Отказывал сыну Сталина, стал рекордсменом «Спартака», Федун звал его президентом клуба. Каким был Никита Симонян

По его появлению в Доме футбола можно было сверять швейцарские часы

Поздравить Никиту Павловича со столетием, обнять и расцеловать его 12 октября 2026 года было моей огромной мечтой.

Теперь — несбыточной. Девятому номеру на поле были суждены в жизни две девятки...

Никогда не мог подумать, что смерть человека в таком возрасте может вызвать столь сильные эмоции. Потому что прожить столько — это чудо. Но сейчас, когда ближе к ночи с воскресенья на понедельник начинаю писать этот текст памяти, сижу в слезах и совершенно растерзанный. Каждая буква, не то что строчка, дается с трудом.

Как же хотелось по-детски верить, что в жизни есть что-то вечное. И что Симонян покорит по крайней мере столетний рубеж.

В этом июле он пришел на 85-летие Анзора Кавазашвили, который под его руководством выиграл со «Спартаком» чемпионат СССР 1969 года. Вначале обещал заглянуть максимум минут на пятнадцать — здоровья, мол, на большее не хватит. Просто уважение выразить. Но потом увлекся так, что эту самую четверть часа только тост поздравительный произносил. А сидел за столом и общался с людьми больше часа. Футбол давал ему силы, которых, казалось, уже нет.

Давала и работа в РФС, куда он до последних дней, когда здоровье хоть чуть-чуть позволяло, приходил ровно к десяти утра. По Симоняну и его появлению в офисе можно было сверять любые швейцарские часы. Даже в пандемию, когда пожилых людей в Дом футбола не пускали, он выбил себе исключение.

Всего три месяца назад, в августе, я был у него в кабинете, чудесно пообщались. Он признался, что после ухода из жизни пять лет назад его жены Людмилы не хочет сидеть дома, а стремится быть среди людей — работа и общение продлевают ему жизнь. Когда я потом показывал знакомым его фотографию и называл возраст, они теряли дар речи. А слышали бы они, как он говорил и что вспоминал...

Жаловался разве что на сильно упавшее зрение. Потому что оно не позволяло внимательнее наблюдать за матчами родного «Спартака». Как и не даст, говорил, возможности разглядеть во всех деталях скоро выходящий фильм о золотом дубле ереванского «Арарата» в 1973 году. Роль главного тренера Никиты Симоняна сыграет Егор Бероев, приходивший к нему пообщаться, чтобы лучше понять героя.

Рассказывал, как из-за ослабшего зрения просил РФС снять с него полномочия председателя технического комитета, но ему единогласно отказали. И правильно сделали, потому что так же, как оглохший Бетховен написал Девятую симфонию, и плохо видевший Симонян понимал в футболе в тысячу раз больше, чем почти все со стопроцентным зрением.

Помню, как обнял и расцеловал Никиту Павловича, выходя из кабинета. Как выяснилось — в последний раз. Фильм об армянском футбольном чуде, которое Симонян сотворил, он уже не увидит...

Выйдя из его кабинета, подумал: а есть ли хоть какая-то разница с тем Симоняном, которого знал прежде? И понял: разве что одна. Еще лет пять назад Никита Павлович, настаивая на какой-то своей мысли, с силой бил кулаком по столу. Эти неповторимые звуки сохранились на моем диктофоне и в моей памяти. Сейчас стол уже не дрожал. А светлый разум, великолепная память, юмор — все осталось как было.

В октябре позвонил, поздравил с днем рождения и присвоением звания Героя Труда. Сергей, помощник Никиты Павловича, передал ему трубку сразу — то есть легенда была в форме, чтобы принимать поздравления. Даже пошутил: «Кое-кому глаза еще мозолю!»

«А больше ни с чем не хочешь поздравить?» Никите Симоняну — 99!

