«Дядя Толя крестился гирей в 32 килограмма. Брал ее за дно, пятерней!» Чудо-богатырь — Анатолий Парфенов
Корреспондент «СЭ» сделал большое интервью с борцовским комментатором Владимиром Иваницким, сыном олимпийского чемпиона по вольной борьбе Александра Иваницкого.
Самым центром разговора стали воспоминания об Анатолии Парфенове, фронтовике, олимпийском победителе Мельбурна-1956 в классической борьбе. Иваницкий лично видел в деле его легендарную физическую силу.
— Сан Саныч Карелин всегда уважительный, со всеми за руку здоровался. В 1996 году мобильные телефоны уже начали уменьшаться, раньше с ними ходили как с сумками, потом они стали как спутниковые телефоны, большие, с антенной. А к 1996-му они уже были маленькими, и спонсоры на Олимпиаде, «Эриксон» или «Нокиа», раздавали их медиа.
И я помню, в 1996-м до или после интервью у нас рукопожатие с Карелиным, и моя ладонь, как маленький сотовый телефон, туда, в ладонь, упала — опа. (Смеется.) И его большая теплая рука. И вот такие впечатления на всю жизнь, этой мощи. Хотя я знал людей, которые были еще мощнее. Это Парфенов дядя Толя.
— Расскажите о нем.
— Дядя Толя меня знал с детства. Я перешел из ЦСКА в «Динамо», в этот знаменитый девятый подъезд. Классики на втором этаже, самбо-дзюдо — на первом. А я уже был 5-6-м номером, меня как пушечное мясо вызывали в главную сборную страны. И мой тренер говорит: «У тебя слабые кисти». А у меня действительно слабые кисти, я с Шотой Хабарели борюсь, и у меня рук не хватает. И тренер говорит: «Ты поди к классикам, у них есть штука — к гире привязан ремень брезентовый, и на подшипниках такие две гантельные с насечками ручки. Ты гирю наматываешь так, поднимаешь и тренируешь приводящие и отводящие мышцы предплечий. Именно то, что нужно для захватов, для дзюдо очень хорошо».
Конец нашей тренировки, я иду туда, тук-тук-тук. Дверь открывается — и такая сцена... Ноябрь, грязные окна подъезда этого девятого. Закончилась тренировка, и сидят тела, «бугры». Балбошин мощный, Парфенов. И пар такой идет от них, дым. И к ним заходит... они не уважали, кто в штанах белых, ну какой-то там вид борьбы, дзюдо, что это? (Смеется.) Такой шнур заходит, я говорю: «Здравствуйте». Все поворачиваются, с этими челюстями, ушами. Пауза такая. Никто «здравствуйте» не говорит. Пауза, пауза. И дядя Толя говорит: «Добрый вечер». Своим басистым голосом.
«Разрешите? У вас есть снаряд, гирька...» И он говорит: «Давай». И я иду к этой гирьке и понимаю, что все смотрят мне в спину. Я подхожу, понимаю логику, что мне нужно ее оторвать. А там 32 килограмма. Я попробовал покрутить, а она не шевелится. Я понял: это какая-то чудовищная сила тяготения. Начинаю мощно включаться, и максимум, чего я добился, — она шевелиться начала. А мне неудобно, мне в спину смотрят, меня аж обжигает. Я себе сорвал ладони. И вдруг рука такая ложится на плечо, Коля Балбошин говорит: «Покажи ладони». А он знал, что произошло. «Дней через 10 к нам приходи и будешь делать так».
И он фить-фить-фить [поднял без проблем и опустил]. То есть фантастика. Я никогда не смог так сделать. Но я смог поднимать гирю 32 кг, и когда через два месяца я приехал на сборы в Конча-Заспу и встал с Шотой Хабарели, олимпийским чемпионом, он налетает, хвать за кимоно — я беру отворот, делаю такое движение отводящее, и его пальцы от меня — дрыг! И такой ужас в глазах, а я такой радостный: «Гы-ы-ы-ы-ы». (Смеется.)
Потом я еще многократно пересекался с дядей Толей, когда он в комсомоле работал, у него был дипломат, он вынужден был как начальник отдела партийную работу вести. И у него палец даже не пролезал в ручку, понимаешь? Он брал дипломат за угол и вот так шел... у него уже кости болели — война, фронтовик, — и он шел так: тук-тук-тук [как железный дровосек], и дипломат за угол держал. (Смеется.)
Я своими глазами видел, как он крестится. Он брал 32 кг гирю пятерней, как баскетбольный мяч берет Шакил О'Нил, и хлоп — бум-бум-бум, крестился. Он это делал и правой рукой, и левой, которая у него была прострелена на войне. Вот эта сила... это необъяснимая сила.
— Ваш отец в книге писал, что спрашивал у Парфенова, откуда такая сила, и он ответил: «Ты бы покосил с мое».
— Я знаю эту фразу, отец спрашивал у него в 80-е, когда сам столкнулся с такой силой. Отец говорил: «Меня Парфенов за что любил? Что я в высоком партере единственный, кто мог ему завести руку за спину. И он целиком эту руку мою ставил назад и ловил кайф с этого. И потом говорил: «Давай, Сашок, еще раз». И батя спрашивал: «Откуда?» — «Э-э-эх, ты бы покосил с мое, Сашок. Борьба для меня удовольствие». Огромный крестьянский труд.
Балбошин вам расскажет, как на первой тренировке дядя Толя чуть ему двойным нельсоном позвоночник не вытащил, согнул шею пополам. Но оценил, что тот не сломался. Заводной он был, не сдается если — он еще больше заводился. И какая природа у Балбошина, что он тоже не сломался.
— Наверняка Анатолий Иванович не одного человека в зале сломал.
— Да-да. Ему нужно было подавить. Так — добрый человек в жизни. Но в борьбе медведь, это как под медведя попадаешь, он тебя должен загрызть.
— По груше он бил, какие ударные качества были?
— Ходили легенды, что на фронте он врукопашку фрицам через каску бил и рассыпал им позвоночник. Тюк по голове, как наковальней, какая там шея выдержит? Внешность у него была... когда такого человека встречаешь, особенно в темном переходе, ты сразу готов отдать все деньги, сдаться. Челюсть эта... (Смеется.)



