«Из Москвы в Челябинск приехали и сказали: «Не хочешь в ЦСКА? Поедешь в роту в Сибирь!» Вторая часть интервью Быкова

В первой части разговора вы могли прочитать рассказы Вячеслава Быкова об Илье Ковальчуке и Александре Овечкине, Сергее Федорове и Александре Радулове, триумфе Квебека-2008 и разгроме в Ванкувере-2010, нестандартных решениях не ехать в НХЛ и предпочесть семейный уют тренерской работе, несмотря на два Кубка Гагарина в двух его последних сезонах в КХЛ — в «Салавате Юлаеве» — 2011 и СКА-2015. Сегодня — в основном темы, касающиеся Быкова как игрока: Виктор Тихонов и Андрей Хомутов, Кубок Канады-87 и Олимпиады в Калгари-88 и Альбервиле-92.

«На меня шло большое давление, чтобы Ковальчук не играл в финале Квебека». Интервью с Вячеславом Быковым

— Финал Кубка Канады-1987 — это еще и не зафиксированный судьей Доном Кохарски фол Дэйла Хаверчука на вас в канадской зоне, который привел к контратаке три в один и победному голу Лемье в третьем матче. Простите, что напоминаю, но без этого никак.

— Это моя жизненная трагедия. Я бы успел помешать, сто процентов. Даже в момент гола уже был рядом. Когда Хаверчук меня сбил, я упал, вскочил, побежал, и мне не хватило буквально полутора метров. А если бы не сбил, то я был бы рядом, и тогда не прошел бы этот пас назад.

— По-вашему, это было сознательное убийство со стороны Кохарски или он действительно мог прозевать момент фола?

— Оставляю это на его совести. Спросите у Кохарски. Он же посмотрел на меня. И я увидел этот взгляд, мы встретились глазами. После чего он отвернул голову и развел руками — мол, продолжайте игру. Значит, он видел момент. Это было больно. Очень больно.

— Главный тренер сборной Канады Майк Кинэн в нашем разговоре признал, что нарушение было. А согласны ли вы со мнением многих, что эти 6:5, 5:6, 5:6 — лучший хоккей в мировой истории? И вот такие игры заканчиваются подобной судейской ошибкой, которая решает все.

— Если соглашусь, меня посчитают надутым. Поэтому пусть об этом говорят другие люди, например, вы. Но я был счастлив играть в той серии, среди лучших хоккеистов мира на тот момент. А что случилось — то случилось, к сожалению, не в нашу пользу. И этого не изменишь.

— Как тогда себя в раздевалке вел Тихонов?

— Он пришел чуть позже — и сказал, что мы должны были взять этот Кубок. И что мы не проиграли. Не были побеждены. Вообще, для него это была редкость. Не знаю, говорил ли он так еще когда-то, но тогда Виктор Васильевич поддержал всю команду. Обычно, когда мы проигрывали — да даже когда выигрывали, помню эти разборы! — от него доставалось на орехи по полной программе. Но не в тот раз.

«Тихонов вытащил меня из болота, и я выжил в аду его предсезонки. Не забуду, что он для меня сделал». Откровенный Алексей Касатонов

— Алексей Касатонов рассказал мне удивительную вещь. В решающем матче чемпионата СССР против «Динамо» в 1985 году он, защитник, сделал дубль и сравнял счет с 0:2. Если бы ЦСКА проиграл, то лишился бы чемпионства. Так на разборе Тихонов устроил ему выволочку!

— Видите, я же не голословно сказал вам про его разборы после побед. Это был его принцип работы. Его харизма, менталитет, максимализм. Тихонов — человек, который искал идеал в хоккее. Поэтому и устраивал после победных матчей разборы будь здоров. Это был анализ на будущее.

Он же не спал всю ночь и наутро мог устроить собрание. Он переживал и хотел каждый день делать нас лучше. Это очень большое качество — несмотря ни на какой результат, стремиться делать своих игроков лучше.

— Вы этого тогда до конца же не понимали? Потому что со стороны игроков, как я понимаю, на него было много злости и обид.

— Ну конечно. Молодые парни, горячие, мы думали: как так можно? Мы все сделали для победы, выиграли, а он вместо поздравления еще и пихает. Но ты все равно услышал — за что, почему и как. В тебя влили информацию, неважно каким образом. Дали понять, что ты можешь играть лучше.

— Дали ощущение собственного несовершенства, которое при количестве побед того ЦСКА запросто можно было потерять.

— Да, чтобы голова не закружилась. Надо было вовремя заставить ее опуститься на землю.

— Но вы — совсем другой, чем Тихонов.

— Я многое впитал от него. Мы с Игорем тоже постоянно анализировали даже после побед, что было сделано не так. Конечно, не доходили до того, чтобы так жестко разговаривать с хоккеистами после выигранных матчей. Но какие-то моменты тоже старались объяснять — просто по-другому, чем Виктор Васильевич.

Вячеслав Быков и Виктор Тихонов.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

— Когда мы с вами разговаривали в 2009 году и тоже поднимали исторические темы, вы к Тихонову были настроены гораздо жестче, чем сейчас. Одно из главных моих впечатлений от сегодняшнего разговора — мне кажется, вы за эти 16 лет многое пересмотрели в восприятии этого человека.

— Да, безусловно. Еще раз повторю фразу: «Он хотел сделать нас лучше». Не ради своего реноме, а ради наших общих побед и удовлетворения от игры сделать нас лучше и тем самым осчастливить свою страну, миллионы людей. Не только мы, но и он сам одиннадцать месяцев в году сидел на сборах, хотя у него была любящая его семья.