12 октября всегда было для меня — да и, думаю, многих других — особым днем. И я снова признался ему в любви — жизнь научила меня, что не надо стесняться таких слов, держать их в себе.

А про «глаза мозолю», надеюсь, он все-таки говорил фигурально. Не могу представить себе человека, чьи глаза он действительно «мозолил». Того, кто относился бы к нему с неприязнью. И не потому, что он был человеком-историей, старшим из оставшихся в мире олимпийских чемпионов, лучшим бомбардиром «Спартака», автором первого гола сборной СССР в финальных стадиях чемпионатов мира — в ворота сборной Англии.

А потому, что Симонян был человеком, который прожил не просто долгую, а красивую и достойную жизнь.

Никита Симонян в игре за сборную СССР.

Фото Анатолий Бочинин

Пытался отдать золотую медаль Мельбурна Стрельцову и сказал «нет» Василию Сталину

Человеком, который, например, сыграв по решению тренера Гавриила Качалина финальный матч Олимпиады в Мельбурне против югославов, дважды порывался отдать золотую медаль (их выдавалось всего 11) Эдуарду Стрельцову, центрфорварду во всех предыдущих встречах турнира.

«Сначала это было сразу после окончания финального матча, в Олимпийской деревне, — рассказывал мне Никита Павлович пять лет назад. — Я к нему подошел: «Эдик, ты сыграл больше матчей, поэтому золотую медаль ты заслуживаешь, прошу ее принять». Мне уже было 30 тогда, и он обращался ко мне по отчеству: «Ладно, Палыч, брось ты». Я стоял на своем. Уже на теплоходе «Грузия» снова к нему подошел, мы были вдвоем. «Эдик, ты понимаешь, меня гложет совесть». Он ответил: «Да брось ты, Палыч, тебе уже тридцать, а мне еще двадцати нет. Я еще не одну выиграю, а у тебя она точно последняя». На этом и закончили разговор».

А много других историй с невероятным удовольствием наслушался от Симоняна гораздо раньше — в течение четырех часов в спорткомплексе «Олимпийский» во время Кубка чемпионов Содружества 2010 года. Мы присели записать монолог Симоняна, с которого началась книга «Спартаковские исповеди», — и в какой-то момент я ощутил, что в помещении, где мы беседовали, окружающий шум совершенно стих. Все проходившие сотрудники РФС и организаторы турнира старались прислушаться к любому слову Никиты Павловича — а я с каждой минутой погружался в другую жизнь. Жизнь поколения моих дедушек и бабушек. Жизнь, о которой столько читал — и вот имею счастье слышать о ней от одного из тех, кто ее творил.

Вот только одна история, которую не хочу пересказывать своими словами — вы должны услышать через эти строки именно голос Симоняна. Я сидел и слушал, открыв рот.

Не стало Никиты Симоняна. Легендарный спартаковец умер на 100-м году жизни

«В 51-м году, когда я уже играл и вовсю забивал за красно-белых (к тому времени он в 50-м уже установил рекорд — 34 гола за чемпионат, лишь спустя более трех десятилетий, и то при сомнительных обстоятельствах, побитый Олегом Протасовым. — Прим. И.Р.), мы с командой находились в санатории имени Орджоникидзе в Кисловодске. Пошли в санаторный клуб. И вдруг слышу: «Симонян, на выход!» Выхожу — а там стоит Сергей Капелькин, бывший игрок ЦДКА, и Михаил Степанян. Оба они были адъютантами Василия Сталина — сына вождя и патрона команды ВВС. Сказали: «Никита, есть разговор».

Повезли на госдачу, которая была близко от санатория. И начали: «Василий Иосифович приглашает тебя в команду. Можешь себе представить — вы с Бобровым составите сдвоенный центр, будете всех на части рвать!» Я резко ответил, что никуда из «Спартака» не уйду. Попытались зайти и с другой стороны: мол, Василий Иосифович как депутат Верховного Совета СССР приглашает тебя на прием. На меня не подействовало и это. Хотя условия он для игроков делал фантастические — квартиры, которые тогда были наперечет, и прочее.

