«Огромный контракт Брызгалова заставил нас обменять Бобровского на жвачку». Вторая часть интервью Бобби Кларка

В первой части беседы обозревателя «СЭ» с легендой канадского хоккея вы могли прочитать его детальнейший рассказ о Суперсерии-72 и печально знаменитом ударе клюшкой по ноге Валерия Харламова, сломавшем советскому нападающему лодыжку, а также о его оценке гонки Александра Овечкина за рекордом Уэйна Гретцки. Во второй части:

— Как Кларк стал суперзвездой с серьезной болезнью, преследовавшей его еще с детства.
— Что главный тренер «Филадельфии» перенял у Анатолия Тарасова и как общались два легендарных тренера.
— Как Кларк сдружился с Владиславом Третьяком.
— Прав ли был Константин Локтев, уведя ЦСКА со льда в матче клубной Суперсерии с «Флайерз».
— Что произошло между Кларком и его любимцем Эриком Линдросом, из-за чего дело дошло до обмена.
— Жалеет ли Кларк, что сделал капитаном сборной Канады в Нагано-98 Линдроса, а не Гретцки, и не взял туда Мессье.
— Как складывались его отношения с россиянами в «Филадельфии» 90-х и нулевых.
— Зачем «Летчики» подписали многолетний провальный контракт с Ильей Брызгаловым и обменяли молодого Сергея Бобровского.
— И, наконец, почему Кларк... не Бобби!

«Извиняться мне не за что. Не хотел ломать Харламова — удар был обычной частью жестокой Суперсерии». Эксклюзив с Бобби Кларком

Суперзвезда с диабетом

— Вам в 12 лет диагностировали диабет. Как можно стать суперзвездой хоккея, имея такой диагноз с детского возраста? И думаете ли вы, что кто-то сможет повторить такое сейчас?

— Теперь-то игроки могут это сделать легко, потому что нынешние методики лечения диабета позволяют постоянно контролировать уровень сахара в крови. В мое время это было сложнее — мне нужно было знать о том же сахаре и связанных с ним процессах гораздо больше, чем было известно тогда. Но я смог. Почему? Потому что у меня не было выбора. Получая такой диагноз, ты принимаешь свое решение, и мое было однозначным — я хотел играть в хоккей. И сделал для этого то, что должен был сделать.

— Какова была ваша реакция и реакция ваших родителей, когда вы узнали о диабете? Кто-то говорил вам бросить хоккей, заняться чем-то другим?

— Никто. Помню, лечащий врач предположил, что переквалифицироваться во вратаря будет для меня менее напряженно, чем играть на месте центрального нападающего, но он никогда не говорил мне уйти из хоккея. А я в свою очередь никогда не думал занять место в воротах. Я был как другие дети и просто хотел гонять шайбу. Для меня это было несложное решение.

— Чем занимались ваши родители?

— Отец был шахтером. Флин-Флон вообще — горняцкий городок. У нас была обычная семья, папа с мамой много работали. После того как мы с сестрой окончили школу, она тоже пошла трудиться. Но при этом играла в хоккей на открытом льду и закрытых катках, занималась спортом. У нас все было так же, как у других детей из простых канадских семей.

— Как справлялись с диабетом во время карьеры? Как заболевание влияло на вас, сколько раз и за какое время до игры вам приходилось делать инъекции инсулина?

— В те дни инсулин кололи всего один раз в день. Сейчас это контролируется лучше, иногда принимают две или три дозы, но тогда был всего один тип инсулина. Тебе надо было принимать его утром и подстраивать под него свой рацион питания, свои упражнения.

Серьезная проблема возникла только один раз — в моем первом профессиональном тренировочном лагере, который проходил в Квебеке. Я не позавтракал — и потерял сознание. Меня отвезли в больницу и, конечно, поставили на ноги. Это стало для меня уроком, я всегда соблюдал свой режим — и инцидентов больше не возникало.

«Меня до сих пор благодарят за травму Харламова. Ведь Америка и СССР — враги». Вспоминаем карьеру Бобби Кларка

— Чувствовали какое-то дополнительное уважение со стороны товарищей по команде, а может, и соперников, поскольку вам приходилось всю карьеру иметь дело с такой болезнью?

— Слушайте, я просто считал себя хоккеистом, у которого диабет. И что? У меня не было выбора, это не было большой проблемой, и ко мне относились — и должны были относиться — так же, как ко всем остальным хоккеистам. Многие играют с травмами колена, плеча, другими повреждениями. Мне никогда не выбивали колени или плечи, но был диабет. Это плохо, но я мог с ним играть.