— Он был бессребреник?

— Да, он делал все это не ради денег. Более того, пробивал ребятам квартиры и машины. И в этом плане я как тренер старался идти по его стопам и знал, в какие двери нужно стучаться, чтобы отблагодарить ребят за сделанное ими большое дело. Мы понимали, что это важно, и с их стороны за эти усилия будет дополнительное уважение. Это был урок Тихонова.

— И тем не менее. Вы тогда все время были с Андреем Хомутовым и наверняка своими глазами видели то, о чем в знаменитом интервью газете «Советская культура» говорила жена Сергея Старикова. Как Тихонов не отпустил Хомутова к умиравшему отцу, сказав: «А чем ты ему поможешь?» Как вы это воспринимали?

— Конечно, тяжело. Любой представит, каково пришлось тогда Андрею. И я, и все мы то решение Виктора Васильевича не поняли и не приняли. Для нас это было бесчеловечно. Считаю, что он должен был Хомутова отпустить. Как бы там ни было, какие бы ни предстояли матчи и в каком бы состоянии он на них ни вернулся. Это был тяжелый момент.

— Как думаете, Хомутов его в конце концов простил?

— Думаю, если вы найдете возможность пообщаться с Андреем, лучше задать этот вопрос ему. Это слишком личное, чтобы отвечать за другого человека.

Валерий Каменский, Вячеслав Быков и Андрей Хомутов.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

Лучше партнера, чем Хомутов, в моей жизни не было

— Кстати, вы с Хомутовым поддерживаете отношения? До определенного момента были лучшими друзьями, но потом по каким-то причинам у вас общение практически прекратилось.

— Очень редко, на каких-то общих мероприятиях. Каждый пошел своей дорогой, погрузился в свои заботы, занялся своими детьми и внуками. Но при этом я счастлив, что судьба свела меня с Андреем и что я играл с ним. Это мой самый классный партнер за всю карьеру. Это большая радость и счастье — иметь такого партнера и до конца карьеры играть вместе.

— Как вы с Хомутовым, кстати, стали играть вместе? Это произошло сразу после того, как вы перешли в ЦСКА из «Трактора»?

— Нет. Сначала Тихонов поставил меня с Мишей Васильевым и Сашей Герасимовым. А Андрей играл с Виктором Жлуктовым и, по-моему, Сергеем Капустиным.

— Нет, Капустин уже был в «Спартаке».

— Но с Жлуктовым — точно. А потом из-за чьей-то травмы — то ли Васильева, то ли Герасимова, сейчас затрудняюсь сказать, — нас объединили с Андреем. И как-то с первых же тренировок и игр возникла «химия». Тогда в ЦСКА вообще собралась молодежь, которая стремилась забраться на кратер этого вулкана, покорить эту гору. На каждой тренировке было очень интересно! Играли всегда на интерес, и никто не хотел уступать.

— Читал, что, когда уже во второй половине 80-х на тренировках первое звено играло со вторым, ларионовское — с быковским, вы даже чаще выигрывали.

— Сказать, что прямо чаще — это было бы слишком надуто с моей стороны. Но подергивали мы их хорошо. Спокойно жить не давали. Хоть тренеры и не знали, на какой интерес мы играли, когда Тихонов в конце тренировок давал нам возможность выйти друг против друга.

— А на какой?

— Нет, с моей стороны это будет неправильно. Потому что это был интерес не совсем спортивного плана, ха-ха. Но в этих зарубах мы друг друга вытягивали на другой уровень.

Он стал одним из лучших в суперкоманде Тихонова, а третью Олимпиаду взял после развала СССР. Великий талант Андрея Хомутова

— Михаил Васильев рассказывал, что вашу тройку Тихонов всегда называл «бычки». «Бычки, на лед!»

— Так и было. Потому что все звенья в нашей традиции было называть по фамилии центрфорварда, да и были мы, кроме Валеры Каменского, быстрыми, маленькими и упрямыми.

— Каменский сразу пришел на место Васильева?

— Нет, был еще какой-то поиск. Виктор Васильевич имел тенденцию пробовать разные варианты. Только с пятеркой Ларионова все сразу получилось так хорошо, что определился с ней раз и навсегда. Какие уж тут поиски, если они рвали всех?

— В каких-то матчах вам доводилось играть в звене с Макаровым и Крутовым? В частности, когда Ларионов в течение сезона был невыездным?

— Именно тогда. И когда Игорь травмы получал, Виктор Васильевич ставил меня к этим ребятам. Это были уникальные моменты.

— Вы находили с ними общий язык моментально — или время все равно требовалось?

— Старался им не мешать, потому что это мастера великого уровня. Главным было не навредить. Ставить задачу что-то там еще улучшить было бы самонадеянно. Стоял двумя ногами на земле и понимал: моя задача — чтобы звено осталось на прежнем уровне, а я правильно выполнял свои действия. Важнее всего было то, чтобы отрабатывал в обороне. Если с Игорем у них были отлажены связи, комбинации, то мне нужно было больше стараться играть в оборонительной фазе. Тем более что защитники — и Касатонов, и Фетисов — на пятачок подлетали быстро, и было важно, чтобы я их вовремя подстраховывал.

— Макаров как ваш земляк-челябинец взял вас под опеку, когда вы перешли в ЦСКА?

— Не то слово. Я у него даже жил дома, когда нас изредка отпускали со сборов! Сергей и его семья, добродушные люди, мне много чего дали. Как и другие ребята из челябинской диаспоры в ЦСКА: Сережа Стариков, Сережа Бабинов, Саша Тыжных. Все поддерживали молодого.

