14 октября, 13:15

«Москва — не Россия? Абсолютная неправда!» Нефигурный Авербух — регионы, деньги, дети, штрафы за нарушения ПДД и антисемитизм

Илья Авербух рассказал о разнице между регионами России и Москвой
Дмитрий Кузнецов
Обозреватель
Интервью чемпиона мира с минимумом льда, то есть воды в твердом состоянии.

На прошлой неделе Илья Авербух вручал награды на региональном турнире «Кубок НСВ» в Калужской области — все потому, что он проходил на его катке школы «Наследие». И даже привез на скромные соревнования олимпийского чемпиона Дмитрия Соловьева. До Москвы призер Олимпиады любезно предложил доехать с ним. Как говорится, такому водителю мы ставим 5 баллов. А заодно в поездке корреспондент «СЭ» много чего с Ильей успел обсудить — благо пробки помогают.

«Это моя правда, я так чувствую» — никому не надо

— Илья, если правильно погуглил, у вас сейчас шесть школ — в Крыму, Ставропольском крае и Калужской области. А вам это... зачем? У вас же много работы.

— Я не хочу из себя сейчас строить деда или кокетничать, но постепенно приходит время, когда для тебя начинает иметь значение наследие. От шоу остаются пусть и яркие, но эмоции, а хочется чего-то осязаемого. Я единственный в России, кто уже построил шесть катков, иду к созданию клуба, в котором будут заниматься более 3000 детей. Это тоже своего рода амбиция. Знаю, что не буду великим тренером, для этого у меня нет таланта. Но создать условия для детей — в этом есть смысл.

Сейчас школы обременены возвратом кредитных средств, построить каток стоит 350-400 миллионов рублей. С окупаемостью сложно, но надеемся, что придут спонсоры, потенциал у такого объекта есть. По трем каткам кредиты уже возвращены, но вообще это долгосрочные инвестиции, на десятилетия вперед. У нас часто путают оборот и доходы. Оперировать ты можешь миллиардами, но это не значит, что эти деньги у тебя. Это вопрос финансовой грамотности, и, кстати, неплохо бы нам ее повышать.

— А вам вообще дети нравятся? Я не о ваших, а о подростках, которые занимаются в школах. Часто слышу — они в телефонах сидят, не то что мы...

— Ну это сказка про бычка — вот, а в наше время... Я могу сослаться на Даню Глейхенгауза (хореографа из группы Этери Тутберидзе. — Прим. «СЭ») — он с этим лучше знаком и, надеюсь, на меня не обидится. Он говорил про ребят: им на все вообще все равно, мы не понимаем, чем их мотивировать. То есть у меня мотивация была получить экипировку, чтобы на ней «СССР» было написано, грубо говоря. И получить приглашение в Новогорск. Нам больше ничего не надо было.

Я понимаю, что, когда я приезжаю в свои школы, все подтянутые, готовые, то есть я вижу картинку. Но должен признать, что в регионах дети более голодны до успеха, чем в Москве. И чем ближе к столице, тем этот голод меньше. Но у нас, я считаю, очень успешно работают школы — да, девочек больше, чем мальчиков, есть проблема тренеров, специалистов. Непросто замотивировать молодых ребят идеей — я тебе даю все условия, но не в Москве. Многие настолько избалованы, ничего с этим не сделаешь.

Красивое слово «подкатки», которые заполонили сейчас мир фигурного катания. Идеальная схема — что-то ребенку дал, но ни за что не отвечаешь. А родители как ненормальные бегают, платят. 3-5 тысяч в час в Москве — это уже обычная цена. Как мне убедить человека, если он за пять часов в день 15 тысяч получает? И с него никто не требует результат. Руками развел — ну не получилось.

Мне это странно, потому что нас учили: сначала вложи силы, создай свою группу, дай результат, и потом получишь гораздо бОльшие дивиденды. Но мало кто готов играть вдолгую. Поэтому замкнутый круг — все сидят в Москве и в Санкт-Петербурге.