— У вас была какая-то строгая диета?

— Думаю, в некотором смысле это могло мне помочь, поскольку мне приходилось быть более осторожным с тем, что я ел и пил. Я должен был это осознавать — и это позволяло мне по уровню готовности быть выше многих игроков. Это были дни, когда все пили пиво во время сезона.

— С юных лет вас считали большим талантом, но «Флайерз» взяли вас только во втором раунде. Это было как раз из-за диабета? И кто-то думал выбрать вас, кроме «Филли»?

— Слышал, что «Детройт» и «Монреаль» пытались выменять меня уже после драфта, но «Филадельфия» отказалась. Я был лучшим молодым игроком в Западной Канаде, но скауты ей тогда занимались не очень тщательно. Думаю, во второй раунд я попал только из-за диабета — не было никакой другой причины. Я был намного лучше многих игроков, которых взяли до меня. Но все сработало хорошо!

— Когда вы в 74-м году выиграли первый Кубок Стэнли, думали обо всем, что связано со здоровьем, что пришлось преодолеть ради этой победы?

— Не думаю, что мне когда-либо приходилось что-то преодолевать. Я просто хотел играть в хоккей. И находился в хорошей команде с отличными вратарем и тренером. Не я победил, а мы. Знаю, что помог, но это была победа команды, а не отдельных людей. И, когда вы побеждаете, это счастье на всех.

Бобби Кларк, Фред Шеро, Реджи Лич.

Фото Global Look Press

Тренер «Филадельфии» учился у СССР. И это вылилось в два кубка

— «Филадельфии» понадобилось всего семь лет, чтобы стать первой командой времен расширения, которая выиграла кубок. Но после двух побед подряд она его больше никогда не выигрывала. Вопрос из двух частей: во-первых, за счет чего вы смогли так быстро его выиграть после появления команды и, во-вторых, почему этого больше не было достигнуто никогда?

— У нас был Фредди Шеро — один из двух тренеров в лиге, который по-настоящему тренировал. Еще одним был Скотти Боумэн. Большинство команд раньше брали бывших игроков и назначали их тренерами. Они на самом деле не тренировали, а просто меняли звенья. К тому же у нас был лучший вратарь в лиге (Берни Паран. — Прим. И.Р.), на том этапе я был одним из лучших игроков. У нас была отличная команда и лучший тренер.

Сейчас тренерская профессия совсем другая. В те дни эта работа была очень ограниченной. Боумэн и Шеро сильно отличались от остальных, а затем Эл Арбур сделал то же самое с «Нью-Йорк Айлендерс». После успехов этой тройки другие клубы начали нанимать ассистентов (Шеро был первым, кто это сделал. — Прим. И.Р.), и все стали понимать, насколько сложна тренерская профессия. Но мы с Шеро были первыми или одними из первых.

— Каковы основные вещи, которым он вас научил?

— Мы стали играть полными, постоянными звеньями. Советы стали делать это задолго до канадцев. «Филадельфия» начали функционировать по тому же принципу. У нас пятерки работали вместе, играли вместе, все знали, где должен находиться на льду каждый. Мы тренировались, тренировались и тренировались, чтобы нам было легко понимать друг друга, и это стало нормой. Впервые мы увидели это в 1972 году против сборной СССР, которая играла именно так. Они делали это иначе, но главный принцип был именно такой. Шеро учился у Советов, и это окупилось для нас.

— То есть главный тренер начал делать это уже после Суперсерии?

— Постойте... О нет, думаю, он попробовал еще в низших лигах. Когда он впервые пришел во «Флайерз» (в 1971 году. — Прим. И.Р.), то начал сразу. У него была система, и все парни ей следовали, даже если не всегда одни и те же пары защитников выходили с той или иной тройкой нападающих. Мы все знали, где должны быть нападающие или защитники, куда кто должен был идти. Это был первый раз в НХЛ, когда мы увидели такое.

— Это очень интересно, поскольку даже в Советском Союзе, до Виктора Тихонова, были только сыгранные тройки нападения и пары защиты, но разные форварды могли выходить с разными защитниками. И лишь Тихонов впервые в СССР создал пятерку Фетисов — Касатонов, Макаров — Ларионов — Крутов, всегда игравшую вместе.

— Шеро намного опередил время. Он первым привел помощников тренера. У нас было два ассистента. Все, что он делал, было намного, намного впереди остальной лиги.

— Он знал советский хоккей на расстоянии или ездил в СССР?

— Он был там! И они были приятелями с [Анатолием] Тарасовым, много выпивали вместе. Оба были большими пьяницами! Курили, пили и говорили о хоккее.

