радимов, Аршавин... Каждый через разводы прошел. Кто еще? Галямин недавно развелся.

— Новость для нас.

— Я помню его свадьбу в 1982 году, гуляли всей командой. Таня забеременела, в 18 родила. Помню и дебют Галямина в ЦСКА. Это было что-то! Принимали киевское «Динамо», поставили персонально против Блохина. Тот ни разу от Димы не убежал!

— Галямин был настолько скоростной? Как-то нам не казалось.

— Да вы что?! Он был самый быстрый в высшей лиге на 30-метровке. Молния! Может, Беланов в лучшие его годы сравнится. Или молодой Блохин. Найдите старые фотографии, посмотрите на икры Галямина. Это от Бога!

— Над скоростью можно работать?

— Ее реально улучшить на 10 процентов. Это сотые секунды. А Галямин на тридцатке убирал тебя метров на семь. На полтиннике — приблизительно то же самое. Уникум! Так мы про разводы говорили?

— Да.

— Вот последний — Ледяхов. 30 лет прожили!

— Его инициатива?

— Нет. Да еще после таких потрясений с работой и здоровьем Игоря. Лично я это воспринимаю как предательство. Обычно разводы начинались за границей. В Москве ты мужа почти не видишь. А в Европе он в 9 утра уезжает на тренировку — в час дня уже дома. Совсем другая жизнь! Плюс все вспыльчивые, молодые.

Иностранки

— В вашем разводе чья была инициатива?

— Моя. Вина тоже моя. До конца жизни буду благодарить бывшую супругу за то, что воспитала прекрасную дочь.

— Второй раз женились на соотечественнице?

— Да. Я русофил.

— Прекрасно сформулировано.

— По генам во мне нет русской крови. Поляки, украинцы, белорусы, немцы и евреи. Но чувствую себя русским. Для меня это необъяснимо. Вот читал переписку Екатерины II с Вольтером...

— Что-что?

— Вы не ослышались. Она описывает свое правительство: этот немец, этот англичанин, этот француз... Вольтер отвечает: «А где же русские?» — «А они все русские!» Не зря Тютчев говорил — умом Россию не понять.

— Первый брак у вас продержался пять лет?

— Да. Второй дольше. Кажется, 13. Потом три с половиной года прожил с русской девушкой. Тоже не сложилось.

— Еще жена будет?

— Тяжело в этом возрасте создать семью. Могут быть отношения — но свадьба... Нет. Не хочу. Мне 60 лет. С человеком надо пережить трудности, чтобы быть уверенным. А я не успею.

— Да и зачем вам жениться — если жизнь хороша?

— Согласен. Финансово защищен. Хватит и мне, и дочке, и внучке. Заработать еще миллион? Такой задачи нет. Сохранить бы это, непосильным трудом нажитое: три магнитофона, куртка замшевая... Три... куртки...

— Никакой потребности в любящем человеке рядом?

— Пока внутреннее одиночество заполняют дочь и внучка. Моя семья — они.

— Понимаем.

— 15 лет я живу один. 20 лет у меня отдельная спальня. Привык. Это мое пространство. Вдобавок я то в Москве, то в Вене, то в Загребе. А если человек живет рядом со мной, я полностью за него отвечаю. У меня психология русского купца.

— Ни одна жена вас не обобрала — как принято на Западе?

— Нет. Хотя были жесткие разборки. Остался я ни с чем уже после первого развода. Второй прошел спокойнее. В третьем вообще ничего не должен был отдавать. Ситуацию контролировал, снова ухнуть в финансовую пропасть не хотелось. Все закончилось — перекрестился, сказал спасибо Николаю Угоднику — и поехали дальше.

— С иностранками за эти годы отношения были?

— С испанкой, хорваткой. Не то!

— Что именно?

— Нам, русским людям, хочется на кухне посидеть, покалякать. Это как в медицине. С врачом должно быть доверие. Остро болит или не остро? Тянет слева или нет? На испанском я эмоции еще передам. На английском — нет... Чем дольше живу в Европе, тем чаще вспоминаю испанскую поговорку: лучше плохое, которое знаешь, чем хорошее, которое можешь найти.

— Это вы к чему?

— К тому, что с женщиной надо быть на одной волне. Особенно по части юмора. Когда человек не понимает наших анекдотов, шуток из старых фильмов, да и в принципе мало тем для разговора, семью не создашь. С возрастом сложно подстраиваться под человека. Хотелось бы, конечно, молодую. Но я помню, что писали про Михаила Козакова...

— Напомните и нам.