— Вдова Владимира Крутова Нина рассказывала, как вы много лет спустя помогли сделать операцию ее мужу, передав через пилота «Аэрофлота» из Швейцарии ампулу с редким лекарством, которого в Москве не было. Трудно было, во-первых, найти это лекарство, а во-вторых, способ его срочной доставки?

— Трудно, не трудно, а нужно было доставить. Не буду говорить, как это было сделано. Имел значение только результат. Но все равно Володя ушел так рано... Напомнили сейчас о нем — и у меня опять слезы выступили. Человек был чудесный, а каково сыну Лешке без отца? И для нас его терять было очень тяжело, а для родных и близких — еще намного тяжелее.

В игре Вячеслав Быков (слева).

Фото photo.khl.ru

— Как вы вообще переходили из «Трактора» в ЦСКА? Сами хотели или это было «предложение, от которого невозможно отказаться»?

— Эта история длилась два года. После сезона-1980/81 легендарный армейский селекционер Борис Шагас приехал в Челябинск и сказал, что меня хотят видеть в армейском клубе. Потом меня пригласили во вторую сборную, которая выступала на турнире в Ленинграде. К сожалению, я получил травму и не смог доиграть турнир до конца.

Главный тренер «Трактора» Геннадий Цыгуров знал, да я и не скрывал, что меня приглашают в ЦСКА. Но в первый раз ответил, что у меня в сельскохозяйственном институте на кафедре механизации и электрификации сельского хозяйства есть бронь от армии из-за военной кафедры. Могу учиться и играть в хоккей одновременно, так что хочу еще остаться в «Тракторе». На что мне дали четкий ответ: есть у вас там военная кафедра или нет, но если тебя призовут в ЦСКА и ты будешь рыпаться, то поедешь служить куда-нибудь в роту в Сибирь. А если все будет хорошо, то тебе дадут шанс в легендарном клубе. В первый год я отвертелся, и Геннадий Федорович (Цыгуров) меня защитил. А на второй уже сказал: «Грызи науку великого клуба и достигай вершин». Попрощались очень по-доброму.

— Вы сами побаивались идти в ЦСКА, сомневались, что потянете такой уровень? Годом ранее эти люди в сборной выиграли Кубок Канады, разгромив в финале 8:1 хозяев.

— Какие-то сомнения были, конечно. Сами понимаете: тут ЦСКА — а тут какой-то парень из провинции, из Челябинска. Я за «Трактор» успел сыграть против звена Михайлов — Петров — Харламов! Цыгуров поставил против них, видимо, поскольку я был быстрый и вовремя успевал возвращаться. А Владимир Владимирович Петров один раз меня как следует припечатал, посмотрел на меня и веско сказал: «Будешь знать!» Кто мог тогда подумать, что под руководством Михайлова я выиграю чемпионат мира в 93-м году, а потом буду в ЦСКА тренировать его сына? Вот как судьба складывается.

Борис Шагас. Тайный агент Виктора Тихонова

— Шагас рассказывал в интервью, что Челябинский военный округ артачился вас отпускать, и он подговорил Тихонова позвонить влиятельному генералу Соболеву, и тот спустил вниз приказ: отпустить! И там уже против лома не было приема.

— Да, из-за такого отношения челябинских военных я в первый год и отвертелся. Но потом приехали гонцы во главе с Борисом Моисеевичем (Шагасом) и сказали: «Переходи, если не хочешь уехать служить в Сибирь или на Дальний Восток».

— Еще Шагас рассказывал, что ректор вашего сельскохозяйственного института собирал какие-то редкие монеты, которые вы ему периодически приносили, и он хорошо к вам относился. Поэтому на вашу просьбу перевести вас на заочное отделение отнесся благожелательно, а дальше для ЦСКА уже было делом техники вас призвать.

— И это правда. Ректор действительно был большим коллекционером. Знаю эту чудесную породу людей. Один мой знакомый собирал марки, и я однажды из Канады привез ему какую-то уникальную коллекцию, тоже подарил. Надо было видеть его лицо. Это их жизнь!

— А у вас самого когда-нибудь были интересные коллекции?

— Значки собирал со всего мира. Хорошие привозил — с того же Кубка Канады! И ребята мне везли — особенно много, помню, из Квебека. Когда канадцы, игравшие у нас во «Фрибуре», уезжали в отпуск, я их просил коллекцию пополнить. Но давно уже от этого отошел. А те, что есть, передам по наследству.

Брайан Адамс.

Фото Global Look Press

Чуть-чуть выпив, поднялся на сцену и попросил Брайана Адамса спеть в честь моего новорожденного сына

— Есть одна загадочная история в вашей биографии — то, что после золота ЧМ-83 вас не взяли на Олимпиаду-84 в Сараево. Ходили разные слухи...

— Произошла не очень приятная ситуация. С моей стороны произошло недопонимание, и меня обвинили в том, что я в магазине взял не свою вещь.

— Борис Шагас и говорил в интервью, что вас поймали втроем с Андреем Коваленко и вратарем из Горького.

— Оплата в разных магазинах бывает или при выходе из отдела, или из всего магазина. С этим и возникла неразбериха. Думали — в конце, а оказалось, что касса была где-то рядом. Потом разобрались, я заплатил деньги. В любом случае получилось так, что вызвали полицию и донесли эту ситуацию до нашей команды. А там уже включились компетентные органы. Спустя время во всем разобрались, но, как говорится, осадок остался. А я остался без Олимпиады.