Самым действенным оказался третий способ — накачали меня спиртным, сволочи, причем прилично, ха-ха. А потом говорят: «Слушай, ну ты можешь себе представить: командующий послал военно-транспортный самолет, шесть летчиков, нас, двух дураков, и мы приедем, не выполнив задания. Что он с нами сделает?! Никита, знаешь что, давай поедем — а если ты хочешь отказаться, то сделай это у Василия Сталина». В трезвом состоянии я бы от такой затеи отказался, а тут махнул рукой: ну ладно, поедем. Привезли меня в аэропорт Минвод, в самолете накрыли мехами, за время полета я отоспался.

В Москве нас встречал полковник Соколов, который потом повел себя по отношению к Василию как последний гад. Отвезли меня на Гоголевский бульвар, дом 7, где Сталин-младший жил. Каждый раз, когда проезжаю эти места, — вспоминаю...

Посадили меня на диван — и тут выходит Василий Иосифович в пижаме. Мне показалось, что он был уже подшофе. Но, может, только показалось. И начал с ходу: «Я поклялся прахом своей матери, что ты будешь у меня в команде. Отвечай!» Может быть, в силу молодости и непонимания серьезности ситуации о последствиях я не подумал. И сказал, что хочу остаться в «Спартаке». Сталин неожиданно спокойно отреагировал: «Да? Ну иди». Я побежал вниз. А за мной — его адъютанты. Бегут — и говорят, что командующий просит меня вернуться.

Василий Сталин.

Фото Анатолий Бочинин

А тогда первым секретарем Московского областного комитета партии был Никита Хрущев, а городского — Иван Румянцев. И Сталин сказал: «Слышал, ты боишься препятствий со стороны Хрущева и Румянцева. Не волнуйся, я с ними договорюсь, улажу».

Я ответил: «Да нет, Василий Иосифович, прекрасно понимаю, что, если дам согласие, через пять минут буду в вашей команде. Но, знаете, в «Спартаке» благодаря партнерам и тренерам я вроде бы состоялся как игрок. Разрешите мне остаться в «Спартаке».

Вот это его подкупило. Он тут же обратился к своим — а их там было человек шесть-семь: «Вы слышали? Правда лучше всех неправд на свете! Спасибо, Никита, что ты сказал мне правду. Иди играй за свой «Спартак». И запомни, что в любое время, по любым вопросам ты можешь обратиться ко мне, и я всегда приму тебя с распростертыми объятиями».

Но и это еще не конец истории. Жил я тогда на Песчаной, и часов в 9-10 вечера раздался звонок в дверь. Я решил: опять за мной. Открываю — стоит солдатик. И протягивает мне, как сейчас помню, форму № 28 со звездочкой: «Вам билет на поезд в Кисловодск». Мало того, тут же позвонил Виктор Макаров, который в свое время был председателем российского совета «Спартака», но Сталин-младший переманил его в ВВС. «Никита, командующий просил проводить тебя на вокзал и ждать, пока не исчезнет последний вагон. Ты ему понравился за правду, а время-то позднее, сам понимаешь...» — «Да доберусь я, Виктор Иваныч, что вы!» — «Ну, если командующий при встрече спросит тебя, скажи, что я тебя проводил». Я уехал, и обошлось без всяких приключений.

Возвращаюсь в Кисловодск. А меня уже все хватились, никто не может понять, что происходит. «Где ты шлялся?!» А я решил их разыграть. Подбоченился и говорю: «Как вы смеете так разговаривать с офицером Советской армии?» — «Каким еще офицером?» — «Офицером и игроком команды ВВС». — «Не говори глупости». И тут я показываю им эту самую форму № 28: «Не видите? Убедитесь!» — «Набьют тебе морду спартаковские болельщики, и правильно сделают». Только тут я и объяснил, что это розыгрыш. И рассказал, как все было на самом деле.