«Когда Гретцки установил рекорд по голам, не думал, что его кто-то побьет». Интервью легенды Скотти Боумэна

«Флайерз» не попались в ловушку ЦСКА, и соперник ушел со льда

— А если говорить о Боумэне, в чем была его революционность как тренера?

— Я в клубах не играл за команды Скотти, а только выигрывал под его руководством Кубок Канады в 76-м. Не знаю в деталях его стиля, но точно могу сказать, что главным для него было нападение. Поэтому хоккеисты любили у него играть, а канадская игра в первую очередь ассоциировалась и продолжает ассоциироваться с атакой.

— Вы были капитаном на первом Кубке Канады. Советский Союз отправил туда экспериментальную сборную под руководством молодого Виктора Тихонова, и, в частности, Александр Якушев до сих пор зол на советских боссов, не позволивших ему, как и ряду других лидеров, сыграть на таком турнире.

— Да, Советы не были важным, да и вообще каким-либо фактором на том Кубке, и это казалось удивительным. А быть капитаном сборной на таком турнире, тем более что мы его выиграли, — особая честь для любого игрока. Капитанство где угодно — большая честь, но в сборной своей страны среди лучших игроков НХЛ — тем более.

— Завершая тему сборной: в 79-м вы выступали в Нью-Йорке на Кубке вызова из трех матчей против сборной СССР. В последнем случилась сенсация: Советский Союз разгромил вас 6:0, причем даже не с Третьяком, а с Владимиром Мышкиным в воротах.

— Мы выиграли первый матч, а потом Боумэн начал халтурить.

— То есть?

— Он убрал из состава часть игроков, которые победили в первой игре, и поставил новых. И вдруг мы оказались просто кучкой ребят, которые играют в хоккей, а Советы были командой. И они дважды победили кучку ребят, которые играли в хоккей.

— То есть это был своего рода повтор первой части Суперсерии-72, когда у вас было 35 игроков и тренеры хотели дать возможность сыграть всем?

— Да, то же самое!

— Много лет спустя, в 1997-м, «Филадельфия» с вами в роли генерального менеджера дошла до финала Кубка Стэнли, но была разгромлена «Детройтом» во главе с Боумэном и с Русской пятеркой в составе — 0-4. Был ли у вас против них хоть один шанс?

— Наши сильнейшие игроки действовали в той серии не лучшим образом. «Детройт» в любом случае был сильнее, но мы нуждались в том, чтобы Линдрос и Леклер находились на пике своей игры. Что же касается Русской пятерки, то она была лучшим звеном в лиге. Но ей помогала и ее поддерживала жесткость многих других хоккеистов «Ред Уингз», не дававших их в обиду. Это позволяло им много владеть шайбой. Этим парням не нужно было никого бить — достаточно было просто владеть шайбой, кататься и забивать, что они умели делать лучше всех.

Бобби Кларк.

Фото Global Look Press

Как «Филадельфия» стала Хулиганами с Броад-стрит

— Все знают прозвище «Филадельфии» 70-х — Broad Street Bullies, Хулиганы с Броад-стрит. Как команда получила репутацию самой жесткой и, возможно, грубой в НХЛ? Сделали ли это Шеро или владелец «Флайерз» Эд Снайдер намеренно?

— Первой габаритной командой, которая пыталась физически запугивать соперников, был «Бостон». Мы на первых порах были маленькими, и они нас довольно сильно избили. Большая команда была у «Сент-Луиса», они тоже могли нас отлупить. Так что Снайдер просто устал от этого.

Он начал выменивать и подписывать некоторых крупных игроков. И, знаете, это изменило ситуацию. Как в детстве, когда старший пацан вас все время лупит и вы ничего не можете с этим сделать, а потом вы подрастаете и начинаете бить его, и это кажется вам довольно приятным. Для нас это окупилось, поскольку команды стали «Филадельфию» бояться. Но вдобавок к этому у нас было много талантов. Все равно вы выигрываете не на жесткости, а на таланте.

— А кто первым назвал вас Хулиганами с Броад-стрит?

— Журналист из Филадельфии. Наш дворец «Спектрум» находился на Броад-стрит.

— Во время клубной Суперсерии-1975/76 главный тренер ЦСКА Константин Локтев увел команду со льда во время матча с вами — потом, правда, вернул. Но «Флайерз» оказались единственной командой в той серии, которая смогла победить армейцев — 4:1. Как вы отреагировали, когда Локтев сделал это, и были ли у него какие-то объективные основания?

