«Костя, давай посмотрим, как народ фильм встретит. Если хорошо — зачем шуметь?» Удивительные истории о великом Бескове
Сегодня Константину Бескову исполнилось бы 105. Возраст достаточный, чтоб смотреть издалека — то ли было все это, то ли не было.
Но я помню Константина Ивановича столь отчетливо, выпукло, что моему Бескову от силы 80. В моем сознании Бесков еще крепок и даже постукивает кулаком по столу в секунду раздражения.
А вспыхивал, раздражался Бесков внезапно. Вот только-только улыбался, говорил бархатно, с расстановкой — и вдруг побагровел, глаза сделались прозрачными...
Некоторые сцены — будто вчерашние. Очень хорошо помню, как отчитывал Константин Иванович под трибунами «Локомотива» молодого Васю Уткина. Помню кепочку Бескова, надвинутую на самые глаза, старого кроя пальто — и оторопь Васи. Ни слова не отвечающего в ответ. Это было странно — потому что Вася выходил на пик популярности и ответить уже мог любому так, что запомнится. А тут стоял и молчал.
Помню его «Мерседес», в котором велись переговоры с самыми необходимыми «Спартаку» игроками. А если футболист уж нужен-нужен, то разговор продолжался в квартире на Садовой-Триумфальной. Где под обаятельным напором Валерии Николаевны никто не устоял бы.
— Мы все угорали, — рассказывал вратарь Сметанин. — Бесков даже у главного подъезда стадиона «Динамо» отвинчивал мерседесовский значок с капота, клал в карман...
Я этого не видел — но очень хорошо представляю.
**
Корреспонденты старой школы информируют — в 80-е Бескову домой лучше было не звонить. Столкнешься в лучшем случае с раздражением.
Зато в начале 2000-х Бесков уже ждал этих звонков, радовался. Видимо, было их немного. Настоящих друзей вроде Игоря Кио оставалось немного. Кстати, уйдут они с Бесковым в один год. С разницей месяца в три.
Помню, как звала Бескова еще полная задора Валерия Николаевна:
— Костенька! Тебя, «Спорт-Экспресс»!
И добавляла для веса, хотя и так было все ясно по быстрым шагам Константина Ивановича:
— Будешь говорить?
Отлично представляю, как прояснялось лицо позднего Бескова от этих звонков. Говорил он долго, ласково. Чуть закипая от фамилий, которым не рад, — но тут же оттаивал, стоило мне вспомнить Юрия Семина, к примеру.
— Юра молодец, — заключал Бесков. — Хороший тренер.
Прощался Бесков со мной как с добрым приятелем. Просил звонить еще.
Жалею, что не напросился в гости уже тогда. Постеснялся. А это было бы здорово.

**
В этой квартире на Садовой-Триумфальной, в пяти минутах ходьбы от нашей старой редакции, я побывал уже после кончины Бескова. Отбросив стеснительность, напросился на разговор к Валерии Николаевне.
Шли с Сашей Кружковым. Купили букет лилий.
Вот он, тот подъезд. Перила, помнящие тепло рук самых великих. Да и «Мерседес» во дворике... Господи, да это тот самый! Неужели?..
Явились минута в минуту.
— Как?! — вскричала Валерия Николаевна. — Вы уже? А я не прибрана!
Метнулась куда-то в комнату, пока мы переминались с ноги на ногу. Вышла в роскошном платье. Актриса есть актриса. Скользнув по нам глазами, была чуть раздосадована отсутствием фототехники. Знала бы — платье было бы чуть проще. Ну да ладно.
Сели возле той самой вазы, в которую во время торжественных застолий всякий гость должен был бросить пятерку, если хоть слово произнесет о футболе.
Я украдкой дотронулся до нее. Вот это реликвия. Люди уходят — а вазы остаются и все помнят...
Разговаривали долго. Энергия, напор — все оставалось при ней. Когда-то самой красивой женщине Москвы.