Вскоре после смерти отца Василий Иосифович на восемь лет оказался в заключении, которое провел во Владимирском централе. И когда он уже освободился, я как-то ужинал в ресторане «Арагви» и на выходе встретил его. Он обнял меня: «Ой, Никита, здравствуй! Как я рад тебя видеть!» Предложил как-нибудь встретиться, сказал, что ему страшно хочется поговорить о футболе. Я ответил: в любое время. Но вскоре он сбил на машине какую-то старушку, и его отправили на поселение в Казань, где он позднее и умер. А упомянутый мною полковник Соколов, сволочь, дал показания на суде, что, когда Сталин переманивал меня из «Спартака» в ВВС и я вышел из особняка, Василий якобы дал указание пристрелить меня где-то из-за угла.

Его похоронили в Казани, но потом перезахоронили на Троекуровском кладбище в Москве. И я каждый раз, когда туда приезжаю, приношу цветы на его могилу. Все-таки в то время он так отнесся ко мне. Не сломал жизнь».

Никита Симонян: «Василий Сталин сказал: «Спасибо за правду. Играй за свой «Спартак»

Совершенно невозможно поверить, что это не случай из какой-то давнишней книги, а рассказ человека, который дожил до наших дней, правда? И как вкусно — в лицах, в диалогах, с передачей особенностей речи героев — Симонян умел все передать. Он был не только одним из олимпийских богов (с учетом золота Мельбурна — в прямом смысле), но и своего рода футбольным Гомером, надиктовавшим многим поколениям журналистов свои «Илиаду» и «Одиссею».

«Теплоход «Грузия» входил в бухту Находка, — рассказывал он о возвращении с Олимпиады в Мельбурне. — Там стояло очень много кораблей, и когда «Грузия» вошла, раздались приветственные сирены. Почти у всех нас были слезы».

Слышишь это — и словно в кино попадаешь.

Спартаковцы Никита Симонян, Игорь Нетто и Алексей Парамонов.

Фото Олег Неелов

«Как же ты хочешь за «тряпичников» играть?!

Вообще-то судьба вела Симоняна вовсе не в «Спартак», а в «Торпедо». После переезда из родного Сухуми (родился он в Армавире, но вырос именно в этом городе) в Москву он первые два сезона играл за столичные «Крылья Советов», а потом эту команду, занявшую последнее место в первенстве страны 1948 года, расформировали, а ее игроков распределили по другим клубам. И Симонян должен был по этой разнарядке стать «автозаводцем».

Но был нюанс. «Спартак» возглавили два тренера, которые работали с Симоняном в «Крыльях», — Абрам Дангулов и Владимир Горохов. У второго, как раз и заметившего юного Мкртыча (это позже он уже стал Никитой) в матче юношеских команд и настоявшего на его переезде в Москву с обещанием сделать из него «второго Боброва», Симонян три года прожил и проспал на сундуке в чулане. С жильем после войны были огромные проблемы, люди ютились в основном в бараках. На этот сундук клали матрас — и получалась «кровать» для ведущего молодого футболиста команды. «Бывало, что они с женой приглашали меня в свою комнату, но спустя неделю Владимир Иванович начинал ходить вокруг меня и сопеть. Я отвечал: «Понимаю, что вам нужно супружеские обязанности выполнять» — и шел на свой сундук...» — рассказывал мне в своем неповторимом стиле Симонян.

Горохов стал для него родным человеком, и парень думать не хотел о том, чтобы выходить на поле против его команды. И тут — распределение в «Торпедо», где, ко всему прочему, в центре нападения царствовал Александр Пономарев, к которому Симонян относился с огромным уважением и выбить его из состава не видел возможным. Но главным, по его словам, все же был фактор Дангулова и Горохова.

