1 апреля, 12:00

«После смерти Сталина в лагерях начался террор. Заключенных расстреливали, как дичь». Брат Игоря Нетто 8 лет провел в ГУЛАГе

1 апреля исполняется 100 лет со дня рождения Льва Нетто
Егор Сергеев
корреспондент
Сегодня 100 лет со дня рождения Льва Нетто.

Игорь Нетто — легендарный капитан «Спартака» и сборной СССР, олимпийский чемпион Мельбурна 1956-го и обладатель первого Кубка Европы 1960-го. Умер в 69 лет — 30 марта 1999-го.

Лев Нетто скончался в 92 года — 17 сентября 2017-го, пережив младшего брата на восемнадцать с половиной лет. Лев Александрович не имел отношения к спорту, но событий в его жизни хватило бы на целый роман. Великая Отечественная, плен, неудачный побег, возвращение на родину, арест и приговор — 25 лет лагерей. Из которых он отсидел восемь, а потом был полностью реабилитирован.

В 2015-м Нетто-старший стал героем «Разговора по пятницам», где рассказал множество интересных историй и о младшем брате, и о своей драматичной судьбе.

Фамилия

— Нетто — эстонская фамилия?

— Итальянская. Родители — из Эстонии, а прапрадедушка в XVIII веке приехал туда из Италии работать садовником. Женился на местной девушке и остался. Мама перебралась в Москву в 1917 году, папа — чуть раньше.

— Он же входил в отряд латышских стрелков?

— Верно. В 1915-м государь взял их на службу. Но и революции пригодились. Им доверили охранять Ленина. А мама устроилась в канцелярию Наркоминдела. В какой-то момент ее начальником был Троцкий. И кумиром. Меня назвали в его честь.

— А брата?

— Мама все говорила: «Теперь у нас есть князь Игорь!» Он и держался всегда как князь.

— В семье на каком языке общались?

— На русском. Но эстонский и латышский я знаю. А Игорь по-эстонски выучил лишь пару слов да поговорку, которая переводится так: «В лесу покакай быстро, а то придет медведь и схватит за голую задницу». Кстати, в отличие от меня, его в паспорте записали русским.

— Почему?

— В 1939-м была перепись населения. На вопрос: «Национальность?» — я, как и родители, ответил: «Эстонец». А девятилетний Игорек внезапно заявил: «Я — русский!» У него даже в детстве на все было собственное мнение. Девушка, заполнявшая анкету, растерялась. Затем воскликнула: «Раз гражданин сообщил, что он русский, так и запишем».

— Латышских стрелков революция не пощадила. Но отца репрессии минули?

— Это чудо! В нашем доме на Сретенке жили шесть семей бывших стрелков. Постепенно люди начали пропадать. Мама рассказывала, что всякий вечер проходил в страхе, тряслись как осиновые листы.

В соседней квартире поселился латыш, однофамилец отца. Никакого отношения к стрелкам не имел. Как-то услышали разговор у их дверей: «Собирайся!» — «Это ошибка». — «Там разберутся!» Увели.

— С концами?

— Да. Получается, вместо отца. Его так и не тронули. Наверное, где-то фамилия значилась как «отработанный».

— В ГУЛАГе вы отсидели восемь лет. Игорь вам писал?

— Нет — ни брат, ни отец. Письма приходили лишь от мамы.

— Хоть раз откровенно поговорили с Игорем о том, что пережили?

— Да он вообще не спрашивал про плен и ГУЛАГ! Жена моя, кстати, тоже. И в своем кругу Игорь никогда эту тему не афишировал. В сборной СССР подобные беседы ему бы вряд ли помогли. А его футбольным друзьям я все рассказал на столетии Андрея Петровича Старостина. Прямо на кладбище.

— Как отнеслись?

— Настороженно. Не понимали, что я за птица. Не из их гнезда — это точно. Я написал книгу о сопротивлении в ГУЛАГе, о легендарном норильском восстании. В 1948-м на Красноярской пересылке вступил в подпольную Демократическую партию России, дал клятву: посвятить жизнь освобождению родины от коммунистического насилия. Поэтому книга называется «Клятва».

Фото Юрий Голышак, «СЭ»

Война

— Где вы были 22 июня 1941-го?

— На даче в Звенигороде. Когда с братом услышали по радио, что началась война, обрадовались. Да все мальчишки ликовали. Мы же росли на песне: «Если завтра война, если завтра в поход...» Была уверенность, что Советский Союз сильнее всех, любого врага разобьем в пух и прах. На следующий день я с отцом отправился в Москву, а мама и Игорек вернулись поздней осенью.

К тому времени я уже год учился в артиллерийской школе. Сразу послали на строительство оборонительных сооружений. Копали на окраине города траншеи, устанавливали противотанковые «ежи». 16 октября нас со школой собирались эвакуировать. Утром пришли с дружком — никого. Школа почему-то раньше умотала, без предупреждения. Отец сказал: «Остаешься в Москве». Маме предлагал уехать с Игорем в эвакуацию, но она ответила: «Не надо разлучаться».

— Голодали?

— Не особо. Отец — в Наркомате среднего машиностроения. Я выучился в ФЗО на токаря и работал на заводе, обтачивал болванки для артиллерийских снарядов. Мама на машинке шила солдатское белье. У всех были продовольственные карточки. Плюс полмешка картошки, которую привезли из Звенигорода. Пекли с Игорьком лепешки из картофельных очисток.