— С каждым разом жена все моложе, а квартира все меньше.

Андрей Мох с призом лучшему игроку «Толедо» по итогам сезона-1994/95.
Фото Личный архив

Песчанка

— Если на сборах проводили по 250 дней, как же тогда удавалось режим нарушать?

— После игры можно было пронести в номер. Я без гордости об этом говорю. Ни здоровью, ни спорту выпивка в больших объемах не помогала.

— Кто-то сторонился этих забав?

— Корнеев. Думаю, по чуть-чуть выпивать все-таки нужно, без этого в коллективе никак. А вот когда к ночи ближе задаешься вопросом: «Ну, че?»...

— Ясно, каким будет продолжение.

— На Песчанке рядом с пансионатом «стекляшка», там ночью продавали из-под полы. Кто-то потирает руки: «Та-а-к!» Двигаем туда. Вот и пропадали парни вроде Паши Нестерова.

— Это кто такой?

— Потенциал был космический. Правый полузащитник 1962 года рождения. Тренер дубля Шестернев в нем души не чаял. Нестеров обычно и говорил после этого «та-а-к»: «Две — мало. Три — много. Возьмем четыре, чтобы не заводиться. А лучше пять, чтобы снова не бегать». Выпивали все, что стояло на столе — хотя брали с запасом!

— Из других команд в вашу компанию кто-то проникал?

— Шалимов с Мостовым заглядывали. Игорь умел зажечь — а Саша всегда был с выпивкой аккуратен. Знал свой стакан. Один, два — и «спасибо, хватит»... Я уже в «Динамо» играл, когда дочка родилась. Вот этой компанией отмечали — Шаля, Мост и Юра Сапега.

— Знаменитый волейболист.

— Мой друг. К сожалению, потерялись в какой-то момент, разбросало нас по странам. Сапега уехал в Италию, потом вернулся. Я после развода лет шесть в Москву не прилетал... А в сентябре 2005-го Юра умер. Теперь каждый год езжу к нему на Митинское кладбище. С могилки отправляю фотографию Володе Алекно, нашему общему товарищу.

— В ЦСКА сдружились?

— С Алекно — позже, а с Сапегой — в пансионате. Чудили вместе. Самое интересное — как у меня проблемы в команде, тут же и у него все повторялось. Сидели друг другу плакались...

— Самая веселая история той поры?

Чего только не было в этом пансионате! Я же 15-летним приехал. В комнатке три кровати, шкаф, тумбочка. Первое, что услышал: «Будем день рождения отмечать». Ну и понеслось. В соседях баскетболист Куртинайтис, фигурист Леонович, хоккеисты Хомутов, Ирек Гимаев. Разве что Саша Зверев, теннисист, держался обособленно.

— Может, и правильно.

— В ЦСКА у меня случился приятный шок. Вот это, думаю, жизнь! Богема спортивная! Рядом волейболистки — олимпийские чемпионки 1980-го. Все набиваются в одну комнату, приткнуться некуда. Посередине стаканы, закуска. Шампанское для девочек, водочка для мужиков.

— А вам 15 лет...

— Да, моложе меня не было никого за тем столом. Быстро научили лазать на второй этаж по простыням. Даже девчонки лазили! 16-летний Сапега приехал приблизительно тогда же. А Саша, его старший брат, уже играл за ЦСКА.

— Тоже озорной человек?

— У него, когда выпивал, кукушка падала. Сразу шел на конфликт. Юре неловко за него становилось, как-то сдерживал. Хорошо, что у футбола с волейболом календарь не совпадал. Виделись не так часто.

— А то могли бы дочудиться?

— Вот история — в 1983-м Сапегу поймали на пьянке и отчислили из команды. Он в трансе. А я в тот же день потерял комсомольский билет и золотой перстень.

— Батюшки.

— Вы представляете, что это в те времена — потерять комсомольский?! За границу надо уезжать, его прикладываешь к документам, там целое досье. Да и перстень жалко. 200 рублей стоил!

— Как случилось?

— У метро снял перчатки — и выпал. Я не заметил. А билет вытащили в вагоне вместе с кошельком. Через год в Адлере знакомая мамы приходит в отдел, где лежит пачка комсомольских билетов на уничтожение. Берет верхний, машинально открывает. Видит — мой!

— Что за чудеса?

— Нашли. Милиция отправила по месту прописки. Так ко мне и вернулся.

— Год были невыездным?

— Проскочил. Мы же по военной линии с ЦСКА выезжали. Могли быть проблемы из-за взносов — но я комсорга Галямина просил подождать. Думал, как-то образуется. Потом задним числом все погасил.