По истории с Василием Сталиным вы, думаю, уже догадываетесь, что случилось дальше. Только с чуть-чуть другой реакцией собеседника Никиты Павловича.

«Как-то рано утром за мной приехала машина, — рассказывал Симонян. — И отвезли меня не к кому-нибудь, а к генеральному директору будущего ЗИЛа (тогда он назывался ЗИС — Завод имени Сталина) Лихачеву, человеку влиятельнейшему. Если бы тот наш разговор сейчас показали по телевизору, было бы сплошное «пи-и» — мат шел через слово. Лихачев бушевал: «Как же ты хочешь за тряпичников играть?!» «Тряпичниками» он «Спартак» называл. Но я все это выслушал и в конце сказал: «Иван Алексеевич, и все-таки я хочу играть за «Спартак». Резюме директора было таким: «Ладно, иди играй за свой «Спартак», но запомни, что тебе дороги в «Торпедо» никогда больше не будет, даже если у тебя на заднице вырастут пять звездочек. Слово «задница» я смягчил, ха-ха».

Если принимать за одну звездочку один чемпионский титул в СССР, то их у Симоняна-игрока будет четыре, а у Симоняна-тренера — три. Пожелание Лихачева окажется перевыполнено. Не говоря уже об олимпийском золоте и выигранных Кубках.

«Огромная потеря для всей красно-белой семьи». Россия прощается с Симоняном

Насколько же гордым, честным и убежденным в своей правоте человеком был Никита Павлович, что не боялся перечить ни сыну вождя, ни директору крупнейшего завода страны — да еще и в те времена, когда несговорчивость могла иметь суровые последствия. Впрочем, и сильные мира того, многие из которых прошли Великую Отечественную, знали истинную цену фразе «с ним можно пойти в разведку». Когда футболист даже под давлением большого начальства не отступает от своих принципов — на него могут чуть-чуть позлиться, но затем начинают еще больше уважать. С Симоняном так и было.

А тбилисская драма? Когда в 46-м он перешел в «Крылья Советов», матч первого тура из-за погодных условий по удивительному стечению обстоятельств провели у Симоняна на родине — в Сухуми. «Крылья» победили «Динамо-2» — 1:0, Симонян забил единственный мяч. И в тот же день без объяснения причин арестовали его отца, в доме произвели обыск. Вскоре отцу сказали: «Пусть твой сын едет в тбилисское «Динамо» — и мы тебя отпустим». Тот, на примере которого Симонян учился значению слова «гордость», ответил: «Я ни в чем не виноват, а сын пусть играет там, где хочет». Его в итоге отпустили.

Никита Павлович вышел на поле, уже зная о его аресте, — и имел основания опасаться даже за собственную судьбу. Знакомый из комендатуры НКВД сказал ему, что после матча его якобы должны арестовать и отправить этапом в Тбилиси. И вот травмированный в той игре Симонян тихонечко вместе с тренером Дангуловым ковыляет пешком к сухумскому вокзалу. Садится в поезд и выходит не в Сочи, а раньше — мало ли, органы прознают и встретят. А до того футболисты «Крыльев», которым он все рассказал, после матча взяли автора победного гола в кольцо и вывели со стадиона так, чтобы никто не мог к нему подобраться.

Никита Симонян, Валерий Лобановский и Юрий Морозов.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

«Если разрезать тебя напополам, мы увидим, что одна половина у тебя красная, а вторая — белая!»

Его спартаковский рекорд по голам достигнут при всего... одном забитом пенальти — в ворота Леонида Иванова из «Зенита», причем Симонян уточнял: в западные ворота стадиона «Динамо». Еще раз он, еще будучи игроком «Крыльев», с 11-метровой отметки сплоховал в матче с ЦДСА, а более 11-метровых не бил вообще. «Это не мое, — говорил он мне. — Парадоксально, но имея голевую ситуацию в игровое время, чувствовал яростную уверенность, что сейчас забью. Как однажды написал Лев Филатов: «Он бил нечасто, но забивал чаще других». Это про меня! Бил только тогда, когда мяч был готов для удара. А что касается 11-метровых, то такой уверенности, когда ты остаешься один на один с вратарем и трибунами, у меня не было».