— Как складывались в игровые годы ваши отношения со спортивным режимом? Могли себе позволить?

— Лгать не буду — срывы бывают практически у любого спортсмена. Хоккей — стрессовый вид спорта, поэтому иногда с ребятами всякое бывало. Все мы не без греха. Но меру нужно знать и правильно к этому относиться. И, если хочешь, чтобы карьера была долгой, с возрастом закручивать винтики.

— У кого-то вроде Белошейкина или Вязьмикина совсем не получалось.

— К сожалению, да. А ведь это были талантливейшие ребята! Но так важно, чтобы по жизни нашелся кто-то рядом, кто бы тебе вовремя по голове чуть-чуть постучал, сказал: стоп, подумай. Ну а если тебя уже совсем не слышат, то с этим уже сложно что-то поделать. Каждый выбирает свою судьбу.

— Вы рассказывали, что после окончания Олимпиады в Калгари был концерт Брайана Адамса. И вы, немножко выпив, подошли к нему и попросили спеть по случаю рождения вашего первенца.

— Было такое! Когда олимпийским чемпионом становишься, уже в раздевалке поднимаешь бокалы за победу, а потом следует продолжение. Тут уж сам Бог велел! А затем был концерт для всех олимпийцев на большом стадионе. И действительно там выступал Брайан Адамс, я чуть-чуть принял, залез на сцену и попросил его. Как центральный нападающий взял инициативу в свои руки. И он спел!

Игорь Ларионов: «На Олимпиаде в Сараеве проводили траурный митинг под грохот AC/DC»

— Ларионов рассказывал, что в Калгари был единственный случай, когда игроки выпивали с Тихоновым: главный тренер зашел в номер к нему и Крутову, собрали первую пятерку и вас с Хомутовым, доктор нарезал бутербродиков с черной икоркой.

— Это тоже было без фанатизма и пафоса, чисто символически. Мне кажется, это был для него способ показать уважение к тому, что мы сделали. Тихонову как человеку тоже было тяжело. Он редко когда и кому открывал душу.

— Вы когда-нибудь вообще с Тихоновым говорили по душам? Может, когда он уже на пенсии был?

— Он приходил в раздевалку, и я, молодой тренер, советовался с ним. И ходил к нему, когда только начинал в ЦСКА. Зачем стесняться? Но в первый раз он отреагировал так: «Какой ты хитрый — сразу тебе все выдавай! Поработай, сам опыт обрети, своих шишек набей». Но потом все равно приходил и подсказывал. Потому что это родной клуб, и когда-то он меня туда из Челябинска вытащил. Куда деваться?

— Для меня самое поразительное его достижение — это Альбервиль-92, где вы были капитаном. Одно дело — выигрывать с великой, опытной командой и другое — с молодняком, собранным из разных клубов в последний момент. И с командой без флага и гимна из только что развалившейся страны, где есть было нечего.

— Там тоже психологический фактор влиял. Как раз то, что без гимна и флага, а ведь все знали, кто мы (пауза). Опять что-то накатило — вспомнил, как в честь нашей победы поднимали олимпийский флаг, а мы пели советский гимн, и болельщики на трибунах махали флагами уже не существовавшей страны.

И тому же Тихонову перед турниром нужно было донести до команды, для кого мы играем, кого представляем. А там уже мы с Андреем (Хомутовым) изнутри тоже поработали. Мы с самого начала с Виктором Васильевичем переговорили, когда он пригласил нас в команду. Встретились — и он объяснил, как видит нашу роль. Мы прекрасно ее поняли и согласились, потому что это следующее поколение, которому нужно было какие-то вещи подсказать.

А кто это еще мог, кроме нас, если все остальные играли в НХЛ? Поколение-то росло уникальное, все потом сделали великолепные карьеры. Но тогда все они были юны, широкая публика их еще не знала. И важно было до них донести, как и в какие моменты нужно себя вести на льду и за его пределами. Они видели, как мы играли, уважали нас, знали нашу историю.

Можно слушать — и не услышать. А они услышали. Нам важно было, чтобы они раскрылись, а не закрепостились. И вот здесь мы нашли очень хороший контакт и диалог с Виктором Васильевичем, который дал нам возможность свободно говорить с молодыми, объяснять. И все получилось. Мы уже на первой тренировке почувствовали их силу и талант. Поэтому для нас не было никакого сюрприза, что они могут покорить любые вершины.

— И Тихонов уже был другим?

— Он понимал, что это один из последних его крупных турниров, что приходит следующая волна тренеров. Он прекрасно нас знал, мы очень хорошо поговорили и сразу согласились приехать. Созванивались с ним из Швейцарии, и за тот турнир у меня возникло к нему большое уважение.

«На Олимпиаде нас не воспринимали всерьез. Называли детским садом. Он забил победную шайбу на ОИ-1992

— Вы забили третий гол канадцам в финале на предпоследней минуте могучим щелчком Шону Бурку — шайбы не было видно! Евгений Майоров в трансляции сказал, что какой-то спонсор пообещал по пять тысяч долларов каждому из авторов наших голов в решающем матче. Дали, не обманули?

— Честно говоря, уже не помню. Но в любом случае все деньги, включая премии, шли в общий котел, а потом делились между всеми поровну. Таким образом была возможность хорошо вознаграждать персонал команды.

— Дарюс Каспарайтис рассказывал, что прилетели в Москву — десять человек в аэропорту встречало. Людям было вообще не до хоккея.