— Никаких. По стандартам, по которым играли «Флайерз», это была не грубая игра. Просто Шеро знал русских. Мы оставались в середине площадки, не бегали за соперниками по всему льду. Советы хотели, чтобы мы гонялись за шайбой, для чего передавали ее назад, и мы уходили за ними, а затем они менялись местами, пасовали на свободное место, и мы застревали, а они пользовались возникшим пространством.

Мы же, зная эту ловушку, просто ждали, оставались на своих позициях, и они были этим обескуражены. Это была довольно легкая игра для нас, и не могу сказать, что та победа далась нам большими усилиями. А вот с «Канадиенс» у них была отличная игра! (матч «Монреаль» — ЦСКА в новогоднюю ночь, завершившийся 3:3, считается едва ли не лучшей встречей в истории клубного хоккея. — Прим. И.Р.).

Владислав Третьяк: биография легенды советского хоккея

— Вратарь того ЦСКА Владислав Третьяк рассказал, что вы с ним как раз в 76-м подружились и подарили ему шикарный перстень с национальными символиками СССР и Канады, а также наручные часы. Более того, вы пригласили его к себе домой, а затем — в магазин одежды, где подарили ему классные вещи бесплатно. Что вы помните о том визите вратаря?

— Мне очень нравился Третьяк как человек. Он был чрезвычайно дружелюбным. Не помню, как мы познакомились, но он приходил ко мне домой, я знакомил его с женой. По-моему, у меня тогда только родился сын, и у него был маленький ребенок. Но в любом случае я знал этот магазин, мы пошли туда, купили ему кое-какую одежду. И стали друзьями на расстоянии. Очевидно, что мы не могли видеться друг с другом очень часто, но он мне нравился. Хороший парень!

— Он и сейчас очень тепло о тех встречах вспоминает. Я прочитал слова, написанные в Зале хоккейной славы в Торонто, что до Суперсерии-72 никто в Канаде не знал Третьяка, но за те восемь игр он стал членом каждой канадской семьи.

— Все любят великих вратарей. И он был интересным по стилю голкипером, очень акробатичным. Из наших таким можно назвать только Тони Эспозито. Но большинство канадских вратарей тогда играли в стиле стендап. Кен Драйден стоял, не опускался на колени — но Третьяк, вероятно, изменил всю вратарскую игру. Они вместе с младшим Эспозито. Позже пришел Патрик Руа, далее — Мартин Бродер.

— Почему сейчас не стало великих канадских вратарей, таких как Руа и Бродер? А у нас их не было много лет, но в последнее десятилетие — целая россыпь: Бобровский, Василевский, Шестеркин.

— Даже не знаю. Видимо, это работает циклично. В каком-то поколении они есть, в каком-то — нет. Не знаю, почему долгое время в Канаде все классные вратари выходили из провинции Квебек. Потом вдруг выдающихся голкиперов начали регулярно «производить» финны, шведы. Теперь — Советы (так Кларк по старой привычке назвал россиян. — Прим. И.Р.). Знаю, что долгое время европейский хоккей выпускал не так много сильных вратарей, но там не наносили много бросков по воротам. Они так много пасовали шайбу еще и потому, что играли на больших площадках. Маленькие катки в Канаде провоцировали много бросков. Может, поэтому тогда была разница в нашу пользу. Но затем ситуация выровнялась.

Павел Дацюк.

Фото Global Look Press

Дацюк долго был лучшим в мире. Не знаю, почему ему не дали MVP

— Какой из своих голов назовете самым важным в карьере?

— Я забил в овертайме в Бостоне в первом нашем победном финале Кубка Стэнли (в 1974 году. — Прим. И.Р.). Это была вторая встреча серии, первую мы проиграли. Поскольку кубок мы в итоге выиграли, могу назвать этот гол самым важным. В противном случае он бы ничего не значил.

— Эмоции от первого Кубка были сильнее, чем от второго год спустя? Все первое же переживается по-особому.

— Да такие же. Во вторую победу было вложено столько же усилий, столько же желания победить. Никакой разницы.

— А потом вы вышли в финал в третий раз подряд, но уступили, причем 0-4 «Монреалю» Боумэна. Почему?

— У нас получили травмы Берни Паран, основной вратарь, и Рик Маклиш (автор победного гола в первом Кубке Стэнли «Филадельфии». — Прим. И.Р.). Да и вообще «Монреаль» тогда был лучше. Это команда-династия, с того момента выигравшая четыре Кубка подряд.