Помню, смотрел документальный фильм — кажется, «Футбол нашего детства» Габриловича. Валерия Николаевна в нем так хороша, свежа, что и отчество-то слышать было странно. В этом фильме она мало отличалась от Леры из послевоенной Москвы.
Я загляделся — и после кинулся выяснять: а сколько ж ей было лет на момент съемок? Пятьдесят пять!
Представляю, сколько всего интересного рассказала бы нам, доберись мы до нее тогда. Но Константин Иванович отредактировал бы заметку со всей строгостью.
Вот теперь я слушал позднюю уже Валерию Николаевну, затаив дыхание. Характер у нее колкий, возражений не принимающий. Можно было чуть направлять — но не оспаривать, боже упаси.
Константин Иванович давно уж лежал на главной аллее Ваганьковского кладбища, неподалеку от Старостина — но старые дуэли завершала за него вдова.
Для нее был жив и Старостин («Это был такой интриган, о-о-о! Вы не представляете, мальчики!»), и все-все-все недоброжелатели. Досталось каждому. Но Николаю Петровичу, свергнувшему «моего Костеньку» из «Спартака», — по первое число.
Казалось бы, запомниться особенно отчетливо должно было это — но отложилось другое. Сейчас перечитываю — и так тепло становится:
— Костя безумно любил голубей, корм для них искал по всей Москве. У нас до развода доходило — считала, голуби ему дороже, чем я. Договариваемся куда-то идти, он с порога бросает сумку — и туда, к голубям. А после них куда пойдешь, в какой театр? Это продолжалось до глубокой старости. Шестом, правда, птиц уже не гонял. Были помощники, они залезали на крышу.
— Вы не спрашивали — что такого в этих голубях?
— Спрашивала. Он показывал: «У них вот такие носики. А сегодня они так высоко поднялись, что слились в точку!» Декоративных не любил, хоть почтовые у него были. Однажды говорит: «Поеду голубчиков покормлю». Умчался на Рогожскую заставу. А тут друзья звонят — дескать, прислали ящик раков. Надо забрать.
«Бесков сказал: «В «Спартаке» сделаю из тебя второго Яшина! Но в моем клубе стали угрожать родителям»
— Любили раков?
— Обожали. Поехала я за Костей следом. Смотрю — муж сидит на приступочке, руки скрестил. Голуби бродят вокруг. Травка зелененькая, камушки, свежая вода. Я вгляделась — он ведь не на голубей смотрит! Думает о футболе!
— Где была последняя голубятня?
— На Рабочей улице. На этом месте сейчас идиотский 17-этажный дом. Когда его строили, снесли нашу голубятню. Говорил: «Что мне осталось? Футбол отняли, голубей отняли... Что теперь в этой жизни буду делать?» Как мне плохо без Кости — вы не представляете!
— Старые товарищи не забывают?
— А много их осталось, товарищей-то? Но приглашают на ветеранские турниры, разные мероприятия. Общаюсь с Валентиной Яшиной, дочкой другого легендарного динамовца — Леонида Соловьева. Подружек становится все меньше. Да и с теми, что есть, видимся редко. Годы...
— Но сами ездите за рулем?
— По городу — сама. А если в Химки на футбол собираюсь — прошу знакомого отвезти. Вон он, под окном, мой старый «Мерседес».
— Тот самый? На котором ездил Константин Иванович?
— Тот! 1993 года выпуска. Костя тоже успел на нем поездить. Купили эту машину через приятеля Игоря Кио. Автомобиль нам достался в идеальном состоянии. До сих пор забот с ним не знаю.
— Спартаковский водитель автобуса Николай Дорошин вспоминал, что Константин Иванович из своего третьего ряда постоянно ему подсказывал, как ехать, кого обгонять.
— Дорошин мог и наврать — но в эти слова верю. Костя и мне, когда вела машину, вечно советы раздавал.
— Бесков лихо водил?
— Наоборот, очень осторожно. Вот я иногда могла рискнуть. При этом в мелкие аварии частенько попадали оба. Серьезных, слава богу, не было ни одной.
— Анатолий Тарасов запросто мог под мухой сесть за руль. А у Бескова — случалось?