В конце 59-го он в 33 года во время успешного для себя турне по Южной Америке решил закончить карьеру. Николай Озеров спрашивал его: «Никита, ты с ума сошел? Ты в таком порядке, что тебе еще играть и играть». Симонян ответил: «Лучше уйти самому и не дожидаться, пока меня попросят».

Из форварда он моментально превратился в главного тренера. Симонян сильно сомневался, что сможет управлять бывшими партнерами, но Николай Старостин, ставший инициатором такого решения, его успокоил: «Поможем!» И терпел три года, за которые Никита Павлович в новой ипостаси сначала стал призером, а затем выиграл чемпионат Союза. А семь лет спустя (за это время была отставка по инициативе чиновников после попадания за решетку форварда красно-белых Юрия Севидова, а затем возвращение) повторил это достижение — причем отобрав золото в очной борьбе с новаторским киевским «Динамо» Виктора Маслова, одним из первых в Европе освоившим прессинг и побеждавшим в Союзе три года подряд.

Уже давно стала канонической история, как Симонян-тренер в 1972-м уходил из «Спартака» в «Арарат», куда его давно звали, и попросил Николая Старостина о возможности попрощаться с командой и с ним. Тот не возражал. Никита Павлович поблагодарил игроков и извинился, если был в чем-то неправ. А основатель красно-белых в ответ сказал следующее: «Никита, запомни, ты сейчас уходишь, но мы за тобой дверь не закрываем. Мы оставляем ее полуоткрытой, ты можешь войти в нее в любой момент. Если тебя разрезать, мы увидим, что одна половина у тебя красная, а вторая — белая!»

«Принял «Арарат» — первым делом повел нас в оперу». Памяти Никиты Симоняна

В Ереване Симоняну, пусть и армянину, но на исторической родине прежде никогда не жившему и нюансов местного бытия не знавшему, потребовалось время, чтобы стать своим. Но он был дипломатом, мастерски умел выстраивать отношения с людьми и быстро добился авторитета в глазах игроков «Арарата», среди которых встречались крайне непростые по характеру люди вроде Аркадия Андриасяна.

Одна из главных звезд той команды Эдуард Маркаров рассказывал в своей книге «Футбол с улыбкой»:

«Симонян ничего не ломал. Он просто дополнил то, что уже было, некоторыми финальными штрихами, и создал нужный психологический микроклимат. Он не повышал голос, всегда говорил спокойно, никогда никого не оскорблял. При этом четко отмечал, в чем ошибки, кто несет за них ответственность и что нужно сделать, чтобы не допустить их в дальнейшем. И тренировки проводил хорошие, и как человека мог тебя понять и направить. С его стороны не было никакого: «Я! Я! Я!», хотя он по своим достижениям в футболе в качестве и игрока, и тренера на это «я» имел полное право. Но стоял двумя ногами на земле, за что мы его вдвойне уважали. И вдруг почувствовали, что — можем».

Выигранный дубль тренер прокомментирует по-симоняновски: «Я просто не мешал ребятам играть».

Так же Симонян найдет общий язык и с представителем совсем другой тренерской школы, чем спартаковская, — Валерием Лобановским, у которого восемь лет был в сборной СССР начальником команды. И не переметнулся, когда советское футбольное руководство после невыхода на Евро-1984 выписало киевскому тренеру и всему его штабу пожизненный «волчий билет» на дальнейшую работу со сборной. Впрочем, всего два с половиной года спустя те же начальники придут к создавшему новую команду-шедевр Лобановскому на поклон, и тот вернет Симоняна. И пусть у Никиты Павловича во второй половине 70-х не получилось как у главного тренера выйти на Евро-1980 (хотя его отправили в отставку, когда шансы на успешный исход цикла еще были), но в роли начальника команды серебряным призером Евро-1988 он стал.