Андрей Мох (третий справа в верхнем ряду).
Фото Личный архив

Сапега

— Вот встретились с Сапегой — вы без перстня и билета, он без клуба. И?

— Он меня звал Махно, я его — Дядя. Посмотрел фильм с Янковским «Полеты во сне и наяву». Там кто-то говорил: «Дядя, ты дурак!» Так и приклеилось. При встрече спрашиваю: «Ну что, Дядя?» — «Махно, плохо все...» — «Раз плохо — пошли к метро».

— Там пивная?

— Сберкасса. Я снял 10 рублей. Оттуда в магазин. Зависли в пансионате на неделю. Стресс глушили. Мы были не разлей вода.

— Неужели червонца хватило на неделю?

— Каждое утро ходил и снимал еще десятку. Иногда девчонки к нам присоединялись. Ноябрь, у меня отпуск...

— А у волейболистов сезон идет?

— Вовсю. Но Юрке-то что? Отчислен!

— Через неделю деньги закончились?

— Нет, Сапегу наконец простили. Вернулся к тренировкам. А я в Адлер полетел, домой. Юрка был очень добрый парень. Тоже зажигалка — как и я. Третьим в нашей компании был Андрей Кузнецов.

— Капитан волейбольной сборной.

— Да. Вот это человек фантастический. Добрейший, никаких скандалов! Как сейчас помню — говорит: «Ну что, на посошок?» — «А может, в «Прагу»?» — «Поехали!» Могли и в театр пойти, но для нас отдушиной были рестораны. Молодые!

— Кузнецов погиб в аварии прямо в Новый год.

— Для меня это такой шок был... В ночь на 31 декабря разбился в Италии. Я сидел и вспоминал. Например, как ему дали квартиру около стадиона «Динамо». Затеял грандиозный ремонт. В то время не принято было. Заехал — и живешь. А он продвинутый, смотрел на жизнь иначе!

— Сапега тоже умер молодым.

— Подробности выяснились время спустя. С ним в федерации работал Саша Гордиенко, он мне рассказал. Потом деталей добавил Алекно. Я даже не представлял, что с Юрой творилось! Его отыскивали где-то на улице в тяжелом виде, среди пивнушек... Вы знаете историю о пропавшем брате Сапеги?

— Нет.

— В 1990-м его искали две недели. Я тогда в «Динамо» опоздал на награждение, не мог оставить Юру в таком состоянии. Когда ему сообщили, было что-то страшное. Саша гнал машину из Германии по «дороге смерти» под Смоленском. Сколько там людей пропало в те годы!

— Мы не слышали.

— По этой трассе дальнобойщики возили спирт, сигареты. Рэкетиров тьма! В прессе особо не афишировалось. Юра поднял на ноги всю милицию, дал денег. Брата обнаружили голым на берегу реки. Вроде бы что-то ему впрыснули. Но за две недели из организма уже все вышло. Пойди разберись, что было. Про Сашу мы знали одно — как выпьет, становится неконтролируемым.

— Значит, генетика. Раз и младший брат тяжело закончил.

— Думаю, да. С генетикой ничего не поделаешь. Алекно рассказал такие вещи, что я был потрясен.

— В волейбольном мире говорили, что Сапега сильно закладывал.

— Все происходило в съемной квартире. Выпивал подряд восемь бутылок коньяка. Несколько дней никуда не выходил, подпитывался только этим. Повлиять на Сапегу не мог никто.

— Умер, кажется, от инфаркта?

— Остановилось сердце. Но там уже было плохо дело. Один «штопор» за другим. Нашли окоченевшим в гостинице. Алекно говорил — когда Юра запивал, начинались головные боли. Которые лечились новой дозой. А человека, который скрутил бы, взял за горло, отвез лечиться, рядом не было...

— Машина Сапеги-старшего так и сгинула?

— Где-то отыскали разбитую. Без вещей. Может, сначала убили, может, грабанули потом. А может, «белочка». Сам остановился, пошел куда-то, ему подсыпали... Темная история!

Казино

— Сейчас часто в Москву заглядываете?

— Как дела позовут. Прежде в любой момент мог прилететь. Теперь тяжеловато. Сперва до Стамбула два часа...

— Не проще через Белград?

— Мне до него ехать четыре часа из Загреба. Самолеты там до Москвы маленькие, старые — Airbus А319. Рейсы ночные, неудобные. «Бизнес» расхватывают сразу, трудно поймать. А до Стамбула из Загреба прекрасный утренний рейс.