— Запомнились два эпизода. Возвращались с дачи. С нами в машине еще Лева Яшин с женой Валей ехали. До этого шашлыки устроили, выпили, конечно. Хоть по Косте совсем не видно было. Катим неспешно по шоссе, вдруг сзади пристраивается милицейский автомобиль. Слышим в громкоговоритель: «Машина 00-80 — остановитесь». Пока Костя прижимался к обочине, я ему конфету сунула, Лева — сигарету. Закурил — лишь бы гаишник запаха спиртного не учуял. Вышел Костя из машины, а тот гаишник говорит: «Константин Иванович, сколько вы мне мяч обещаете привезти?!»
— А второй эпизод?
— Ехал домой с голубятни. На Садовом кольце разворачивался в таком месте, где белая линия еле просматривалась. И выехал на встречную. Гаишник тут как тут. Держит документы в руке: «Константин Иванович, вы ездить-то умеете?» — «А что такое?» — «Посмотрите, куда вырулили». — «Так разве поймешь, как у вас эта линия прочерчена?» — вскипел Бесков. «Вообще-то жалобы на эту линию есть, — согласился гаишник. — Но вы уж поосторожнее». Вернул права, козырнул.
...Мы прощались друзьями. Если Валерия Николаевна и подустала — лишь саму малость. Кто бы мог подумать, что очень скоро окажется в хосписе на «Спортивной» с какой-то скоротечной, неоперируемой онкологией. Где будет думать, что это санаторий и домой вернется вот-вот. Но не вернется.
**
Увиделись мы с Валерией Николаевной еще один раз — в тех самых Химках, где играло «Динамо». Эх, записать бы ту сцену на видео — но телефоны были еще кнопочные. Если не стационарные.
Бескова стояла с какими-то подружками, а откуда-то сбоку шел к служебным дверям Владимир Маслаченко. Увидев Бескову, распахнул объятия:
— Ле-е-рочка!
Та нахмурилась, отделилась от стайки подруг. Таких же бойких старушенций. Двинулась навстречу — и решительность походки не обещала собеседнику ничего доброго.
Старухи с интересом смотрели ей вслед. Грядет концерт!
Так и случилось.
Обниматься с Маслаченко она не собиралась, совсем наоборот. Ткнула его пальцем в грудь:
— Я тебе этого не прощу!
Что уж там наговорил про Бескова в своих эфирах Владимир Никитич, не знаю. Но что видел — то видел.
**
О спорте сегодня снимают много. Я все это вяло смотрю — и забываю через полчаса. Как-то выветривается.
Но стоит включить «Культуру», попасть на посмертный фильм о Стрельцове «Вижу поле» или «Невозможного Бескова» — все, таю. Слезы не слезы, но заснуть не могу долго. Хотя знаю каждый кадр, каждую интонацию.
Мне хочется немедленно перезванивать сочинившему сценарии для этих фильмов Александру Нилину и говорить самые проникновенные слова. По сотому разу — потому что уже и звонил, и говорил...
Мне странно, что такой яркий, спорный фильм о Бескове мог появиться в момент, когда Константин Иванович еще царил. В силах был запретить что угодно.
Однажды расспросил обо всем этом грандиозного режиссера документального кино Евгения Богатырева. Послушайте и вы.
— Вообще-то фильм снимал Леша Габрилович. Мы с Александром Нилиным — сценаристы. Тут самый интересный момент — как нас допустил Бесков в святая святых, куда не пускали никого ни до, ни после? В перерывах официальных матчей мы снимали в раздевалке!
— Так как же?
— С довоенных лет дружил с моим отцом!
— Вот все и раскрылось.
— Спортсмены до войны — независимо от обществ и видов спорта — были одной компанией. Где отношения товарищеские. А Константин Иванович уже в 40-е годы был франт. Всегда при галстуке, с проборчиком...
— Это здесь при чем?