— Вы выиграли и «Харт Трофи», и «Селке Трофи» — приз лучшему форварду НХЛ оборонительного плана. Не так много игроков сделали это одновременно. Из россиян — только Сергей Федоров. У Павла Дацюка, трижды выигрывавшего «Селке», не было титула MVP, хотя он на него номинировался. Как вам удалось стать таким двусторонним хоккеистом, и испытываете ли к таковым особое уважение?

— Дацюк был лучшим игроком в мире долгое время. Он должен был стать MVP, и кто знает, почему этого не произошло. Когда вы выигрываете «Селке» и «Харт», то это означает, что можете играть на одинаковом уровне как в защите, так и в нападении, и таких игроков не так много. Вернее, так: их довольно много, но немногие получают и ту и другую награду. Скажу честно, есть гораздо лучшие бомбардиры, чем я, и гораздо лучшие чекеры, чем я. Но мне удавалось делать и то и другое.

Сергей Федоров: «Макдэвид будет зарабатывать 14-15 миллионов. Я поскромнее. Получал бы 10-11»

— Но трудно ли было этому научиться?

— Это просто игра. Дацюк тоже мог делать и то и другое. Он просто знал, как играть в хоккей. Ты не учишься этому на тренировках или на практике. Ты просто инстинктивно знаешь, как это делать.

— Вы набрали тысячное очко в матче против «Бостона» в свитере, полном крови после того, как шайба попала вам в лицо. Почему не покинули игру?

— Ну, я не так сильно пострадал. В те времена порезы были более распространены в хоккее, чем сейчас, — без шлемов, щитков и прочей современной амуниции. Так что когда вы получали порез, то не беспокоились о том, что заразите кого-то СПИДом или другими болезнями, как они все сейчас. Вы просто продолжали играть. В том эпизоде шайба скользнула по моей макушке. Да, это вызвало кровотечение, но разве это причина уйти со льда?

— Логично. Кстати, в каком возрасте вы начали носить шлем? Это ведь как раз было время, когда лига активно их внедряла.

— Я никогда не носил шлем. Ни в одном матче. Они уже были, когда я стал профессионалом, одним из тех, кто это практиковал, был Стэн Микита. Но большинство игроков, когда я начинал, этого не делали. А вот когда заканчивал — большинство уже было в шлемах. Но знаете, какое у меня было наблюдение? Правда, без каких-либо фактических доказательств. Как только все надели шлемы, игроки стали чаще охотиться за головами. Меня никогда не били головой о стекло или что-то в этом роде. По ногам — да, но не по голове. Мне кажется, в мое время игроки без шлемов и щитков в этом плане были более уважительны друг к другу.

— Читал, что вам пришлось сыграть два матча под номером 36, поскольку ваше джерси с 16-м украли. Как это произошло и почему свитер был всего один?

— Один из тренеров привел своего друга, чтобы показать раздевалку, а тот украл мою майку, ха-ха. Так что мне пришлось надеть другую. В те дни у тебя было по одному домашнему и выездному комплекту формы. Мы были на выезде, поэтому у них не было для меня запасной. Но это нельзя назвать большой проблемой, мне было все равно. Просто им пришлось потратить время, чтобы сделать новую.

— Тогда ведь на спине не было фамилий?

— Только номер, да. Не помню, когда появились фамилии. Я с ней уже играл, но точно не помню, с какого момента это произошло. Когда начинал, фамилий еще не было.

Зал и нашей хоккейной славы! Свитер Боброва, шлем Якушева, краги Ковальчука и Овечкина — в уникальном фоторепортаже Рабинера из Торонто

— Сколько вещей из вашей карьеры сейчас в Зале хоккейной славы в Торонто?

— Понятия не имею!

— Вы были первым и до сих пор остаетесь одним из всего двух игроков в истории «Флайерз» наряду с Клодом Жиру, которые отыграли по тысяче матчей регулярного чемпионата за клуб. Что мотивировало вас продолжать после того, как вы выиграли два Кубка Стэнли, Суперсерию-72, первый Кубок Канады, причем в роли капитана, — и при этом имели серьезную болезнь?

— В эпоху, когда я играл, по каким-то причинам, как только тебе становилось за тридцать, ты считался старым игроком, и твоя карьера шла на спад.

— Думал, такое было только в СССР.

— Нет, у нас тоже. Думаю, я ушел слишком рано. Мог бы играть дольше (Кларк закончил в 34. — Прим. И.Р.). Но, полагаю, каждый игрок так говорит после того, как уходит на пенсию. Конкретно в моем случае я был одним из лучших игроков лиги, который каждый год заходил глубоко в плей-офф, играл в каждом Матче звезд, в Кубках Канады, Суперсериях... Против одних только Советов в разных вариантах — сборных, клубов — я провел 72 матча! В итоге у меня набиралось больше ста игр в год, и так было у всех лучших. Думаю, что такая нагрузка брала свое.