— О немотивированных детях: ну что, пора тогда отбирать телефоны? В соцсети по паспорту и все такое? Каких только инициатив не услышишь!

— Запреты — точно не решение. Действительно, есть некая планка дисциплины, и каждое поколение двигает эту планку в сторону свободы, что абсолютно нормально. Если раньше тренер мог, мягко говоря, прикрикнуть, то сейчас на все оглядываемся.

— И вы оглядываетесь?

— Я изменил подход, конечно. Когда тебя воспитали в определенных правилах, ты их проецируешь на других — но реакция-то уже другая. Это данность, с этим ничего не сделаешь. Но я думаю, что в спорте в каждом новом поколении люди будут становиться все более самоответственными, что ли.

— Хотя тренд будто обратный — тот же искусственный интеллект лишь перекладывает ответственность.

— Это прямо философский вопрос — где граница, тормоз у этого искусственного интеллекта? Хотя на такие вопросы мне больше нравится отвечать, чем про фигурное катание!

— Вы еще не писали ИИ: «Я — организатор ледовых шоу. Где мне провести шоу, чтобы окупилось?»

— А это хорошая идея! (Смеется.) Пока нет, но подумаю. Единственное мое пересечение с ИИ, причем я ругаюсь на него, — мэппинг. У нас дизайнер на него подсел, закладывает задачу, а он ему рисует. А я говорю: «Ты что делаешь-то?» Конечно, это быстрее, он умеет делать компиляции, которые в голову не придут. Думаю, искусственный интеллект точно помог бы мне отвечать на ваши вопросы. Закладываешь в него вопрос — «Надо правильно сказать в СМИ, как тренировать детей». И он тебе пишет ответ, чтобы всем понравиться. И самое страшное: он учтет все мнения, проанализирует. А вот «это моя правда, я так чувствую» — никому не надо. Хотите слушать, что вам нравится, — слушайте. Но пока отвечаю я. В этом вижу мою борьбу с наступлением искусственного интеллекта! И, кстати, ИИ — мои инициалы. (Смеется.)

Фото Федор Успенский, «СЭ»

Невозможно не поймать штрафы с таким темпом жизни

— Раз мы в дороге — у вас есть рекорд по числу километров на машине за день? Вы же наверняка много перемещаетесь.

— Да, и прославился количеством штрафов. Я действительно много езжу на машине, а за последние годы очень развилась дорожная инфраструктура. Аэропорты закрыты, поэтому для меня поездка Москва — Крым раза три за месяц — это нормально. Какие-то рекорды по времени я там ставил... Москва — Казань по новой трассе, а с Питером вообще иногда ощущение, что работаю в Петербурге, а вечером возвращаюсь в Москву. Для меня 1000 километров не расстояние. Знаю, некоторые люди за рулем устают — для меня это удовольствие и момент, когда можно побыть одному. Поэтому и вас не хотел брать. (Смеется.)

Конечно, я хватаю камеры. Невозможно их не поймать с таким темпом жизни. Вот сейчас мы едем — наверняка что-то словили. По дороге в Питер как-то 20 камер поймал. Это меня не оправдывает, это просто факт. Ничего хорошего. Но для понимания — мы сейчас с тобой едем из Балабанова в Москву, а еще утром мне нужно было посетить по работе Смоленск.

— У нас огромная страна. Самое необычное место, где вы были?

— У нас огромная страна и много красивых мест. Мне скорее нравится не экзотика, а то, как меняются города прямо на глазах. У нас устоялось мнение, что выедешь из Москвы на 100 километров — и все, жизнь кончилась. Меня это реально задевает.

— Москва — не Россия?