— Сколько часов добираетесь?

— От двери до двери — 14. Через Сербию выходит то же самое при массе неудобств.

— Летаете исключительно «бизнесом»?

— Могу себе позволить.

— Квартира в Москве сохранилась?

— Да. В Вене тоже есть. Решил — в Европе надо иметь базу. Вена всегда останется Веной. Через сколько кризисов мы прошли и еще пройдем...

— Ваш сегодняшний бизнес — мебельный магазин в Барселоне?

— Это помещение давно продал. Сейчас все по каталогам, в онлайн, держать мебель в магазине невыгодно. Сестра с племянником занимаются. А я от этого отошел. В 2013-м переехал в Вену.

— Там у вас что?

— Русские купили игровой бизнес.

— Казино?

— Нет, автоматы. Еще занимаются ставками. Тут открылась какая тонкость? Если аппараты работают и работают, то ставки — технологическая тема, ее постоянно нужно развивать, продвигать сайт... Когда с этим возникли проблемы, меня и позвали: можешь переехать, взять все под контроль?

— Вы — управляющий директор?

— Генменеджер. Влез в это дело, ничего в нем не понимая. Ну, ходил раньше в казино. Иногда оставлял за ночь три-четыре тысячи долларов. Потом, как ни странно, отыгрывался. Но сильно старался не нырять. А сейчас вообще туда не загонишь. Неинтересно! Я уже в курсе, как этот бизнес устроен.

— Ну и как?

— Никто там не выигрывает. Не знаю ни одного человека, который по сумме оказался бы в плюсе. Правда, и казино теперь другие.

— В чем разница?

— В 90-е было много черного нала. Криминальный бизнес все нес в казино. Из десяти человек восемь играли в блэкджек, баккара, рулетку. Двое — возле автомата. Сегодня — наоборот. Блэкджек и рулетка — для 10 процентов гостей.

— Почему так?

— Во-первых, черных денег меньше, наличных тоже, все прозрачно, контролируется. Может, в Лас-Вегасе иначе, я говорю про Европу. Статистика здесь простая: прибыль компаний — 16-18 процентов. Во-вторых, раскачали тему покерных турниров. В Монако они проводятся четыре раза в неделю!

— Ого!

— Большой зал — люди сидят и играют. Зачем им рулетка? Ставки — другая история. Никакой стабильности. По теме автоматов мы каждый год ездим на выставку в Лондон, там все новинки. Можно взять в аренду, протестировать. Потом выкупить. Очень гибкий бизнес в этом плане.

— Вот как?

— В Австрии одни аппараты, на Балканах — другие. Всё под менталитет нации. Даже это просчитывается! К любимым аппаратам немцев на Балканах никто не подойдет. Их нужно иметь для ассортимента — но они ничего не дают.

— Поразительно.

— Например, внезапно врывается в бизнес болгарская компания, которая просчитала лучше всех, — сейчас она заполонила все Балканы! А в букмекерстве просчитать невозможно...

— Эти аппараты контролировать реально?

— Конечно! Они же сертифицированы. По закону за определенное время весь цикл должен прокрутиться. Что-то вернув. Есть люди, которые на этом играют: ага, аппарат «горячий», скоро должен выдать. Стоят и следят, когда накопит критическую сумму денег. В чистом виде софт, компьютерная программа.

— С ума сойти.

— В 2014-м австрийское правительство аннулировало все лицензии, закрыло аппараты. До того момента сотрудники казино обновляли вручную, считывали цифры. А сегодня это самый прозрачный бизнес! Автоматы подключены к министерству финансов. Каждый брошенный евро учитывается в налоговой ведомости. Ни гроша черного нала.

— С рулеткой сложнее?

— Там крупье может что-то намутить, но тоже непростая задача. Кругом камеры. При проверке записи изымаются. Мухлевать себе дороже. Да и мы следим.

— Что за проверки?

— Устанавливают, не накренилась ли рулетка хоть на миллиметр в одну сторону. Если да — значит, будет чаще бить по одним секторам. Профессионалы такое мгновенно просекают. А мы в конце месяца изучаем статистику — что чаще выпадало.

— Мы не сразу пришли в себя. Вы серьезно говорите про «горячий» автомат?

— Абсолютно! Я не представляю, как это высчитывают. Но если он долго не выдает — всё, знающие люди рядом.

— Самый большой джекпот на ваших глазах?

— В автомате? Мы как-то выдали 130 тысяч евро. Обычно хорошим считается выигрыш от трех до пяти тысяч.