— Нас-то президент клуба сразу забрал, и мы чуть ли не на следующий день играли. А то, что особого ажиотажа можно не ждать, понятно было. Время такое. Что сделаешь?

— Еще Каспарайтис рассказал, что мощно отметили золото — до такой степени, что, когда на автобусе ехали в аэропорт, он попросил остановиться, потому что ему плохо стало. Тихонов на него посмотрел и вздохнул: «Ты-то куда лезешь, воробушек?»

— Ну заодно и все в туалет сходили, ха-ха! Ребята молодые. У нас был принцип: «Сделал дело — гуляй смело!» Повесил на шею золотую медаль — и гулять имеешь право по-чемпионски!

— Какое самое яркое воспоминание осталось о победном чемпионате мира-93 с Борисом Михайловым?

— Он был там для нас как отец. И к нам с Хомутовым отнесся по-отечески, с пониманием и уважением. Борис Петрович дал нам с Андреем много инициативы, сделал так, чтобы мы, поддерживая его генеральную линию, выстраивали всю внутреннюю кухню среди игроков, у многих из которых не было опыта игры на таком уровне, и ему не нужно было туда лезть. Мы все трое — армейцы, и поняли друг друга. Результат вы знаете.

— А как получилось, что в Альбервиль вас из Швейцарии отпустили, на ЧМ-93 в Германию — тоже, а на Олимпиаду-94 в Лиллехаммер — нет?

— Тогда не было договора между ИИХФ и МОК, что даже в Европе все обязаны отпускать игроков на Олимпиаду. А у «Фрибур-Готтерона» была такая команда, что рассчитывала на чемпионство. И руководство, тренерский состав, для которых сезон был архиважным, побоялись нас отпускать — подумали, что мы приедем истощенные, измученные, физически не готовые и все проиграем. Мы по-всякому пробовали, говорили, что им позвонят из российского правительства. И действительно просили, чтобы кто-то позвонил — но это, по-моему, так и не произошло. Так и остались в клубе, хотя были очень этим расстроены.

— Игра-то стоила свеч? Чем все закончилось в чемпионате?

— Регулярку уверенно, с большим отрывом выиграли. А в плей-офф проиграли в финале.

Марио Лемье.

Фото Getty Images

Для Лемье я должен был быть мухой, которая в жару летает вокруг него, жужжит и мучает

— Как вы стали центрфорвардом? Это же самая сложная специализация в хоккее.

— Во дворе нет нападающих и защитников. Все — везде, бегаешь туда-сюда. В футболе я играл в центре нападения, потому был резким и быстрым, мог убежать и забить, и меня сложно было остановить. Потом передвинули в середину поля, чтобы распасовывал, поскольку мог быстро бегать и возвращаться в оборону. Все это перешло и на хоккей. Просто хотелось все время быть в центре событий, с мячом или шайбой, в ситуациях, где ты можешь принести пользу.

Вообще всегда любил быть в центре всего. Сначала пионервожатым в школе, затем комсоргом в ЦСКА. Как-то меня туда меня выбирали — видимо, такой характер, и я в этих ролях был органичен. Мне всегда нравилось быть с ребятами в группе, и общение было важнейшим фактором.

— Футбол вы в детстве тоже рассматривали как перспективу своего будущего? Но, поскольку жили в хоккейном Челябинске, сделали выбор в пользу клюшки и льда?

— Именно так. Но как футболист даже ездил играть за сборную региона на какой-то турнир, кажется, в Оренбурге. Да, в 16-17 лет дошел до сборной Южного Урала, и там был неплохой уровень! В 18 даже позвали в какой-то город, чтобы играть в какой-то из союзных лиг, но тут тренер Петр Дубровин пригласил на сборы в хоккейный челябинский «Металлург», игравший по классу «Б». Если бы не прошел в команду — поехал бы играть в футбол. И, может, чего-то и там добился бы.

Мы потом использовали футбол как средство тренировки в течение предсезонки. И знаю многих хоккеистов, которые хорошо играли с мячом, — тот же Ковальчук, Федоров, Овечкин. Ребята, которые доходили до сборной, вообще отличные игровики, у них со всеми такими видами спорта хорошо — хоть регби, хоть ручной мяч, хоть теннис, хоть бадминтон. Да даже и в шахматы, нарды, поддавки.

— У вас как с шахматами было? Как у другого центрфорварда Ларионова, который овладел этим искусством, говорят, очень прилично?

— Нет, я особо туда не лез, знал только, как ходить. Обыграл, правда, в первом матче своего учителя, когда был ребенком. Зато посчастливилось пообщаться с моим земляком Анатолием Карповым — его родной Златоуст близко от Челябинска.

— А в чем видите магию челябинской хоккейной школы? В НХЛ куда ни взглянешь — везде ваш город. Начиная с Макарова, продолжая обладателями Кубка Стэнли Гончаром, Кузнецовым, Ничушкиным: десятки можно назвать!

— Не просто так метеорит туда упал, ха-ха! На Урале зима достаточно длинная, по крайней мере, раньше была — а что делать все эти месяцы? И традиции с давних времен — на Челябинском тракторном заводе много десятков лет шайбу гоняют. Может, и исторически, и климатически это нам подходило. Зальешь лед — и играешь в валенках. Они из фетра, а этот материал скользит хорошо.

Мы и в футбол в этих валенках по льду гоняли. И вот тут ты удовлетворял свое эго как артист. Двигаешься с мячом, показываешь, что вроде как собираешься бить, соперник прокатывается мимо тебя и уже ничего не может сделать, потому что скользко. А ты ждешь, пока он проедет, и уже бьешь без сопротивления. Незабываемое удовольствие!