— По этой части тоже нашли общий язык с отцом! Оба одевались у моего дедушки. Тот был замдиректора магазина модной одежды. Вот с того момента и состояли в добрых отношениях. Отец позвонил — и Константин Иванович... Не с распростертыми объятиями, но очень тепло нас встретил. Когда приехали пересказывать замысел.
«Бесков отчислил с формулировкой «потеря зрения». Как знаменитый вратарь перешел из ЦСКА в «Спартак»
— В легендарную квартиру на «Маяковке»?
— В квартиру — потом! Сначала явились в Тарасовку, и все было прекрасно. Не со всеми методами режиссера я был тогда согласен — но сейчас цитируют только наш фильм. Без спецэффектов — но показывают постоянно. Продолжает жить, хотя прошло столько лет. Потом Нилин издал книжку «Невозможный Бесков», но это отдельная история. Потому что у самого Бескова книга воспоминаний была не такая яркая. Написал ее с моим коллегой по «Неделе» Эдуардом Церковером.
— Унылая книга, что и говорить.
— Мне неловко так выражаться. Но книга Нилина всколыхнула футбольный мир. Была издана несколькими тиражами. Мы делали Бескова понятным людям! А человек он был крайне закрытый. Как-то сумели показать его суть. Бесков не терпел потребительского отношения к футболу. Отсюда и его конфликты с возрастными игроками — которые решили доигрывать. Да все его конфликты на этой почве!
— Вы во время съемок присутствовали рядом?
— А как же?! Разумеется!
— Значит, на ваших глазах он бедного Габриловича пытался несколько раз вытурить?
— Ну да. Это не было хамством. Бесков говорил: «Это порядок! Я — главнокомандующий, я и буду определять режим работы. Мы о чем договаривались? На матч Кубка федерации я вас пускаю, на календарный — извините».
— Но все равно ведь проникали на самые что ни на есть календарные.
— Это все за счет оператора. Который быстро стал своим человеком в «Спартаке». Очень важно, когда становишься своим человеком в команде! Уже и администраторы, которым Бесков давал указания, относились к нему по-отечески. Видели, что снимаем мы не «скандалы» или «сенсации», а пытаемся снять правду жизни.
— Раз с Бесковым вас свел магазин модной одежды — давайте вспоминать его костюмы. Какой до сих пор перед глазами?
— Он все время был в новом! Потрясающим! У него самого был вкус — но и Валерия Николаевна следила. Когда появлялся на стадионе — казалось, это профессор дипломатической академии. Настолько все подобрано! Кто тогда в Москве носил твидовые пиджаки? Бесков да Игорь Тер-Ованесян, великий прыгун в длину. Иконы стиля. Третьего не назову.
— Как-то 9 мая Бесков приехал в Тарасовку, надев полковничий мундир с орденами. Юный футболист Миша Месхи восторженно приподнялся с лавочки: «Генералиссимус!»
— Да? Странно. Ни разу не видел его в военном. Но как-то Бесков мне рассказал историю, как в 41-м году служил в полку НКВД. Их отправили со снарядами на передовую, подступы к Москве. Никто не знал, где немцы, где наши. Чуть не попал в окружение!
— А попал бы — и никакого «Невозможного Бескова» не случилось бы.
— Скорее всего. А потом уже тушили зажигалки, ловили диверсантов в Москве. Так что он служил всерьез.
— На вас, как на Габриловича, он ни разу не сорвался?
— Нет. Вот как с Маслаченко у нас возникла человеческая симпатия с первого дня, так и с Бесковым.
— Багровел — но не кричал?
— Нет, нет, нет.
— Сколько раз этот фильм мог сорваться в процессе съемок?
— Не мог сорваться. Это же плановое производство творческого объединения «Экран». Константин Иванович — ответственный человек, прекрасно понимал — это госзаказ! Да, покричит, побагровеет — но работа-то шла. А главное, спасибо Валерии Николаевне. Это был наш человек в семье Бескова. Открываю секрет: уже через несколько дней была назначена телевизионная премьера, Константин Иванович смотрит черновой вариант фильма. Мягко говоря... Не то что не был в восторге — у него была идея запретить этот фильм!