— Как думаете, современные игроки тратят во время матча НХЛ сопоставимое количество энергии с вашим поколением?

— Думаю, что сейчас игра намного быстрее. С другой стороны, игроки теперь намного лучше подготовлены, чем мы. Во время отпуска летом мы только отдыхали. А эти парни тренируются круглый год, у них есть детальный рацион питания, личные врачи, массажисты и тренеры по физподготовке. Сейчас другой хоккейный мир. И, думаю, он лучше.

Эрик Линдрос.

Фото Getty Images

С Линдросом хорошо ладим. Его родители не должны были вмешиваться в жизнь взрослого человека

— Тяжело было стать генеральным менеджером «Филадельфии» сразу после окончания игровой карьеры и управлять людьми, с которыми вы только что выходили на лед?

— Этого не должно было случиться. У меня не было никакой подготовки, чтобы стать генеральным менеджером, я не был достаточно образован для этого. Если клуб хотел видеть меня на этом посту, то должен был дать мне некоторое время и подготовить в течение пары лет. Ты можешь знать хоккей изнутри, но игра в него не научит тебя управлять процессами, вести переговоры по контрактам, делать правильные обмены и т. д. Я научился, но как раз после этого меня и уволили, ха-ха.

— Трудно ли было научить людей называть вас не Бобби, а мистером Кларком?

— Вообще-то я всегда был Бобом. И когда играл, и когда стал генеральным менеджером. Никогда не использовал имя Бобби, сам всегда называл себя Бобом. И товарищи по команде в основном называли меня Бобом.

— Вот как! Откуда же взялся Бобби, почему вас знают во всем мире именно так?

— Кто-то начал так называть, а я и не возражал. Бобби так Бобби. Мне было все равно, что напишут в прессе. Но для спортсменов я всегда был Бобом.

— Вы выменяли Эрика Линдроса, сделали его капитаном и во «Флайерз», и в сборной Канады на Олимпиаде в Нагано. Но затем у вас возникли трудности с ним и особенно его отцом, и в конце концов вы Линдроса обменяли. Какие у вас сейчас отношения?

— Сейчас мы с Эриком хорошо ладим. А его родители не должны были вмешиваться в его жизнь вплоть до того возраста, когда это происходило. Это нормально, когда ваш сын — подросток, вы помогаете ему, направляете его. Но его родители просто вмешались в жизнь взрослого человека и, думаю, причинили ему боль. У Эрика были проблемы с сотрясением мозга, которые повлияли на его карьеру, особенно в ее конце. Но он винил в этом «Флайерз», наших врачей, что было не так.

Зачем нам делать что-то подобное? Так или иначе, я обменял его, чего он так и не понял. В тот год, когда он не играл, мы набрали сто очков. И мы никогда не скучали по нему после обмена. Говорю совершенно серьезно. А он тем временем перешел из «Рейнджерс» в «Торонто», а затем в «Даллас». Думаю, прыжки из команды в команду также повредили его карьере. Впрочем, повторяю, теперь у нас все в порядке.

«Очень плохо, что России нет на международных турнирах». Сильное заявление легенды НХЛ Эрика Линдроса

— Как вы думаете, в сегодняшнем хоккее с его правилами карьера Линдроса была бы длиннее и лучше, ведь таким ударам в голову судьи не попустительствовали бы?

— Да. А еще если бы красная линия была убрана в его время, то Линдрос был бы круче Овечкина. Видели, как Овечкин начинает разгоняться в своей зоне? Если эти парни кого-то ударят, то нанесут этому человеку ущерб. А раньше красная линия заставляла их тормозить (чтобы не заехать за нее и не получить шайбу из своей зоны в офсайде. — Прим. И.Р.). Линдрос был бы намного лучшим игроком в сегодняшнем хоккее, это точно.

— Вы жалеете, что в Нагано-98 сделали капитаном сборной не Гретцки, а Линдроса? Это было ваше решение или тренерского штаба?

— Мое и Боба Гейни (ассистента генерального менеджера, возглавлявшего тогда «Даллас». — Прим. И.Р.). Да, теперь, оглядываясь назад, думаю, что капитаном надо было сделать Гретцки. Эрик был еще слишком молод и благоговел перед Уэйном. И еще кое-какие игроки должны были попасть в команду.

— Марк Мессье?