На каком-то сборе, уже возглавляя национальную команду, я тоже устроил игру в футбол на льду, только на коньках. Это же отличное упражнение на координацию. Одно дело, когда у тебя в руках клюшка — третья точка опоры. И другое — когда у тебя ее нет, и ты ногами должен работать совсем по-другому. Это и мышцы развивает, и голову. Мы с Игорем очень много экспериментировали.

«Он не хотел ехать в ЦСКА, но все решил лучший друг Брежнева». 10 лет без Виктора Тихонова

— А у Тихонова в сборной в футбол на льду не играли?

— На льду — никогда. Но обычный футбол у Виктора Васильевича был для нас сказкой. На летних сборах тренировки были будь здоров — и штанга, и кроссы. А на десерт — пять-десять минут в футбольчик погонять. Все предыдущие нагрузки забывались, радость была неописуемая!

— Ветераны хоккея мне объясняли, что ключевая методическая разница между Анатолием Тарасовым и Тихоновым была в том, что основатель советского хоккея делал упор на работу с большими весами, а победитель Кубка Канады-81 — на бег.

— Ну считаю, что Виктор Васильевич и силовые нагрузки тоже серьезные давал. Единственное, по-моему, в какой-то момент он понял, что большие ребята под сто кило и малыши вроде меня не должны тягать одну и ту же штангу, и к этому надо подходить гибко. Но его речи все равно сводились к тому, что на льду не будут смотреть, сколько во мне килограммов, и я буду выходить против ребят весом в центнер и должен их обыгрывать.

И в этом он прав. Профессиональный спорт — не прогулки по свежему воздуху и не туризм. В нем нужно быть очень сильным. И потом Тихонов даже специально ставил меня против Марио Лемье или Эрика Линдроса, не обращая внимание на то, на сколько голов они выше меня и на сколько кило больше весят. Поскольку видел, что за счет других качеств я могу как-то нивелировать их огромный потенциал.

К тому же Линдросу нужно было находиться достаточно близко, чтобы он не мог развить скорость и оказаться на оперативном просторе. Потому что с его мощью остановить такую машину было уже крайне сложно — гораздо эффективнее было не дать ему получить шайбу или моментально встретить, чтобы выбить ее. Лемье я был чуть ли не по пояс. И мне нужно было стать для него мухой, которая во время жары летает вокруг человека, жужжит и изводит, мучает его. Главное — не попасться, чтобы не прихлопнули. Но что Гретцки, что Лемье — хоккейные интеллигенты, которые никогда не хулиганили.

Уэйн Гретцки.

Фото Global Look Press

Дома есть клюшка Гретцки. Как-то на Кубке Канады удалось обменяться

— Что такое играть против Уэйна Гретцки?

— Это было очень сложно и интересно еще и потому, что тренеры и партнеры давали ему возможность творить. Хоть Уэйн и был центральным нападающим, но на оборону в основном работали Яри Курри, Гленн Андерсон, Эса Тикканен, а сам он занимался творческой организацией игры в зоне атаки и на защиту не особо отвлекался. По крайней мере, мне так казалось.

Его «офисом» было место за воротами, откуда он отдавал множество голевых передач, и там, защищаясь, действительно тяжело контролировать атакующих игроков. Ты должен все время находиться вполоборота, следя одновременно и за отдающим, и за теми, кто на подходе к воротам, — Курри, Коффи, тоже грандиозными игроками мирового уровня с сумасшедшим мастерством. Гретцки идеально чувствовал момент, когда отдать, а те — когда оказаться перед воротами.

Их взаимопонимание было фантастическим, а нам надо было не только не позволить отдать этот пас, но и вовремя подчистить, если вратарь отбивал первый бросок. В прямые обязанности и защитников, и центрального нападающего входила эта подстраховка. Но мы тоже были не лыком шиты! И наши крайние нападающие должны были ко всему этому подходить очень скрупулезно, создавать очень плотный квадрат, чтобы не позволять их защитникам, тому же Коффи, подключаться и бросать.

— Вы же Коффи на банкете после очередного золота чемпионата мира подарили свою золотую медаль?

— Было, ха-ха! То ли в 89-м, то ли в 90-м году. Коффи меня тогда потряс. Я увидел игрока, который не катался, а порхал по льду. Он и атаки успевал завершить, и в защиту вернуться. Пол — небольшого роста, но не давал большим соперникам находиться на пятаке, подкатывался к ним всегда вовремя. Уникальный игрок! Увидев его, я испытал ощущения, как в детстве, когда наблюдал за такими людьми, как, допустим, Анатолий Фирсов. Вот и возник порыв подарить медаль.

«Учил Гретцки танцевать вприсядку. Хватило его ненадолго». Большой разговор с Третьяком перед 70-летием

— А вы «воровали» у Гретцки это открытие с пасами из-за ворот?

— Скажу чуть иначе: пользовались этими наработками. Ведь в чем прелесть игры из-за ворот — он оттуда видит партнеров, а его мастерство и чувство ритма позволяют отдавать этот золотой пас. И представьте, каково вратарю, который должен следить и за теми действиями, которые выполняет Уэйн, и за теми, кто туда накатывается!

— Гретцки всегда очень хорошо относился к советским хоккеистам. Был дома у Владислава Третьяка в Москве, а первая пятерка — у него в гостях.