— Это абсолютная неправда. Понятно, что Москва — флагман, не только России, но и мира. Но такой город, как Нижний Новгород, — ты приезжаешь и любуешься. Пермь просто не узнать, а Ставрополь для всех станет городом-открытием. Я там живу какое-то время и обалдеваю. Это просто стереотип. Много аэропортов новых, приятно прилетать. Прилетаешь в Южно-Сахалинск — просто чудо. В Новый Уренгой — вы просто не узнаете город. Говорю как есть — то, что видел. Если брать экзотику, из последнего — Териберка. Она тоже стала раскрученной и немного попсовой, но все равно вместе с северной природой изумительно.

Илья Авербух на шоу «Ледниковый период».
Фото Федор Успенский, «СЭ»

Решение по «Ледниковому периоду» за Первым каналом

— Немного о шоу-формате. Планируете снимать «Ледниковый период» в этом году? Может быть, есть какие-то новые идеи, как тот же «Народный Ледниковый»?

— Идеи есть, но, как я всегда говорю, решение принимается Первым каналом, Константином Львовичем Эрнстом лично. Если меня спросить, я бы продолжал эту историю, потому что это уже дело моей жизни. На данный момент решения о продолжении проекта нет. Это не говорит о том, что он никогда не вернется. Решение — абсолютный приоритет Первого канала.

— Сейчас еще нет никакой информации, будут ли у вас зимние ледовые шоу, может, какие-то спектакли планируете поставить?

— Будут, и спасибо, что спросили, — поможете мне продавать. (Смеется.) В этом году мы делаем детский спектакль «Буратино» и впервые будем работать в зале Ирины Винер, собираемся там заливать лед. Зал очень удобный, комфортный, но при этом немножко нестандартный для таких решений.

Я сейчас полностью погружен в создание нового спектакля. Сейчас для меня режиссура — приоритет. Потому что, если смотреть шире, лед потерял свою эксклюзивность. Нет ни одного месяца, чтобы кто-то не показал на льду какое-нибудь шоу. Думаю, рано или поздно это все равно приведет к определенному спаду интереса. А потом к новому росту.

Все фигуристы катаются у всех. Сегодня они в одном проекте, завтра в другом, катают плюс-минус одно и то же. И это не совсем правильно. 13 лет у меня был единый коллектив, мы стояли особняком, в этом была какая-то эксклюзивность. Сейчас у человека нет мотивации не пропустить то или иное шоу — в следующем месяце он сходит, увидит тех же людей, но под другую музыку, чуть в другую сторону они будут разгоняться, но делать примерно то же. Но, с другой стороны, если все это так развилось, значит, есть интерес. Я, конечно, надеюсь, что мои спектакли «Огни большого города», «Кармен», «Анна Каренина», «Ромео и Джульетта» стоят особняком благодаря своей театральности, и я хочу продолжать это направление.

А так мы делаем большое количество шоу и гастролируем, в Новый год у нас суммарно будет порядка 120 представлений в 15 городах России одновременно. Четыре дивизиона выступают, четыре состава с разными представлениями. Поэтому, конечно, новогодняя история приносит основной с коммерческой стороны результат. Все остальное — абсолютно дотационная история.

— Недавно имел удовольствие общаться с Яной Рудковской. И она говорит, что уже отказывается от любых шоу, кроме новогодних.

— Видите, мы с Яной близки. Более того, недавно в нашем разговоре Яна высказала мысль — сейчас уже людям все равно, кого ты там написал в афише из олимпийских чемпионов или чемпионов мира. И поэтому нет даже смысла приглашать звезду. Просто люди хотят пойти на новогодний спектакль. Да, видите, мы схожи.

Фото Федор Успенский, «СЭ»

Темы антисемитизма в современной России нет

— Новость последних дней — Индонезия объявила, что не пустит на чемпионат мира по спортивной гимнастике израильских спортсменов. Прецедент создали в свое время, и он пошел гулять по миру. Как вы к этому относитесь?