— А вы говорите — «госзаказ».
— Но была назначена премьера в Доме кино. Мудрая Валерия Николаевна произнесла: «Костя, давай посмотрим, как народ фильм встретит. Если хорошо — зачем шуметь? Ребята же работали...» Так Бесков не пришел на премьеру!
— Хоть жил на соседней улице.
— Вот именно. Зато пришла Валерия Николаевна. Полный зал, 1250 человек. Весь спортивный и киношный бомонд. В первых рядах Евгений Евтушенко, Леонид Зорин. Фильм заканчивается — овация! Тем же вечером Валерия Николаевна ему описала — и вопрос был снят.
— А так запретил бы — и все?
— Мог! Но Валерия Николаевна все-таки актриса...
**
У того Бескова, из середины 80-х, с собственными футболистами разговор был короткий.
Что и подтвердил мне несколько лет назад Юрий Гаврилов. Я напоминал случаи — и Юрий Васильевич разъяснял. Сидели мы в парке Сокольники, погода была отличная. Теплый-теплый сентябрь.
Под такие разговоры хотелось досидеть до зимы. Но Юрий Васильевич в то утро оформлял инвалидность второй группы — беседы, затянувшиеся на сутки, были уже не по здоровью. Но пять часов выдержал.
— Романцеву об отчислении Бесков объявил прямо в поезде по дороге из Минска.
— Да.
— Как в «Спартаке» обставлялось отчисление? Что говорилось команде?
— Никак не обставлялось. Команде говорили — за то-то отчислен. И вся команда молчала. Про Олега Бесков сказал: мол, только что прошла операция на сухожилии, нога потеряла свободный ход и Романцеву стало тяжело передвигаться. Занимательнее всего отчисляли Юрку Резника.
— Как?
— Он парень толковый был. Его беда — способности были ко всему. Особенно хорошо играл в карты. Ребята садились, под интерес играли, — что такого? Не хочешь — не играй с ним. Потом Бесков прослышал о том, что Резник кого-то на деньги обыграл. И начал «схему»: парень проигрался в карты, у него плохое настроение, к игре не готов. Запретил Резнику к колоде даже прикасаться. А тот разок не выдержал, попался Константину Иванычу на глаза — и все. Отчислили.
— Говорят, была у Константина Ивановича маниакальная черта: обвинять игроков в сдаче матча.
— Да, подозрения были постоянные. Да что далеко за примером ходить: Валерка Маслов мне рассказывал, как Бесков до последних дней был уверен в том, что он, Аничкин и Еврюжихин продали ташкентскую переигровку за чемпионство с ЦСКА. А все почему? Потому что в перерыве, когда вели 3:1, Маслов сам вызвался играть против Федотова. Вот Бесков и начал размышлять: почему Маслов вызвался? Почему Еврюжихин бросил играть? Почему оборона затрещала? Продали! Да и я «под колпаком» у него находился.
— Каким образом?
— В Кутаиси мы приехали, и грузины открыто деньги нам принесли. Мы отказались, но потом целая эпопея была: Бесков собрание устроил перед матчем... Насчет меня уверен был — Гаврилов продал игру. Говорит: «В сегодняшнем матче Гаврилов участвовать не будет!»
— Перед игрой?
— Прямо на установке. Еще кого-то отцепил, не только меня. Все, говорит, можешь идти на трибуну, играть не будешь. Но тут ребята возмутились: встал сначала Федор, потом Дасай. Если, говорят, Гаврилов не будет играть, то и мы не станем.
— Что Бесков?
— Струхнул. Хорошо, говорит. Только за результат в сегодняшнем матче я никакой ответственности не несу. Вышел, а мы остались сидеть. Теперь уже я слово взял: «Ребята, мы здесь одни. Нет ни Бескова, ни Старостина. Если верите мне — выйду и буду с вами играть. Как получится, так получится. Если проиграем, думайте обо мне что хотите...»
— Как сыграли?
— Хлопнули их 4:0. Я два мяча забил.