— Да, ему нравилась манера нашей игры. Мне у него быть не довелось, к сожалению. А это приглашение стало, я бы сказал, спортивно-политическим ходом, весомым и классным. И то, как он повел себя по отношению к Саше Овечкину и его рекорду, тоже говорит о его величии и уме. На льду он никогда тебя не провоцировал. Виктор Васильевич часто ставил мою пятерку против его — и это был очень корректный игрок. У него была клюшка с особым крюком, она есть у меня дома. Как-то на Кубке Канады получилось обменяться...

Сергей Зубов и Сергей Федоров в 2009 году.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

Мы с Зубовым остались людьми и вернулись к нормальным взаимоотношениям

— Вы рассказали мне, что недавно впервые за долгое время созванивались с Александром Могильным, Сергеем Зубовым. Как сложились разговоры?

— Отлично. Могильному позвонил, чтобы поздравить с включением в Зал хоккейной славы в Торонто.

— 16 лет он ждал своей очереди!

— Но я-то знал, что он там должен находиться! Не хочу гадать, почему Сашу так долго туда не принимали. Главное, что в конце концов справедливость восторжествовала. Такие великие игроки, как он, Сергей Федоров, Павел Буре, пропагандировали техничный, красивый, чистый хоккей.

— Касатонов мне говорил, что индивидуально каждый из них сильнее, чем любой из их великой пятерки.

— У каждого поколения — свои кумиры, я не сторонник сравнивать. Просто если посмотреть и на тех, и на других, оглянуться назад на звено Михайлов — Петров — Харламов и еще более ранних легенд, а потом провести взаимосвязь с Ковальчуком, Овечкиным и ребятами, которые блистают сегодня, то становится ясно: наша страна была, есть и будет богата на таких больших личностей в хоккее. Этого никогда не изменить.

Побег в НХЛ, 76 голов за сезон, «русская загадка», несостоявшееся суперзвено с Федоровым и Буре. Рабинер — о Могильном

— Ходят легенды о физической силе Могильного, который мог легко поднять штангу и гирю любого веса. Об этом рассказывают и по временам ЦСКА, и энхаэловцы — например, Матс Сундин в своих мемуарах. Правда, сам Александр не сильно это любил, говоря: «Я в 16 лет в ЦСКА этим занимался».

— Ждал, чем эта история закончится, и услышал то, о чем как раз и думал. Мы там такие снаряды тягали... Вот поэтому мне и позвоночные диски уже меняли. Бесспорно, физически эти ребята — великолепные атлеты. По-вашему, грандиозная скорость Паши Буре — это только его гены? Конечно, нет! Это в первую очередь работа. Не просто так нас называли — кони! На вас, говорили, пахать надо. Что и происходило.

— Как в команде отнеслись к побегу Могильного из Стокгольма, после чемпионата мира, в Америку? Это стало шоком или чем-то ожидаемым?

— Все-таки шоком. Никто не ожидал, что Александр может пойти на такое.

— Многие объясняют это тем, что они с Федоровым видели, как мурыжат с отъездом того же Фетисова и как в целом относятся к старшим. И думали — что тогда сделают с ними?

— Думаю, это была одна из главных причин. Могильный хотел играть на высочайшем уровне и верил в свои силы. Но взять и вот так сорваться не каждый сможет. Это психологически, эмоционально тяжело, и для такого нужно иметь очень решительный характер.

— Стресс для него был такой, что потом надолго аэрофобия развилась. Просто так подобные вещи не даются.

— Представьте: ты — молодой парень, а тебя в твоей стране предателем называют, уголовное дело заводят. А у тебя там родители остались, на них давление может быть. Это в любом случае огромный стресс. К счастью, он мог его преодолевать через хоккей, любимую игру. Таким образом негатив отходил чуть в сторону.

В любом случае надо отдать ему должное за то, что он все это выдержал, провел потрясающую карьеру, которую по достоинству оценили в Зале хоккейной славы. И ведь он не оторвался от корней, живет сейчас не в Америке, а в родном Хабаровске, помогает и клубу, и региону. Тем ценнее, что о нем помнят и воздают должное за то, что он сделал для хоккея.

— А с Зубовым утрясли недопонимание времен 2010 года, когда вы вызвали его только в резерв на Олимпиаду, заявив, что только старые заслуги не могут браться в учет, — и он очень жестко по этому поводу высказался?

— Да, была такая история. Сергея можно было понять. Возможно, я был неправ, и уж ему точно было непросто согласиться с тем, что произошло. Можно только сожалеть, что так получилось. Его реакция — это его право. В любом случае мы остались людьми и вернулись к нормальным взаимоотношениям.

Владислав Третьяк и Вячеслав Быков.

Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

Когда Третьяк пригласил в сборную, я спросил: «Сколько у меня времени подумать?» Он ответил: «До утра»

— Известно, что Владислав Третьяк решил рано завершить карьеру, когда Тихонов не позволил ему готовиться к матчам дома, отдельно от команды. А как бы вы, его партнеры, к этому отнеслись, дай тренер такое разрешение?

— Готовиться всем вместе на сборах для Тихонова было базовым принципом — и он не оказался готов входить с ним в противоречие. Для него абсолютно все были равны. Пошел бы я как тренер на такой шаг, зная, кто такой Третьяк? Да, пошел бы. На сто процентов. И Виктор Васильевич великолепно знал, кто это такой, как относится к делу и какой образ жизни ведет, какая у него семья. Не знаю, чего он боялся.

— Явно не того, что Третьяк слетит с катушек. А того, что его партнеры завалят его такими же просьбами, и ситуация выйдет из-под контроля.

