«Выдали место на кладбище у мусорки за орден Дружбы». Где прошли похороны вратаря ЦСКА Мандрыкина

В июле 2024 года сестра Мандрыкина Жанна дала большое интервью Юрию Голышаку и Александру Кружкову в рамках рубрики «Разговор по пятницам», приуроченное к годовщине смерти бывшего футболиста. В отрывке ниже — ее рассказ о своей жизни в период ухода за братом и его похоронах.

Тупик

— Маме сейчас сколько?

— 75.

— Отца вы с Веней потеряли рано?

— Умер в 1999-м, 62 года. Инфаркт. Папа как строитель ездил в Чечню, восстанавливали аэропорт. После этого начались проблемы с сердцем.

— Зацепил в Чечне боевые действия?

— Аэропорт отстраивали в промежутке между двумя войнами. Я думаю, смертей там насмотрелся. Война есть война. Но он особо не рассказывал...

— Брата вы тянули 12 лет. Сейчас вам легче не стало — через день маму возите на диализ?

— Не я — социальная служба! Мама уже четыре года в таком режиме. Свои почки не работают, ее привозят в клинику, очищают кровь. Каких только лекарств там нет! Всё за счет государства.

— Надо же.

— Да мы бы разорились давно, если бы сами оплачивали. Мне из-за границы пишут наши граждане, хотят приехать, пролечиться. Спрашивают, как все это пройти. Так одна процедура пару лет назад стоила 15 тысяч рублей! Вот посчитайте — мама ездит три раза в неделю. Сколько за нас государство уже заплатило?

— Вы — врач-гинеколог, это мы знаем. В какой клинике работаете?

— Я доцент кафедры акушерства и гинекологии в Пироговке. Преподаю там. Кандидат наук. А работаю в Первой Градской.

— 12 лет вы ухаживали за братом. Еще и по работе нагрузка колоссальная.

— Как оказалось, даже к такому привыкаешь. Человек уникальное существо — к чему угодно приспособится. Для меня эти 12 лет быстро пролетели. Просто слились в один длинный день.

— В вашей профессии всегда надо быть со свежим взглядом, ясной головой.

— Говорю же — привыкла. Вдобавок у нас, врачей, психология другая.

— Вы циничнее?

— Конечно. Все воспринимаем иначе. Оцениваем людей не по внешнему виду, не по одежде, а по болезням, которые носят с собой. Так что мне во многом проще.

«В последний год Веня говорил: «Я очень устал. Хочу умереть». Пронзительное интервью сестры Мандрыкина

— Никогда не казалось, что вы уже на грани? Нагрузка не по вам?

— Не было такого. Очень тяжело, когда ты не в силах помочь. Вот у Вени в последний год развивалась почечная недостаточность. Через какое-то время, если бы не умер, потребовался бы диализ. Но я-то понимала, что диализ ему невозможно сделать!

— Почему?

— Чтобы сделать, в вены вводят специальные катетеры. Поставить их ему в руки нереально. Если под ключицу, это максимум — на полгода. Вводить через брюшную полость? Тогда нужна операция. Но он из-под наркоза не выйдет.

— Ситуация тупиковая?

— В том-то и дело! Я ездила в Боткинскую, разговаривала с врачами, пытались хоть что-то придумать.

— Что предлагали?

— Только одно — диализ на дому. Но для этого требовалась операция. А про наркоз я вам сказала. Чтобы маме поставить диализные шунты, ее трижды оперировали!

— Веня знал, какое испытание ему предстоит?

— Он все знал!

— От вас?

— А от кого же?

— Не считали нужным скрывать?

— Ему же плохо, он понимает — что-то не то. Надо как-то объяснять — почему тебе плохо. Что за анализы стоит сдать. Все бумажки о здоровье он читал от корки до корки.

— Не утаишь?

— А смысл? Я считала, Веня должен понимать, что с ним происходит. Да и характер у меня такой, что скрывать не стану.

Фото Фото из личного архива

Снегири

— Живете сейчас с мамой в той самой квартире?

— Да. Еще мой сын Георгий там же. Ему 21. Закончил колледж, теперь в армию собирается. Дожил бы Веня — был бы рад, хлопал в ладоши: племянник служить идет! Пока отсрочка — учится вождению, получает категорию С.

— Не боитесь, что в зону СВО пошлют?