— Так почему Бесков на вас думал? Поздоровались с кем-то из грузин прилюдно?
— Я с Бубновым жил в номере. Грузины хитрые, прекрасно понимали, кто вопрос с продажей мог решить. Я ж не последний человек в команде, правильно? Я играл прилично, забивал по двадцать мячей за сезон. Вот грузины деньги ко мне в номер и принесли. А Бесков об этом узнал. Я отпираться не стал — да, приносили. Но я ж их не взял!
— Что сказали грузинам?
— Заберите свой кейс и уходите. Один я такие вопросы не решаю. Или все, или никто. Если команда пойдет на такое дело, тогда принесете обратно.
— Я слышал, что «Спартак» в таких ситуациях собирался без тренера и решал вопрос — отдавать или нет.
— Так и было. Если решали отдавать — то отдавали все...

**
Многое мне неловко вспоминать — как и футболистам той поры. Что уж говорить, мы смеялись над поздним Бесковым. Над его кепочками, интонациями. Над старорежимностью в формулировках — замечательному футболисту Тетрадзе, стоившему миллион долларов, Бесков сообщил простецки: «Ты отчислен!» Руководство поправило, конечно, — в ту пору уж никого не отчисляли. Но Константину Ивановичу было наплевать.
Мы посмеивались ему в спину. Стоя прямо у раздевалки «Динамо». Но Бесков вдруг выигрывал Кубок в очень странном матче — когда все было против него. Лучший нападающий отказался выходить на матч, сославшись на травму. Арбитр Синер на последней минуте ставил такой пенальти, что и во Второй лиге смеялись бы. А тут — финал Кубка! Но Веретенников не забил.
Годы спустя от футболистов из «Динамо» 90-х я узнаю много занимательного. Андрей Чернышов недавно описал мне во всех подробностях историю, которую я знал смутно. Да и не был в ней уверен, если уж честно.
— Сентябрь 1990-го. Громкая была история. Бышовец ушел в сборную СССР, а в «Динамо» лоббировал кандидатуру Семена Альтмана, своего ассистента. Но совет директоров неожиданно утвердил Бескова. Команда взбунтовалась.
— Что смущало в Константине Ивановиче?
— Ребята, это же 1990 год! Разгул демократии. По всей стране трудовые коллективы выбирали руководителей заводов, фабрик, колхозов. Ну а чем футбол хуже? Мы, игроки, не понимали — почему перед назначением Бескова никто не поинтересовался нашим мнением? Почему нас просто поставили перед фактом? Отсюда и демарш.
— Интересное было время.
— На совете директоров присутствовали два игрока — Лосев, капитан, и Уваров, вице-капитан. От них мы и узнали, что главным будет Бесков. Толстых сразу повез его на базу в Новогорск. Дальше собрание. Николай Александрович говорит: «Представляю вам нового тренера...» Поднимается Добровольский: «Мы не согласны!» Следом еще кто-то из футболистов начинает возмущаться. Шум-гам...
— Бесков сидел обескураженный?
— Не то слово! Когда понял, что происходит, жестко отчитал Толстых: «Ты что устроил?! Зачем меня подставляешь?! Я же не мальчик. Сначала с командой нужно было вопросы утрясти, потом меня на базу приглашать».
— Чем закончилось?
— Все это было накануне матча с «Памиром». В какой-то момент один из игроков кивнул в сторону Бескова и сказал Толстых: «Если он остается, команда уезжает с базы».
— Николай Александрович побледнел?
— И глазом не моргнул: «Остается!» — «Тогда мы собираем вещи». Взяли сумки — и по домам.
— Вас пытались удержать?
— Да, вот тут уже и Толстых забегал, и Никулин, начальник команды: «Ребята, вы что?! Завтра игра!» Боялись, что ее бойкотируем. Но до этого бы не дошло. С ребятами договорились: против «Памира» бьемся в полную силу. Матч-то важный, мы за медали боролись. На следующий день за два часа до стартового свистка все были на стадионе. Переоделись, Альтман быстренько дал установку — и на поле.