— Да. У него был не очень хороший сезон, но сейчас понимаю, что нам не нужно было, чтобы Марк был хорош в течение месяца. А нужно, чтобы он выдал свой максимум в те две недели, в те шесть игр. И он был таким игроком, что был бы на высоте, когда это нужнее всего. Он никогда не подводил. Но мы его обделили.

— Так почему капитаном сделали Линдроса?

— Страна в целом говорила о том, что нужно передать сборную более молодой группе игроков, новому поколению. Поэтому мы и не взяли Мессье, что я позже посчитал ошибкой. И поскольку мы выбрали достаточно молодой состав, то сочли, что Эрик — лучший игрок этого поколения, чтобы быть капитаном. Вероятно, он им и являлся. Но Гретцки находился намного выше остальных игроков не по габаритам, а по хоккейному росту.

Илья Брызгалов.

Фото Global Look Press

Большой контракт с Брызгаловым был ошибкой, но это сделал владелец клуба

— Линдрос недавно сказал мне, что понимает, по каким причинам сборная России не играет в международных турнирах, но как фанат хоккея сожалеет об этом, поскольку хочет, чтобы в Олимпиадах, чемпионатах и Кубках мира участвовали все сильнейшие. Что думаете по этому поводу?

— Да, это верно, поскольку та же Олимпиада — это что-то огромное. Очевидно, что Советы (снова Кларк оговорился, и я это хорошо понимаю, поскольку сам недавно спустя 15 лет после переименования назвал Лигу Европы Кубком УЕФА. — Прим. И.Р.) — команда высшего уровня, как и канадцы, американцы, шведы, финны... Они должны быть на Олимпиаде. Матчи с участием всех сильнейших поднимают мировой интерес к хоккею. Кубок Канады в свое время был хорош, но его тоже больше нет.

— Доминик Гашек вообще считает, что россиянам из-за ситуации на Украине сейчас не место в НХЛ. Как относитесь к такому мнению?

— Не думаю, что это правильное утверждение. То, что происходит на международном уровне, — наказание обычных спортсменов за действия их правительства. Но ведь советские (российские. — Прим. И.Р.) игроки тоже могут быть не рады тому, что происходит. Долбаная политика!

— Вы сами жалеете, что не смогли поучаствовать в Олимпиаде, поскольку НХЛ и МОК во времена вашей игры не объединяли усилий?

— Я бы с удовольствием... Но для нас потребность сыграть за свою страну удовлетворила та же Суперсерия-72.

— Вы как генеральный менеджер имели дело со многими хоккеистами из России. Какая о них осталась память? Что-то отличало их от остальных?

— Они ничем не отличались для меня от канадцев, чехов, шведов. Ни один хоккеист, откуда бы он ни приехал, не был плохим человеком. Каждый для кого-то был хорошим другом, женился, воспитывал детей... Все люди по сути своей одинаковы!

— Дмитрий Юшкевич, Валерий Зелепукин, Дайнюс Зубрус рассказывали мне, что вы были довольно близки с игроками, не показывали им каждым своим жестом, какой вы были звездой.

— Конечно, я не тусовался с игроками, это невозможно, когда ты генеральный менеджер. Но мне нравилось общаться с ними, просто говорить о хоккее. Никогда не думал, что я — большая шишка или что-то в этом роде.

«Мы кричали им: «Чертовы коммуняки». Самая грязная и жестокая бойня канадцев и русских в истории

— Зелепукин рассказывал, что вы были настолько просты, что он мог поспорить с вами на 20 долларов на результат матча молодежного чемпионата мира Россия — Канада.

— В один год, помню, я этот спор выиграл. Но в другой — проиграл, только не Зелепукину, а русскому вратарю. Тому самому, с которым мы подписали большой контракт на восемь или девять лет, но он досрочно ушел

— Илья Брызгалов.

— Да (в 2011 году «Филадельфия» подписала контракт с Брызгаловым на девять лет и 51,5 миллиона долларов, но после первого же сезона выкупила его. — Прим. И.Р.).

— Подписание огромного контракта с Брызгаловым было ошибкой?

— Да, это было плохо. Но этот контракт стал инициативой владельца «Флайерз». Он вмешался и отключил меня от процесса. А в результате нам спустя время пришлось обменивать Бобровского на жвачку (Сергей Бобровский, при Брызгалове севший на лавку и недовольный этим, отправился за три драфт-пика, один второго и два — четвертого раунда, в «Коламбус», где дважды выиграл «Везина Трофи». — Прим. И.Р.).

— Если бы Бобровский остался у вас, вы были бы сильнее?

