«Мой старший сын Павел — самый могучий организм, который я видел. Зверюга!» Истории Владимира Буре

Он не только отец знаменитых братьев-хоккеистов Павла и Валерия Буре, но и пловец высочайшего уровня. Четырехкратный призер Олимпийских игр (бронза в 1968-м, серебро и две бронзы в 1972-м), двукратный серебряный призер чемпионатов мира (в 1973-м и 1975-м), 10-кратный рекордсмен Европы на дистанции 100 м вольным стилем и в эстафетах, 17-кратный чемпион СССР...

После завершения карьеры работал в родном ЦСКА тренером по плаванию. А потом уехал в Америку и выиграл с «Нью-Джерси» два Кубка Стэнли в качестве специалиста по физподготовке.

В дальнейшем занимал должность вице-президента хоккейного ЦСКА, советника президента КХЛ и тренера по физподготовке в сборной Белоруссии. В 2017-м пережил тяжелый инсульт и две операции. После этого уже нигде не работал. Скончался Владимир Буре 3 сентября 2024-го.

А в 2012 году он стал героем «Разговора по пятницам», где рассказал много интересного и о сыновьях, и о своей карьере.

Владимир Буре: семейные тайны

Норильск

— Расскажите об отце. Удивительный был человек.

— Папа меня до сих пор кормит. Всему научил только он. Если возникает какая-то сложность, я сразу вспоминаю, что пришлось вынести ему. И все мои трудности кажутся пустяками. Он играл за сборную СССР в водное поло. Ко мне часто подходят старые ватерполисты и говорят: «Такого вратаря в Союзе не было никогда».

— Крепкий был человек — как все ватерполисты?

— Очень крепкий. Смелый. Я был совсем маленький, приехал дядя. Вечером пошли гулять втроем. Пристала к нам подвыпившая компания. Так один папа справился с тремя.

— Дядя не понадобился?

— Нет. Двух отец уложил моментально, а третий, отбежав, крикнул, мол, они пошутили.

— Вы в курсе, за какой анекдот отправился отбывать срок в Норильск ваш отец?

— Нет. Отсидевшие в те годы такие темы не обсуждали. Про отцовскую отсидку мало что знаю. В его беседах с друзьями слова дурного о Сталине не слышал. Говорили про Ежова, Берию, но не про Иосифа Виссарионовича. Боялись, наверное.

— Лагерных историй тоже не знаете?

— Разве что одну — отца собирались послать на рыбалку. А это в Норильске — на 99 процентов смерть. Холод жуткий, там и заболевали. Редко кто после нее выживал. Отца от рыбалки чудом уберегли товарищи. Он играл там в футбол, выступал в Доме культуры, где, кстати, подружился с Жженовым и Смоктуновским.

— Как интересно.

— Я Жженова встретил на инаугурации Ельцина. Мы оба были приглашены. Подошел к нему: здравствуйте, я сын Валерия Буре. Георгий Степанович чуть не прослезился.

— Прежде виделись?

— Он гостил в нашем доме, когда я был ребенком. Совершенно его не помню.

— Ваши впечатления от норильского детства — лютый мороз?

— Наоборот, хорошая-хорошая зима. В Москве поначалу плакал: «Что ж это за слякоть зимой?» Снег то выпадет, то растает. А в Норильске если уж выпал — до весны лежит. Жили мы в трехэтажном доме с деревянными ставнями. Однажды просыпаюсь ночью — родители прижались к окну и эти ставни изнутри держат. Чтобы не вырвало ветром. Такая пурга. Наутро я вышел на порог — смотрю: с крыш висят антенны. Пожарная лестница оторвана и согнута до земли.

— Отец умер, кажется, прямо в бассейне?

— Так и было. Весна 1974-го. Я готовился к соревнованиям на призы «Комсомольской правды». Это что-то вроде зимнего чемпионата СССР. Чувствовал себя скверно, как-то не плылось. Переживал и я, и отец. Он был уже болен.

— Чем?

— Стенокардия. Тогда сердце не оперировали. К тому же люди того поколения докторов не признавали. Папа все переживал на ногах, ни единой тренировки не пропустил. Хоть я до бассейна ЦСКА шел пять минут — а он 45. Пройдет — остановится...

И вот на его глазах проплыл сто метров, назавтра должен плыть двести. Чемпионат я все-таки выиграл. Сидим, разговариваем: выступать мне завтра? Нет? Две недели до матча СССР — ГДР, можно было поберечься. Неожиданно ему стало дурно. «Позвать врача?» — «Не надо». Прошло несколько минут, повторяю: может, врача? И он отвечает — зови.

Соревнования в разгаре, я несусь вдоль бортика. Весь бассейн понял — что-то неладное. Прибежала врач сборной Людмила Федоровна Набокова, вызвали скорую. Когда папу на носилки положили — он еще жил. Но без сознания. Я был уверен — выкарабкается. Запрыгнул на ходу в неотложку, ждал у дверей реанимации. Через два часа вышел доктор и сказал: «Все».

Владимир и Павел Буре в 90-е.

Фото Дмитрий Солнцев, архив «СЭ»

Спитц

— Никита Симонян однажды поинтересовался у Сергея Игнашевича результатами тестов. Тот ответил. Никита Павлович усмехнулся: «С такими данными ты не то что в сборной Лобановского, но и в моем «Спартаке» 60-х не играл бы». Если через годы сравнить себя с Александром Поповым — кто как пловец сильнее?