— Выиграли?
— 2:1. Толстых после матча в раздевалку не заходил. От команды вообще на время дистанцировался. Мы с Альтманом доиграли сезон, завоевали бронзу. Но чувствовалось — работает до первой ошибки. Весной 1991-го неудачно стартовали, и его уволили. Назначили Газзаева.
— Теперь понятно, почему Бесков, возглавивший «Динамо» в январе 1994-го, решил моментально избавиться от Добровольского.
— Ну, в то время Бесков уже не мог просто взять и отчислить футболиста. Добровольского собирались за большие деньги за границу продавать, к тому же он был любимчиком Толстых. Думаю, Николай Александрович сказал Бескову: потерпите полгода, а летом Добрик уедет.
— Так и получилось — в июне он подписал контракт с «Атлетико».
— Совершенно верно. В принципе с Бесковым они поладили. Константин Иванович смягчился, называл его исключительно Игорек. Вот почему на Тетрадзе взъелся, ума не приложу. Сплошные претензии. То он небритый, то явился на теорию в шлепанцах на босу ногу... Омари не выдержал: «Все, меня в команде не будет!»

**
Идут годы — а я узнаю о Бескове удивительные истории. Так хорошо вписавшиеся бы в какую-то книжку. Но кому сейчас нужны книжки про Бескова? Старикам?
Время сгладило углы. Оставило только теплое. Бывший видеооператор сборной СССР Евгений Маликов протягивает мне бронзовую медаль с Олимпиады-80 — и выясняется, что медаль эта Бескова. Увидел в раздевалке, что оператору не досталась, — и отдал свою. С тяжелым нажимом вывел на белом шелке коробочки: «К. Бесков». Поставил число. Чтоб никакой путаницы.
Я слушаю все это — и чуть лучше понимаю Константина Ивановича. Сегодня точно не оказался бы в толпе юных дураков с диктофонами, смеющихся Бескову в спину.
Слушаю видного комсомольца Вячеслава Каневского, отвечавшего за идеологию в сборной СССР 80-х, — и умиляюсь историям, как Бесков выбирал для команды кино о борьбе и преодолении.
Ответственным за показ был назначен как раз Каневский.
— Привожу в сборную фильм с Брюсом Ли переводчика. Включаем. Вдруг интересная ситуация — сидит Брюс в Риме у фонтана. Подходит яркая девушка. Бесков напрягся. Девушка все ближе к Брюсу. Константин Иванович смотрит исподлобья: «Слава-а...» — и стучит пальцем по подлокотнику.
— А дальше?
— Девушка еще ближе. Голос Бескова уже с металлом: «Вячеслав!» А я ж не знаю, что дальше будет. Сам не смотрел. Я вслепую брал эти бабины в горкоме. Вдруг там пошутили, подсунули эротическое?
— Могли?
— Кто ж знает? Горкомовский юмор непредсказуем. Вот теперь слышу это «Вячесла-а-в!» — и сжимаюсь. Потом выдавливаю: «Константин Иванович, все будет в порядке». — «Смотри мне...»
— Скажите же — все было в порядке?
— В той сцене — обошлось. Постояли рядом, куда-то идут. Ясно, с какими намерениями. Бесков снова косится на меня — и уже вопросительно: «Вячеслав?!» — «Не волнуйтесь!» Парни слушают — ржут. Забыли про фильм. А эти на экране заходят в гостиничный номер — и я уже ни в чем не уверен...
— Бедный Константин Иванович.
— Он видит занавески, кровать — и надсадно: «Вячеслав!» — «Константин Иванович, все будет нормально». Хотя понимаю — вот-вот случится провал. Она идет в душ. Бесков в оцепенении. Открывается дверь, он сжимает кулаки, и...
— И?!
— Голую ее никто не видит. А Брюс Ли дынц-ц дверью — и убегает! На весь зал облегченное: «Уф-ф...» Это расслабился Константин Иванович. Не выдерживаю: «Я же говорил — все будет в порядке!» Вся сборная смеется...