— Это даже не несправедливость, это узость мышления тех, кто принял такое решение. Ведь спорт придуман, чтобы объединять абсолютно разных людей, дать возможность нам общаться, узнавать другие культуры. Это такая чистая энергия, которая рождается на эмоциях, и влезать в нее, открывать ящик Пандоры нельзя было ни с какой стороны. Все это началось не за пять минут. Я считаю, что нельзя было устанавливать коллективную ответственность за допинг в России. В каждой стране есть люди, которые нарушили правила, были пойманы. Но когда за нескольких людей несут ответственность все — это абсолютно ненормально. Все это одна большая провокация! И мельдоний включили в список запрещенных веществ, потому что знали: у нас он массово принимается как витаминка. Когда-то прецедент должен был сработать, и это началось.

Конечно, те фигуристы, которые стали чемпионами мира в отсутствие россиян, особенно у женщин и пар, — их звание девальвировано. Суть и магия спорта — в соревновании сильнейших. Работает и в обратную сторону: сейчас у нас затихла история про то, что давайте проводить свои Игры, чемпионаты мира и тоже называть их полноценными. Конечно, по организации мы их устроим прекрасно, открытие и закрытие сделаем роскошное, Авербуха позовем. (Смеется.) Но уровень турниров в первую очередь определяется не антуражем, а уровнем участников. Я очень расстроился за ребят, которые не попали на Олимпиаду. Хочется уже взять ушат воды, вылить и сказать тем, кто их отстранил: «Ребят, вы чего от нас хотите?» Нельзя же мир воспринимать как двухлетний ребенок, окрашенным в черное и белое.

— Почему я об израильтянах сказал — в последнее время их спортсменов принимают на соревнованиях действительно жестко, и есть реальные вопросы к безопасности. Учитывая традиции антисемитизма в России и мире — вас это не беспокоит? Сами с ним сталкивались?

— Есть исторические факты, и, конечно, все знают про погромы, про черту оседлости, про «дело врачей»... Конкретно в моей жизни глобально я с этим не сталкивался. На бытовом уровне могли в детстве мальчишки подразнить.

Или вот был один случай. Еще в советское время меня тренировала Наталья с красивой фамилией Дубова, а на самом деле она Наталья Бах, а муж ее — призер Олимпийских игр Семен Белиц-Гейман. Когда я пришел в группу, она позвонила маме и говорит: «А можно с фамилией мальчика что-нибудь сделать? Лучше, если что-то будет понейтральней и поблагозвучней». А у моей мамы фамилия Бурдо, вот она посоветовала взять ее. Мама аккуратно ко мне подъехала, предложила... но я в таком возрасте был... Да и сейчас не стал бы отказываться. И сказал ей: «Я Авербухом родился, Авербухом и умру!» Такой юношеский максимализм. А вопрос был только в том, что еврейка Дубова не хотела, чтобы люди сказали — своих тащит. В остальном я никогда не чувствовал себя из-за этого дискомфортно. Ну могли с друзьями поприкалываться на почве бытовых штампов. Так что тема надуманная, мне кажется. Я благодарен современной России, что эта тема не фигурирует. Но исторически она, безусловно, существовала.

— Положа руку на сердце, вы думаете, что «Хава Нагила» и «Список Шиндлера» у Марка Кондратюка — совпадение?

— Им еще надо было меня пригласить для полного бинго. Хотя я бы, наверное, отказался. У меня самого был еврейский танец в карьере, но в «Хава Нагила» — что там еще можно поставить? А «Список Шиндлера» я ставил Юлии Липницкой, и, мне кажется, там все сказано. Насчет Марка — думаю, это такое высказывание. И, кстати, Марка обожают, никаких проблем, и это тоже о многом говорит. И я тоже чувствую себя уверенно. Понятно, что про каждую нацию есть стереотипы, но это бытовой уровень. Он меня не задевает.

Могу и не смотреть фигурное катание

— Олимпиада через пять месяцев, и российские фигуристы начали возвращаться, в Пекине были неплохие оценки. Реально ли заочно поднять компоненты? Надо ездить по семинарам, звонить Арутюняну, чтобы он выводил Гуменника?