— Поймите, каждый тренер идет своим путем. Тихонов был Тихоновым и добился выдающихся успехов. У него свой образ мышления, у меня — свой. Он мне многое дал, но строил свою систему на сборах, а я был одним из первых в России, кто от сборов в полной мере отказался.

— Это время в Швейцарии так перевернуло ваше мышление, что вы в корне изменили образ того, что в глазах хоккеистов представляет собой российский хоккейный тренер?

— Оно меня в этом понимании укрепило. Потому что, еще играя в ЦСКА, я был таким. Да, как я уже говорил, мы были не без греха, но постоянно нарушать режим и плохо относиться к своему делу мы не могли — иначе столько бы не выигрывали. И если бы в то время Виктор Васильевич пошел на отмену столь жестких сборов, то ничего не изменилось бы. Ведущие хоккеисты уж точно не пошли бы во все тяжкие. Мы были взрослыми людьми и прекрасно понимали, что от нашей игры и нашего отношения к делу зависит благосостояние наших семей. И то, что представляем клуб и страну в мире, тоже понимали отлично.

— Для вас стало большой неожиданностью, когда Третьяк уже в роли президента ФХР позвал вас главным тренером сборной России в 2006-м? Вы ведь всего два года работали в ЦСКА. Были ли сомнения, думали ли о том, что надо еще набраться опыта? И что заставило сказать «да»?

— Во-первых, я был не один, а с Игорем (Захаркиным), то есть было ощущение штаба единомышленников. Разговаривал с Владиславом, он объяснил, чего хочет. Потом мне нужно было подумать и пообщаться с семьей. Ведь это — не только большие престиж и ответственность, запредельное спортивное счастье, но и время, которое отнимаю у родных. Важно было правильно соизмерить силы, возможности. Получить важную работу и давать на ней результаты — разные вещи.

Спросил Третьяка: «Сколько у меня времени подумать?» Он ответил: «До утра». Видимо, были какие-то причины, почему решать надо было быстро. Жена у меня — очень умный человек и отнеслась к этому с пониманием. Поэтому и работал следующие несколько лет и в клубах, и в национальной команде.

«Вова уже не мог ходить, а Слава прислал лекарство». Благородный поступок Быкова, который спас Крутова

— Какой из двух чемпионских клубов КХЛ, которые вы возглавляли, сильнее, а какой ближе вашему сердцу — «Салават» — 2011 или СКА-2015?

— «Салават» и СКА. СКА и «Салават». Не могу их разделить. Как и ЦСКА, который был до них. Мой первый тренерский опыт в родном клубе — грандиозный вызов, без которого я никогда не смог бы добиться последующих результатов. Мы строили молодую команду и кое-чего добились, став бронзовыми призерами. Это были первые ступеньки для возрождения великого клуба и для нашего с Игорем становления как тренеров.

— Но за кого болели, когда, например, ЦСКА из года в год встречался со СКА в финале Западной конференции Кубка Гагарина?

— За то, чтобы победил сильнейший (улыбается). Не лукавлю. Как разорваться? И один клуб, и другой — частичка тебя, твоего сердца, здоровья, радостей и горестей.

— В СКА вы пересеклись с тогда еще совсем молодым менеджером Романом Ротенбергом. Что о нем скажете? Стоило ли ему подаваться в тренеры?

— Роман доказал, что он очень хороший, достаточно продуктивный и сильный руководитель. Умеет собрать команду, поставить задачу и мотивировать людей добиваться результата. Что касается тренерской стези, то, мне кажется, пока рано делать выводы. Если что-то не получилось, то это не значит, что он окончил изучать и познавать эту профессию. Кто не набивал шишек? Даже великие тоже падали. Важно правильно встать, сделать анализ и идти дальше. Заразить команду своими идеями и энергетикой не только на льду, но и вне его. У него это есть.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

Как на Урале — и без пельменей?!

— Когда-то ваш партнер по ЦСКА Михаил Васильев рассказывал, что вы отлично готовите. Много лет назад вы зазвали его к себе домой на Новый Арбат по случаю рождения дочки и налепили пельменей. В одном из них был сюрприз — пуговица на счастье.

— Да, обычно кладут или пуговицу, или маленькую монетку. Мы же с Урала — а как на Урале и без пельменей?! И в Швейцарии тоже их делаем и соседей угощаем! Руки помнят. У нас и дети умеют готовить, и вообще на нашу семью не нарадуюсь. Она придает душевное равновесие. Хочется жить и любить друг друга.

— Мог ли ваш сын Андрей, тоже центрфорвард, достичь вашего уровня?

— Если бы мы остались в России — возможно. Но у него и в Швейцарии сложилась хорошая карьера, он достойно играл. А сейчас продолжает совершенствоваться и передает свой опыт ребятишкам. Для нас же с женой огромное счастье возиться с двумя внучками и внуком!

— Осталась ли у вас какая-то недосказанность от своей жизни в хоккее или считаете, что на сто процентов себя реализовали?

— Да чем я могу быть недоволен? Чего еще больше могло быть? Я представлял свою страну, играл в легендарных командах, с классными, лучшими в мире тренерами и партнерами. Против таких же, лучших в мире соперников. Жил в истории страны и хоккея и даже немножко эту историю делал. Добивался побед, доставлял приятные минуты болельщикам и радовался вместе с ними. Да, и проигрывал тоже, но без поражений, даже самых болезненных, не бывает и побед. Проходил эволюцию, менялся, старался учиться на ошибках и стать лучше. А сейчас играю с внуком и получаю от этого такое же удовольствие. Чего же больше-то?!