— Нет-нет, он же срочник. В Министерстве обороны с этим четко.

— Когда собирались к вам, было ощущение, что войдем в квартиру и все равно Вениамин окажется в этой комнате...

— Мама в эту комнату даже не заходит. А я все оставила, как было при Вене. Только кровать отдала.

— Медали так и висят?

— Висят. Я вам фотографию пришлю. Вы знаете, что Веню в команде звали Снегирь?

— Да. Из-за красных щек.

— Верно. Когда все случилось, я нарисовала картину — два снегиря. Повесила над кроватью. Перед самой смертью Вени у меня был сон: будто веду его на кухню, подвожу к окну. Говорю: «Видишь, как там красиво...» Он смотрит — а на дереве два больших снегиря.

— Ох, Жанна. Бедный парень просто отмучился.

— Так и есть. Все при встрече об этом думают, но стесняются сказать. А я произношу сама: отмучился человек, отмучился! То, что с ним происходило — не жизнь, а сплошное страдание.

Биография Вениамина Мандрыкина: карьера и жизнь после страшной аварии

— Страшно на себя примерять такую судьбу.

— И не надо примерять. Никому не пожелаешь. А для родных какое испытание? Вот им тяжелее всего! Часто инвалиды хорохорятся: «Мы живем полной жизнью». Но это ведь не так. Уход для Вени стал облегчением. Ему там хорошо.

— Хорошо? Верите в эти вещи?

— Верю.

— Он как-то присутствует в вашей нынешней жизни?

— Нет. Зачем ему тут присутствовать? У Вени своя жизнь — там! Если снится — вокруг него все светлое. Это добрый знак. Ему там лучше, чем здесь.

— Снится вам?

— Маме не снится вообще. Мне — очень редко. И не инвалидом, а здоровым, юным. Он и сам рассказывал: «Во сне не бываю лежачим. Всегда хожу, в футбол играю...»

— Кому отдали его дорогущую реанимационную кровать?

— Я обратилась к Андрею Горшкову, руководителю фонда «Это Родина моя». Сразу ответ: «Мы с удовольствием заберем!» Приехали, загрузили целую машину. Отправили в больницу под Иваново, которую курируют. Туда же уехали противопролежневые матрасы. Еще осталось много лекарств. Их передали в зону СВО.

Фото архив «СЭ»

— Скоро годовщина. Мы так понимаем — памятник готов?

— Нет. Работа огромная. Планирую я памятник в рост. Будет большая фотография Вени — либо с мячом, либо с Кубком УЕФА. Вот с художником обсуждаю.

— Фотография? Мы думали, фигура из гранита.

— Кто ж это оплатит?

— Когда произошло несчастье с Перхуном, скинулись ЦСКА и «Днепр». Поставили потрясающий памятник, гранитную глыбу.

— Ну если кто-то захочет помочь — я не откажусь...

— Сейчас прочитают — захотят.

— Да я вас умоляю... Кто захочет-то?

— ЦСКА.

— Не будем эту тему поднимать. Не стоит.

— Вы в клуб не обращались?

— По поводу памятника? Нет, этот вопрос не обсуждали. Думаю, памятник буду делать сама. Начнем с того, что единственное желание Вени было — упокоиться на Троекуровском кладбище.

— Это он вам говорил?

— Да. Мы его желание озвучили. Чтобы вы понимали — Троекуровское кладбище закрытое.

— Место стоит миллиона два?

— Шесть! Причем официально! Это не то чтобы кому-то тайком занести. Кладбище в системе МФЦ. Оплачиваешь — и получаешь кусок земли. Извините, никто не решился. У Вени, кстати, был орден Дружбы...

— За что?

— За Кубок УЕФА. Тем, у кого государственная награда, место на кладбище дают бесплатно. Правда, не оговаривается, что на самых задках, у мусорки...

— Речь про Троекуровское?

— Нет, про Троекуровское забыли. Хотя бы на Химкинском — нам оно по пути! Приехала, взглянула на это «бесплатное место». Все понятно, говорю. Отпадает. Потом жалобу на них написала.

— Где-то вдалеке предложили местечко?

— «Вдалеке» — это мягко сказано. Наверное, Веня все-таки заслужил нормальное место. Пусть не на главной аллее — просто в центре. В общем, развернулись и уехали. Говорю: раз рассчитываюсь сама и никто ничего не организовывает, будет так, как я скажу. Выбрали Перепечинское.