— Арутюнян и Гуменник — как раз замечательная коллаборация, восхищаюсь Вероникой Дайнеко (тренером Петра Гуменника. — Прим. «СЭ»), которая готова создать любые условия для своего спортсмена. Многие сидят как наседки над своими учениками, а сила настоящего наставника в том, что он делает все для максимального результата и привлекает опыт других. Поэтому снимаю шляпу. Но выводить на старт Петра должна Вероника.

А компоненты — похожая штука на оценку за артистизм в наше время. Если прыжок сделал и это все видят, то со второй оценкой можно играть как хочешь, придерживать. К сожалению, я уверен, что многие судьи воспользуются этой возможностью. И с компонентами всегда особая песня: приходит дебютант, он даже может прыгать лучше, но у него все равно компоненты занижены, а потом он уже заслуженный, может и не прыгать, а компоненты тебе все равно ставят выше. С красной дорожкой точно наших ребят встречать не будут — именно судьи. Болельщики наверняка будут относиться тепло. А судьи будут цепляться. И так или иначе, оценку за компоненты понять сложнее, чем за прыжки.

— Вам вообще интересно сейчас смотреть фигурное катание?

— Мне интересно смотреть за развитием, но я все жду, чтобы я увидел что-то особенное... Нет, когда это запредельные высоты, например, тот же Малинин катается, я три раза пересматриваю, хотя там нет ничего «хореографичного». Но вот это соединение куражности, этих неимоверных собственных прыжков, сальто, выход на четверной без подготовки, подтягивания штанов и всего остального — такое мне нравится. Французы Пападакис/Сизерон тоже были абсолютным явлением.

Но жаль, что мало такого. Вообще прекрасно смотреть, когда ребята куражатся и двигают вид спорта вперед. Но хочется, чтобы больше было поиска. Много однотипных элементов: уже 25-й человек сделал, проехал «кораблик», прогнулся, чтобы получить свои баллы. Мало поиска находок, выходов, каких-то имиджевых историй. Может, времени мало — все сконцентрированы на прыжках. Я с удовольствием смотрю фигурное катание, но могу и не смотреть. То есть я проживу, если не увижу выступлений. (Смеется.)

Фото Федор Успенский, «СЭ»

— Можно оценить, сколько сейчас зарабатывает фигурист сборной России?

— Я вряд ли скажу точную цифру, но, учитывая большое количество ледовых шоу и коммерческих турниров, как Кубок Первого канала или «Русский вызов», призовые на «Гран-при», фигуристам грех жаловаться. Кроме того, сейчас оказывается большая поддержка — программы, которые мы ставим, костюмы и ботинки оплачиваются федерацией, а не фигуристами. Можно сказать, они обласканы судьбой.

— Но до российских футболистов никогда им не дойти.

— Это несоизмеримая история. Даже некорректно сравнивать — несравним интерес в обществе к фигурному катанию и футболу. Когда ты варишься внутри в сообществе, кажется, что все за это болеют, но на самом деле это разного порядка явления.

— И если сейчас выйти на улицу и спросить, кто такая Аделия Петросян, вряд ли многие ответят.

— Ну, это данность. Я бы так даже поставил вопрос: а в скольких странах сейчас по-настоящему культивируется фигурное катание? Россия, США, Япония, ну Китай, Канада. В Европе — Франция, немного Италия. А дальше мы будем перебирать точечные истории: был прекрасный испанец Хавьер Фернандес, но реально фигурное катание в Испании — где оно? Так что я благодарен, что в нашей стране фигурное катание в лидерах. Мне вообще нравятся виды спорта с творческой составляющей — синхронное плавание, художественная гимнастика, фигурное катание. И везде мы в лидерах. Потому что душа поет!

Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте Max

Takayama

КХЛ на Кинопоиске

Новости