— Попов — четырехкратный олимпийский чемпион! Я же на Играх до золота не добрался — серебро да три бронзы. Но его тренер Гена Турецкий рассказал по секрету, что при подготовке за основу взял программу моего отца, добавив что-то свое. Гена говорил, как плавает Попов — и будто про меня. Я сначала на длинных дистанциях специализировался, а в один чудесный день стал спринтером. Р-раз — и у меня получилось!

— Каким образом?

— Мы с Леней Ильичевым тренировались у отца. Леня был спринтер, я — стайер, и на коротких дистанциях он всегда у меня выигрывал. Когда отец поставил нас вместе на «полтинник», я призадумался: за счет чего могу его опередить?

Сам нашел технику, позволяющую быстро преодолевать короткие дистанции. Для этого, по словам Турецкого, тело должно быть как байдарка. Напрягаешь спину, вытягиваешься в струну — и действительно плывешь, словно байдарка. Но меня-то никто не учил. В том заплыве с Ильичевым я интуитивно напряг спину. Почувствовал, что сразу поднялся над водой и прибавил в скорости.

«Мне отомстили и отдалили от сына». Памяти Владимира Буре — он брал медали Олимпиад и Кубки Стэнли и вырастил суперзвезду НХЛ

— У Ильичева выиграли?

— Да! Отец был потрясен. Говорит: «Попробуй стометровку». Тот же эффект. Долго держать эту технику я не мог — но на сто метров меня хватало. Если честно, тогда до конца не сознавал, что именно я делаю. Плыву и плыву. Понял, в чем фишка, лишь после разговора с Турецким много лет спустя.

— С легендарным Марком Спитцем бороться было реально?

— Нет. На тот момент сильнее пловца в мире не существовало. Спитц уникум!

— И никакой «химии»?

— Да какая «химия»? Пахать надо! Меня замучили вопросами о допинге. Я вот работаю с игроками по своей программе, ни одной таблетки никому не давал. И все равно ко мне подходит кто-нибудь из русских хоккеистов: «Ваши ребята что-то принимают?» — «Послушай, — говорю, — ладно, другие могут ляпнуть такую чушь. Но ты же сам прошел мою программу от и до. Видел результат. Да после этого без всяких таблеток мертвый побежит!»

Конечно, не обойтись без витаминов, минералов, которые помогают быстрее восстанавливаться организму. Но допинг в хоккее ни к чему.

Валерий и Павел Буре на Олимпиаде-2002.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

Сыновья

— Вы с разными хоккеистами поработали. Самый могучий организм, который встречали?

— Мой старший сын. Зверюга! Тренировался, превозмогая боль, усталость. Ни разу не пожаловался. Бег, штанга, подтягивания — везде у Паши были высокие результаты. Я воспитывал его так же, как меня — отец. Папа никогда не хвалил. Говорил обычно: «Мог бы проплыть еще лучше!»

Вот и я после каждого матча указывал Паше, в чем нужно прибавлять, что подправить. Он прислушивался. Ярких хоккеистов много. Но, поверьте, больше я не видел, чтобы кто-то играл настолько красиво, разнообразно и напористо, как Павел Буре. Эх, если бы не травмы...

— Отчего у Павла посыпались колени, как полагаете?

— Наверное, что-то генетическое.

— Павел в каждом интервью отзывался о вас с теплотой. Даже цитировал: «Именно отец сказал мне когда-то — в жизни всегда больше сдавшихся, чем проигравших».

— Хм, не помню, чтобы это говорил. Но фраза хорошая. Все знают, как я с Пашей занимался, сколько труда вложил. Ну а то, как он это оценил... Что ж, его право. Раньше мне было больно и обидно. Нынче воспринимаю спокойнее. Извечная проблема отцов и детей. Не я первый, не я последний, к сожалению.

«Я вернулся с того света». Отец братьев Буре перенес инсульт, месяц лежал в коме, но возвратился к жизни

— Так что произошло? Почему вы прекратили общение?

— (После долгой паузы.) Вмешались определенные люди и обстоятельства. Кто-то хотел мне отомстить и отдалить от старшего сына. А кто-то таким путем искал материальную выгоду. Я же был у Паши официальным бизнес-агентом. Отвечал за рекламные контракты.

— Его хоккейным агентом до 1997 года была личность неоднозначная — Сергей Левин. Уж не он ли приложил руку к вашему разрыву?

— Угадали, это один из них. Более непорядочного человека в хоккейном мире я не встречал. Едва мы приехали в Америку и вникли в бумаги, поняли, что Левин нас обманывает. Речь шла о немалой сумме. Приперли его к стенке — и в ответ раздалось: «Ой, извините, я перепутал...»

— А как винный бизнес Валерия?

— У него земля в долине Напа — сердце виноделия Калифорнии. Валера очень увлечен этой темой. Вникает в мельчайшие детали. Изучает, где делают самые лучшие пробки, этикетки — и заказывает там. Поэтому вино недешевое — 120-140 долларов за бутылку.

— Однако.

— Для Америки это высокая цена. Но Валера под маркой «Bure family» выпускает элитное вино. И оно раскупается. В магазинах почти не найдешь.

— Вас-то увлечением не заразил?

— Нет. Производство вина — не для меня. А вот бокал-другой выпью с удовольствием.