К тому времени активную тренерскую деятельность Симонян уже завершил. После двух успешных лет в начале 80-х во главе «Черноморца» (знаю одессита, который даже назвал сына в его честь), где он еще и воспитал работавшего у него ассистентом Виктора Прокопенко, Никита Павлович попробовал было вернуться в «Арарат», но второй раз в одну реку успешно зайти не удалось. И еще до 60 с тренерством закончил.

Никита Симонян и Леонид Федун.

Фото Антон Сергиенко, «СЭ»

Ответил Федуну на предложение стать президентом «Спартака»: «Ваше предложение опоздало лет на десять»

Пять лет назад соведущий по программе «На троих с Рабинером», зная о моем знакомстве с Симоняном, предложил позвать его на эфир. Я отвечал: «Человеку прилично за девяносто, какое видео в нашем длинном формате?! Ему же тяжело будет, уважай возраст!» Но меня продолжали дожимать, и я аккуратно спросил мэтра, как ему такая идея. 94-летний Никита Павлович внезапно согласился. Проговорили больше двух часов, услышали массу историй. И, в отличие от многих, он не ворчал, как все вокруг, в том числе в футболе, измельчало, а подмечал:

— Жизнь движется вперед. Главное — не задирать нос, не говорить: ох как мы играли, а вот эти... То было свое время, сейчас — иное, нужно жить им и продолжать работать.

В то же время он не был падок на сиюминутную моду, потому что видел все — и в футболе, и не только. Смотрел и ценил многое, но лучшим игроком всех времен для него был Пеле («у меня два кумира — это Пеле и Ференц Пушкаш»), с которым, как и с Диего Марадоной, он проводил жеребьевку финальной части ЧМ-2018. Главным авторитетом за пределами поля — Николай Старостин, а лучшим спартаковцем — Игорь Нетто. И датой рождения «Спартака» для него всегда оставалось 19 апреля 1935 года, что он подчеркнул и в нашем видеоинтервью: «Мой «Спартак» родился в 35-м».

«Я мог стать президентом «Спартака». Монолог Никиты Симоняна

В 2004 году Леонид Федун, едва став владельцем «Спартака», предложил Симоняну стать президентом клуба. 78-летний Никита Павлович отказался, ответив: «Это предложение опоздало лет на десять».

Этот сюжет так и остался недосказанным — при том что Старостин оставил Симоняну дверь в «Спартак» открытой, тот туда так и не вернулся. А те самые «лет на десять» были в 93-м — 94-м, когда после бунта игроков против Юрия Шляпина, ставленника Старостина, президентом стал Олег Романцев. И я вот думаю — а может, конструкция красно-белых оказалась бы более сбалансированной и устойчивой, работай Олег Иванович исключительно как тренер в тандеме с Никитой Павловичем — управленцем, который мог бы стать органичным наследником умершего в 96-м Старостина?..

Хотя как знать, не сократило бы президентство в «Спартаке» со всеми сопутствующими этому клубу нервами долгую жизнь Симоняна? Которого еще один долгожитель, актер Владимир Зельдин (на 11 лет старше), приветствовал так: «Здравствуй, мой мальчик!»

Александр Мирзоян, Никита Симонян и Олег Романцев.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

Все его спортивные награды — в музее «Спартака»

В нашей видеобеседе Симонян вспомнил о временах Великой Отечественной, когда он был подростком:

«Мой отец работал кассиром в Управлении Черноморской железной дороги, а находилось это управление рядом со сквером, в котором был установлен монумент Сталину. Была объявлена воздушная тревога, и все почему-то ринулись в сквер прятаться под деревьями. Бомба от немецкой авиации разорвалась метрах в тридцати, отец был очень тяжело ранен. Около года потом он лежал неподвижно, лечился.