Как быть счастливым, не вставая годами с кровати. Памяти Вениамина Мандрыкина

— Там хоть бесплатно?

— Нет, оно тоже считается закрытым. На закрытых кладбищах надо платить всегда. Отдала миллион триста.

— С ума сойти.

— А шесть миллионов на Троекуровском — это не сумасшедший дом?! Я обратилась к знакомым в ЦСКА, они подергали за свои каналы. Ничего не вышло. Все же думали, что клуб оплатит место.

— Не стали?

— Нет. Почему и не хоронили так долго — места не было! Ничего не согласовано!

— Зато церемонию провели на стадионе.

— Вот ее организовали роскошно. Говорю в клубе: «Хотя бы помогите провести прощание, раз с местом ничего не выходит. Может, у вас помещение есть?»

— Веня на новой арене ЦСКА так ни разу и не побывал до кончины?

— Ему предлагали, когда все отстроилось: «Давай свозим тебя, посмотришь!» — «Нет, не хочу». Но свои два по 45 на этом поле отстоял. Во время прощания.

Фото архив «СЭ»

Похороны

— Простите, родился вопрос. Вот умирает обычный человек, у которого нет миллиона. Где его закопают?

— Все дадут бесплатно. Есть у каждого района свои кладбища. Но не закрытые.

— Помним, умер знаменитый, но к концу жизни превратившийся почти в бомжа спартаковец Андрей Иванов. Его похоронили на Перепечинском. Нам казалось, это худшее кладбище Москвы.

— Да оно одно из лучших! Самое ухоженное. Да, есть места и для таких людей... Неопределенных. Но вообще-то кладбище очень приличное. У нас там и бабушка, и дядя похоронены. Для Вени нашли чудесное место, 117-й участок. Прихожу — на могиле постоянно свежие цветы. Даже зимой. Пусть две гвоздики, но лежат.

— Расстроились, что не успели к годовщине поставить памятник?

— Спокойно отношусь. Крест-то на могиле есть. По христианским законам этого достаточно. Да и мастера сказали, что памятник с тяжелой платформой лучше устанавливать через два года. Когда осядет земля. Так что не волнуйтесь, в 2025-м все сделаем.

— Цена?

— Примерно миллион рублей.

— С местом на кладбище вам никто не помог. А с деньгами на похороны?

— Нет. Никто и ничем.

— Все только сами?

— Я позвонила Диме Егорову из ЦСКА. Говорю: «Мне нужен хороший похоронный агент». Сразу же нашел. Встал вопрос, кто будет заниматься организацией — семья или ЦСКА. Сошлись на том, что займусь я.

— Из дня похорон что-то помнится?

— Прощание было очень теплое. Кто считал нужным — тот пришел. Акинфеев был. Газзаев. Бабаев. Дима Хомич. Девочки из женского футбола, Эльвира Тодуа. Мы с ней дружим. Она и на 40 дней на кладбище приходила.

— Самую проникновенную речь произнес на похоронах человек, который после аварии не позвонил ни разу. Ну и не зашел, разумеется.

— Понимаю, о ком вы. Что сделаешь? Кстати, на похоронах я его речь не слышала. Но раз вы знаете, что говорил — значит, говорил. Веня ни на кого не обижался. У них с этим человеком своя долгая история. Незачем людям об этом знать.

— Гинер на похоронах был?

— Нет.

— Почему?

— Да у него проблем-то сколько! Гинер и так нам помог выше крыши!

«Мой день — мечта идиота: ничего не делаю, кушаю, смотрю телек». Вениамин Мандрыкин — о жизни после страшной аварии, которая поставила крест на его карьере

— Вы имеете в виду — предоставил стадион для прощания?

— Это тоже. Прощание получилось бомбическое. Кто еще так прощался — на футбольном поле?

— Да никто.

— Вот! Организовано все было блестяще. Так что помощь бывает разная. В свое время ЦСКА настолько выручил! Если бы счет предъявили нам — извините, квартиру пришлось бы продать, чтобы погасить.

— Квартиры не хватило бы. Один спецборт, на котором Веню перевезли из Брянска в Москву, чего стоит.

— Во-первых, самолет. Во-вторых, год оплачивать реанимацию в Бурденко. Это же все ЦСКА взял на себя! Мы ни копейки не вложили.