«Члены МОК заявляли: «Коммуниста не пустим и в одном зале с ним не сядем». Но новый президент-американец уважал СССР»

Сегодня отмечает юбилей почетный член Международного олимпийского комитета, почетный президент Олимпийского комитета России Виталий Георгиевич Смирнов.

В истории международного и российского спорта Смирнов уже давно занимает особое место. С 1971 года входит в состав МОК, где в разные годы был вице-президентом, членом исполкома и председателем комиссии по олимпийской программе.

С 1992-го по 2001-й возглавлял ОКР, прежде работал первым заместителем руководителя оргкомитета при подготовке Олимпиады-80 в Москве. Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», а 3 февраля ему присвоили звание Героя Труда за особые заслуги в развитии отечественного спорта и олимпийского движения.

Между прочим, в 36 лет Смирнов стал одним из самых молодых в истории членов МОК. О том, как это было, сам Виталий Георгиевич рассказал когда-то обозревателю «СЭ» Александру Кружкову. Приводим отрывок из этого интервью.

Виталий Смирнов: кабан для Гагарина

— Вы же в 36 оказались одним из самых молодых в истории членов МОК...

— Да, моложе меня там тогда был только греческий король Константин — чемпион Олимпийских игр-1960 по парусному спорту. А нашу страну представляли два человека — Константин Александрович Андрианов, который был председателем Олимпийского комитета СССР, и Алексей Осипович Романов, возглавлявший Спорткомитет. Романов был болен, решил покинуть МОК. Вместо него меня и выбрали.

— Почему именно вас?

— Я был первым заместителем председателя Спорткомитета, курировал международные дела. А главное — говорил по-английски. В отличие от многих наших чиновников. Вот наверху меня и рекомендовали в МОК.

А с Романовым мы потом сдружились. Незадолго до смерти он подарил мне шахматы с фигурами из слоновой кости, которые, в свою очередь, достались ему от знаменитого китайского маршала Чжу Де.

— Где вас избирали?

— На сессии в Люксембурге. Но прежде у меня состоялась встреча в Мюнхене с президентом МОК Эвери Брэндеджем. Представил меня ему Андрианов. Видимо, я произвел неплохое впечатление, раз Брэндедж сказал: «Пусть отправляется в Люксембург».

Приехали 2 сентября 1971-го. Я сидел в отеле в ожидании вызова на сессию. Прямо как герой гангстерских фильмов — жевал в номере бутерброд перед экраном телевизора и ждал сигнала. Наконец на третий день раздался звонок.

Вместе со мной избирали еще и члена МОК от Эфиопии по фамилии Тессема. Когда вошли в зал, все заулыбались, глядя на нас. Позже узнал, что Брэндедж перед этим сказал: «Сегодня будем избирать двух выдающихся деятелей! У Тессемы рекордное среди всех членов МОК количество детей — кажется, 11. А Смирнов будет первым русским, который знает английский язык».

Фото архив «СЭ»

— Уже через год на следующей сессии проходили выборы нового президента МОК. Что запомнилось?

— О, для меня те выборы получились любопытными. Претендентов было двое — ирландец лорд Килланин и француз граф де Бомон. Заявки они подали всего за пару часов до начала голосования — и покинули зал.

А в МОК существовала традиция: подсчетом голосов занимаются старейшие члены комитета. Вдруг король Константин, к которому, как и ко всем королевским особам, Брэндедж прислушивался, поднял руку: «А не кажется ли вам, господин президент, что настал момент, когда эту честь можно оказать самым молодым членам МОК?» Тот пожал плечами: «Почему нет? Кто у нас по протоколу самый молодой?» Выяснилось, что король Константин и я. Так мы оказались в одной упряжке.

Виталий Смирнов: «Князь Монако прислал бутылку коньяка»

— Ну и как проходило голосование?

— Теперь прибегают к помощи специальной электронной системы, до этого использовали огромный ящик из красного дерева с медными ручками. А в 1972-м все было проще. Члены МОК сидели за широким четырехугольным столом. В центре поставили обыкновенный канцелярский столик и стулья.

Мы взяли две корзины и обошли по очереди всех членов МОК, которые кидали туда листочки с написанными фамилиями кандидатов. Количество поданных голосов не разглашалось. Пересчитали бюллетени, сложили в стопку. Потом Брэндедж спросил короля Константина: «Ваше величество, избран ли новый президент МОК?» — «Да». — «Как его имя?» — «Лорд Килланин».

Затем со стопкой этих бюллетеней мы пошли в туалет. Порвали их, подожгли, бросили в унитаз и спустили воду. После чего пожали друг другу руки, пообещав, что никогда никому не разгласим итогов голосования. Вот такое было доверие. Когда рассказываю об этих выборах нынешним членам МОК, у них глаза на лоб лезут.