А еще было тяжеленное чувство, когда из Новороссийска прибыл пароход с беженцами — стариками, женщинами и детьми. Там было не очень глубоко, новый налет немцев, и все три бомбы летят прямо в этот пароход! Естественно, в живых никто из них не остался».

...В последний раз он летал на самолете несколько лет назад, как раз чтобы попасть в Сухуми на могилу родителей. А осенью 2023-го уже не рискнул отправиться в Ереван на чествование по случаю 50-летия золотого дубля «Арарата» — 1973. С ним, как и с живущим в Лос-Анджелесе автором дубля в финале Кубка с киевским «Динамо» Левоном Иштояном, оттуда связывались по видеосвязи.

Я спрашивал его пять лет назад о секретах долголетия. Никита Павлович рассуждал о генах, а потом уходил в сторону юмора:

— Я не святой человек. Всегда привожу в пример классика, Андрея Петровича Старостина. Ему было под 80, и на вопрос: «Как здоровье?» — он отвечал: «Грамм на 150!»

— На сколько грамм у вас, Никита Павлович?

— Ну, на 150 я уже не тяну. На чуть-чуть! Могу иногда принять немножко хорошего коньячку. Но, естественно, не увлекаюсь этим.

Симонян был всюду, куда его звала неутомимая футбольная душа. Открывали в 2019-м стенд, посвященный Федору Черенкову, в его кунцевской школе, — Никита Павлович там. В том же году он приезжал в академию «Спартака» награждать серебряной медалью чемпионата Европы-1988 Рината Дасаева, которого в свое время обокрали. 33 года спустя медаль изготовили заново — и именно Симонян в 93 года явился вручить ее на турнир, посвященный великому вратарю. Про юбилей Кавазашвили вы уже могли прочитать выше — и сколько было подобных юбилеев...

Симонян вручил Дасаеву копию украденной медали Евро-88

А оцените красоту такого сюжета: Симонян два раза открывал один и тот же стадион в Будапеште с разницей в 66 лет. На месте старого «Непштадиона» возвели новый и назвали его в честь Пушкаша, одного из любимых игроков Никиты Павловича. В день открытия старой арены капитанами команд были Пушкаш и Симонян, к матчу, запускавшему новую, в живых оставался только последний. И как он мог не приехать? А полные трибуны — не встать, когда он наносил первый удар по мячу?..

А какая чудесная была идея с мячом, который Никита Павлович сбросил из ложи участникам прошлогоднего матча десятилетия спартаковского стадиона! До сих пор мурашки по коже от этого ощущения эстафеты времен. И этот эпизод — теперь часть истории арены.

2 ноября Симонян стал старейшим олимпийским чемпионом. Накануне министр спорта Франции сообщила о смерти французского велогонщика Шарля Коста, выигравшего Олимпийские игры 1948 года в командной гонке преследования и прожившего 101 год.

И так хотелось, чтобы Никита Павлович отметил столетие... Он не дожил до века десять с половиной месяцев. В четверг ему стало плохо, его увезли в больницу. И вчера поздно вечером его не стало.

Все свои награды Симонян еще в 2021-м передал в музей красно-белых. «Это «Спартак», он был, есть и будет в душе до конца моих дней, — объяснил это решение Никита Павлович. — Поэтому посчитал необходимым передать все это в клубный музей, чтобы нынешнее поколение смотрело на все эти награды и имело стимул выигрывать золотые медали, кубки и ордена». Ордена, чтобы вы понимали, о чем речь, — ФИФА, УЕФА. Олимпийский орден. Они все — тоже в музее «Спартака». Клуба, который Симонян прославил.

И который, очень надеюсь, установит ему памятник у одной из трибун спартаковской арены. И не будет с этим тянуть, а возьмет пример с «Баварии», уже поставившей замечательный монумент Францу Беккенбауэру у «Альянц Арены».

Вечная память, Никита Павлович.