— Да. Он мне нравился и был хорошим парнем. Он пахал как проклятый. Не очень хорошо успел его лично узнать, но испытываю к нему симпатию. Рад, что в «Филадельфии» он начал свою долгую карьеру в НХЛ, которая в прошлом году привела его к Кубку Стэнли.

— За кого, кстати, вы болели в последнем финале, «Флориду» или «Эдмонтон»? Как канадец, наверное, за «Ойлерз»?

— Нет, за «Флориду». Потому что я был первым генеральным менеджером этого клуба в год, когда тот дебютировал в НХЛ.

Бобби Кларк на фоне фотографии с матча «Филадельфия» — ЦСКА 1976 года.

Фото Слава Маламуд, архив «СЭ»

Мне 75, какого черта мне за что-то отвечать!

— Зелепукин еще рассказал, что, когда вы хотели его за что-то покритиковать, он переводил тему на ваш удар клюшкой по лодыжке Валерия Харламова, и это быстро вас успокаивало. Вы начинали расспрашивать, как дела у советских ветеранов Суперсерии-72.

(Улыбается, ничего не отвечает.)

— Алексей Жамнов и Владимир Малахов были в составе «Филадельфии» в 2004 году, когда только седьмой матч полуфинальной серии с «Тампой» отделил «Летчиков» от финала Кубка Стэнли. Жамнов после обмена провел у вас недолгий, но очень хороший отрезок.

— Они оба были действительно хорошими хоккеистами и отлично играли за нас. К сожалению, в той серии мы потеряли из-за травм ключевых защитников Эрика Дежардена, Кима Юнссона, да и вообще трех-четырех важных игроков, и в итоге просто выдохлись. Думаю, мы были лучшей командой в том году после того, как получили в результате обменов двух этих советских игроков. И, мне кажется, они сами были счастливы играть за эту команду. Они были великолепными мастерами.

— Молодой российский защитник «Флайерз» Дмитрий Тертышный подавал большие надежды, но во второй половине 90-х погиб летом в результате несчастного случая. Помните его?

— Конечно. Он выглядел так, будто станет одним из хороших, надежных игроков нашей команды. Не думаю, что он мог бы превратиться в одну из ее главных звезд — просто в стабильного защитника, третьего-четвертого номера в нашей обороне. Его гибель (Тертышный упал с моторной лодки и попал под ее лопасти. — Прим. И.Р.) стала большим и ужасным потрясением для всех. А для команды мы потеряли даже не одного игрока, а двоих. Еще один молодой хоккеист, нападающий, который играл в фарм-клубе и поехал на той лодке вместе с ним, был перспективным парнем, но после того случая просто ушел из хоккея.

— Вы ставите себя как генерального менеджера на ту же ступень, что и игрока, или все же ниже?

— Ну, я как менеджер не выигрывал Кубок Стэнли. Трижды был в финале, но не побеждал. Вообще, за всю карьеру, если складывать игровые и управленческие годы, мои команды были в финалах девять раз. То есть делал это в среднем каждые четыре-пять лет, что неплохо. Но, учитывая, что как игрок я дважды брал Кубок, а как менеджер — ни разу, в первой роли я был более успешен.

— Третьяк рассказывал одну личную вещь о вас: после того как ваши родственники, муж и жена, погибли в автокатастрофе, вы усыновили двух их детей, и вообще назвал вас добрым и порядочным человеком. В то же время многие хоккеисты говорили о вашей жесткости — как на площадке, так и за ее пределами. Каков все-таки настоящий Боб Кларк?

— За пределами льда я всегда старался относиться к людям порядочно. Надеюсь, я скромен и у меня нет большого эго. Никогда не чувствовал и не думал, что я лучше кого-то другого.

— Из чего состоит ваша нынешняя жизнь? Просто наслаждаетесь ею?

— Да. Летом на пару месяцев возвращаюсь в Канаду, у меня там домик. А потом — снова во Флориду, и иногда — в Филадельфию. Билл Барбер, Пол Холмгрен и я — старшие вице-президенты «Флайерз», но на нас не лежит никакой ответственности за принимаемые клубом решения. Мы можем ходить на игры когда хотим, здороваться и разговаривать с Дэнни Бриером и Китом Джонсом (генеральным менеджером и директором по спортивному персоналу. — Прим. И.Р.), по-дружески болтать с тренером. Никакого влияния на команду и то, что с ней происходит, у нас нет.

И я не хочу этого (влияния. — Прим. И.Р.). Мне нравится, что просто могу время от времени зайти в раздевалку, поздороваться с игроками, пожать парням руки и все такое. Мне этого достаточно. Теперь я на пенсии, мне 75, так что какого черта за что-то еще отвечать!..