— Много времени потребовалось, чтобы почувствовать себя в МОК своим?

— Мне помогло, что спорт знал не понаслышке. А среди членов МОК профессиональных спортсменов тогда было мало. Преобладали монархи, юристы, врачи. Обычно, чтобы молодой член МОК был избран в исполком, нужно долго ждать. Меня же туда приняли уже через три года. Безусловно, этому способствовало то, что в 1974 году Москва получила Олимпийские игры. Моим конкурентом был канадец Уоррел, но большинство голосов досталось мне.

А в 1978-м я баллотировался уже на пост вице-президента. На сей раз победил без голосования, потому что против меня никто не выставил своей кандидатуры. И точно так же был избран на второй срок. Всего в исполкоме в качестве его члена или вице-президента МОК я провел шестнадцать лет.

— С английским проблем не возникало?

— Честно говоря, пока не попал в исполком, язык знал не очень хорошо. Но лорд Килланин заявил, что туда будут избраны только те, кто говорит по-английски или по-французски. Никаких переводчиков, как раньше, не потерпит. Пришлось поднапрячься.

Очень трудно, кстати, было понимать самого Килланина. Во-первых, ирландец. Во-вторых, заикался. В-третьих, при разговоре никогда не вынимал трубку изо рта! Но мы были в хороших отношениях, и если я что-то не улавливал, просил его повторить фразу. Килланин не обижался. «Извини, Виталий», — прижимал он руки к груди и начинал объяснять, что имел в виду, уже помедленнее.

Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

— Какими остались в памяти Брэндедж, Килланин и Самаранч?

— Все трое незаурядные люди. Но каждый из них мог бы работать только в свою эпоху. Брэндедж, например, в 1972-м в Саппоро изгнал с Олимпиады Карла Шранца, великого горнолыжника, национального героя Австрии — только за то, что у него на комбинезоне рекламная нашивка оказалась чуть больше допустимых размеров.

Вообще Брэндедж был ярым сторонником любительского спорта. Он никогда не допустил бы к участию в Олимпиаде профессионалов. Статуса любителя тогда могли лишиться спортсмены, которые всего лишь получали в клубе абонемент на проезд в транспорте!

— Как Брэндедж относился к СССР?

— Уважительно. Я читал стенограммы сессии МОК 1951 года, когда принимали Андрианова. Это было еще во времена предшественника Брэндеджа — Зигфрида Эдстрема. Многие члены комитета тогда открыто заявляли: «Коммуниста не пустим. Никогда не будем сидеть с ним в одном зале!» А Брэндедж понимал, что ситуация изменилась и с мнением Советского Союза надо считаться.

К слову, старик был забавный. Обожал наш журнал «Крокодил». Выписывал его и считал лучшим изданием в мире. Брэндедж был очень богатым и независимым человеком. Подобно герою Джека Лондона, сделал себя сам. Работал чистильщиком обуви, разносчиком газет — и стал миллионером. Как-то с усмешкой признался мне: «Ну Советский Союз я неплохо знаю. Немало денег там оставил». Оказалось, что до Второй мировой войны Брэндедж был крупнейшим владельцем пакета акций железнодорожных компаний в Прибалтике.

— Чем запомнился Килланин?

— Очень интеллигентный и приятный человек, искренне любивший спорт. Одно слово — лорд! Став президентом МОК, сказал, что пробудет на своем посту восемь лет и не собирается переизбираться на новый срок. Килланин сдержал обещание. К нам относился с симпатией, но не без оглядки.

— А что скажете о Самаранче?

— Сблизились мы в 1977-м, когда его назначили послом Испании в СССР. Помню, в старом аэропорту Шереметьево Самаранча встречал весь наш дипломатический корпус. Разумеется, приехали и мы с Андриановым, но нас поставили в самом хвосте. А Самаранч, едва войдя в зал, спросил: «Где Смирнов с Андриановым?» И рванул к нам. Поздоровались, обнялись — лишь после этого он отправился приветствовать послов.

В Москве у Самаранча не было ни кола ни двора. Но человек он энергичный, быстро развил бурную деятельность, отхватив прекрасный особняк для посольства на улице Палиашвили. Рядом, метрах в ста, находилось здание Спорткомитета. Поэтому мы часто бывали друг у друга.

Однажды Самаранч сделал мне трогательный подарок — маленькую статуэтку в виде кусочка гранита, а на нем серебряные фигурки Дон Кихота и Санчо Пансы. Пошутил: «Это мы с тобой». Правда, я так и не понял, кто из нас Дон Кихот, а кто — Санчо Панса. Статуэтка до сих пор стоит у меня дома на столе.

Американцы пытались захватить МОК и грозили Самаранчу тюрьмой. Рейдерская история из 90-х, но актуальная для наших дней

Поздравления от «СЭ»!