Фото Личный архив

«Риоха»

— У вас и в Вене, и в Загребе один и тот же бизнес?

— Был. Но в Австрии начались проблемы. С автоматами шло вяло, со ставками просто гиблое дело. А в Хорватии у нас было четыре клуба. В конце концов всё продали.

— Так чем сейчас занимаетесь?

— Строим дома на 50-70 квартир. В Загребе и Риеке.

— А в любимой Вене?

— Там ничего. Когда надо переключиться — еду туда, гуляю. Четыре часа на автомобиле — и совершенно другое настроение. В голове это всегда есть: если вдруг придется бежать с Балкан, Вена рядом...

— Дмитрий Кузнецов рассказывал, что собирался в Россию привозить на продажу «Риоху», самое популярное испанское вино. Дело не пошло. Вы такой вариант рассматривали?

— Нет. Все это прокатывало в 90-е. Потом шансов ноль.

— Почему?

— Где Дима Кузнецов — и где алкогольный рынок? Ну, кто-то, знающий его по испанскому футболу, может дать интересные цены. Но это не определяет успех бизнеса.

— Что определяет?

— Кто контролирует его в России? Куда можешь зайти? Ты привезешь две машины — а на третьей тебя заставят отдать все бесплатно. Еще спасибо скажешь, что забрали.

— И не прибили?

— Даже не это. Спасибо, если штрафами не обложат. Уже в нулевые каждый занял нишу, стал профессионалом. Мой сегодняшний опыт в бизнесе говорит, что истории с «Риохой» — детский сад.

— У «Риохи» сотни вариаций. Лучшая, которую пробовали?

— Есть бутылки по тысяче — а есть по 10 евро. Я пил и то и другое. Испанское вино специфическое, густое, терпкое. В отличие от французского. «Риоха» вообще-то с 2010 года начала терять рынок. Большую конкуренцию составила «Рибера-дель-Дуэро». Если хочу сделать подарок — покупаю именно такое за 50 евро.

— Почему-то в Москве испанское вино пьется совсем иначе. Будто хуже качеством.

— Вы правы! А знаете почему?

— Нет.

— Когда везешь вино, неизбежно перегреваешь или переохлаждаешь. Сразу другой вкус. Кто заморачивается хорошими рефрижераторами? Мои знакомые, специалисты в вине, десятилетиями пили его в Испании. А в Москве пробуют, морщатся: «Не идет...» Причем здесь эта бутылка стоит 12 тысяч рублей.

Авария

— Помним заголовок вашего старого-старого интервью в «СЭ»: «Недавно я упал с моста».

— Было. 1994 год. Автомобиль в хлам, у меня ни царапины. Фантастическое везение. Тогда вашему коллеге всю правду не рассказал, а сейчас уже можно...

— Так-так...

— Пьяный был! Наверное, это и спасло. В Испании только-только появились богатые русские, искали жилье в районе Аликанте. Я им варианты подбирал. При этом еще играл за «Толедо». После матча встретились, посидели в ресторане, обсудили условия. Выпил-то немного — бутылку вина.

— Так что ж?

— Домой возвращался под утро, навалилась усталость. Сморило. В какой-то момент открываю глаза и вижу, что вправо лечу. Грохот, искры, машина переворачивается, на крышу встает...

— Высота?

— Метра четыре. Лежу пристегнутый, вцепившись в руль. Всё в осколках.

— Сработали подушки безопасности?

— Да откуда они в служебном «Рено-19»? Кое-как вылез через багажник — это же хетчбэк. Огляделся, понял, что рухнул на запасные пути. До основных чуть-чуть не долетел. Поездов, впрочем, не было. А искры посыпались из-за того, что сбил электрический столб.

— Ну и дела.

— Поднялся на эстакаду, увидел неподалеку мотель. Добрел, снял номер, завалился спать. Утром выхожу — «Рено» на эвакуатор грузят. Рядом два полицейских на мотоциклах. Говорю: «Это моя машина». Те в шоке: «А мы уж гадали, в каком морге труп искать...»

— Занятный диалог.

— Если бы повезли на освидетельствование, конечно, в крови бы нашли алкоголь. И были бы проблемы. Но вновь повезло. Полицейские переглянулись, хлопнули по плечу: «Ты счастливчик». И укатили. Дату навсегда запомнил — 14 февраля, день Святого Валентина. Из дома позвонил матери. Вкратце рассказал об аварии и в конце добавил: «Спасибо, мама. Я остался жив только потому, что ты меня сильно любишь».

Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте Max

Takayama

КХЛ на Кинопоиске