31 декабря 1941-го кто-то из приятелей отца принес маленькую елочку. Отпраздновали Новый год. Между прочим, до 1936-го в домах запрещалось ставить елки — считалось, буржуазный пережиток.

— У вас была «бронь»?

— До марта 1943-го. В первые дни войны из моих друзей человек двадцать записались в ополчение. Погибли все. На немцев-то сначала шли с голыми руками. Оружия не хватало, командиры говорили: «Нет винтовки? Ладно, бери палку. Когда кого-нибудь убьют, возьмешь его винтовку...» А повестку я получил за две недели до 19-летия.

— Куда направили?

— В эстонскую стрелковую дивизию. Таскал 32-килограммовую станину пулемета максим. Задача — отвлекать немцев, не позволить им перебросить основные силы на Орловско-Курскую дугу. Палишь из максима минут десять и резко меняешь позицию, пока не накрыли минометным огнем. Как-то на моих глазах замешкались двое, их обстреляли из миномета. Кроме ног да покореженного пулемета ничего не осталось.

Вскоре приехали вербовать добровольцев в партизаны. Я согласился и оказался в Москве — в эстонском штабе партизанского движения. Носил депеши в центральный штаб, которым командовал Ворошилов.

— Маршала видели?

— Ни разу. Если приказывали дождаться ответа, пакет вручал кто-нибудь из его адъютантов. Через несколько месяцев перевели на курсы партизанских кадров. В группу подготовки инструкторов минно-подрывного дела. Ставили учебные мины на железной дороге, снимали часовых.

— Как правильно снять часового?

— Лучше всего — финкой в шею. Тихо и надежно. Правда, в реальной жизни этот навык применить не довелось... Наш отряд разбили на четыре боевые группы по 20 человек, повезли в Ленинград. Оттуда должны были десантироваться в тыл противника. Но все затянулось. Скрашивала ожидание водочка, которую выменивали в городе на буханку хлеба.

Дважды приезжали ночью на аэродром, садились в «дуглас», однако в воздух не поднимались. Возвращались на базу и продолжали валять дурака. Последние беззаботные деньки.

— Когда они закончились?

— В феврале 1944-го. С третьей попытки улетели. В хорошем настроении, с песнями...

— Под водочку?

— Только так! К моменту, когда с парашютом надо шагнуть в бездну, протрезвели. Для меня это был первый прыжок. Успокоили, что за кольцо дергать не нужно. Цепляешься в самолете за тросик — и парашют раскрывается сам. Приземлился нормально.

Сюда же, на берег озера Выртсъярв, другим самолетом планировали сбросить грузовые парашюты с боеприпасами, взрывчаткой, продовольствием. Но мы ничего не нашли. Рации тоже нет.

— Почему?

— Она полагалась лишь одной из четырех групп, с которыми так и не встретились. А у нас — автоматы ППШ, пять запасных дисков, пять «лимонок» и сухари в вещмешке. Командир принял решение немедленно уходить.

— Куда?

— В лес. Продержались почти месяц благодаря двум эстонцам, которые в 1940 году вылавливали «лесных братьев» и изучили местность. Продукты брали на хуторах, днем отсиживались в сараях, подвалах. Однажды услыхали, как в лесу кто-то громко ругается матом.

— По-русски?

— Конечно. Ринулись в ту сторону: «Наши!» Подошли ближе и обнаружили, что «наши» в немецкой форме. Каратели.

Голос командира: «Ложись! Огонь!» Укрылись за валунами. Нас обстреливали разрывными и трассирующими. Силы неравны, патроны быстро кончились. Смотрю — командир приподнялся, метнул гранату с криком: «За Родину! За Ст...» Договорить не успел. Очередью разрывных снесло голову. Рядом эстонец, вздохнул: «Лео, всё». Спустя мгновение залился кровью, фонтаном била из раны.

— А вы?

— В ладони последняя «лимонка». Выдергиваю чеку, думаю: «Сейчас сделаю то же самое, что командир». Закрываю на долю секунды глаза. И вижу, как плачет мама, провожая меня на фронт. Понимаю, что выпрямиться не могу.

— А «лимонка»?

— Отшвырнул за камень. Каратели окружили, подняли. Заметил, что один из них, контуженый, в меня целится. Между нами метров шесть. Но руки ходят ходуном, винтовку еле держит. Подскочил другой каратель, выбил ее ногой: «Своих перестреляешь!»

Следом вопль: «Дайте мне этого молокососа!» Расталкивая всех, бежит старый эстонец в ушанке. Злющий, с топором. Гадаю: обухом ударит или лезвием? Лицо знакомое, к нему на хутор, кажется, ходили за продуктами. Спас немецкий офицер, появившийся с ротой солдат. Рявкнул: «Прочь!» Старик исчез. А я опять со смертью разминулся.

Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

Плен

— Что было в плену?

— Тарту, тюрьма. На допросе эстонский полицейский зачитал полный список нашего отряда. Уточнил, кто погиб, напротив фамилии проставил галочки. Меня осенило: нас ждали! Фашисты об операции знали всё!

— Откуда?

— В эстонском штабе партизанского движения был предатель. Я даже догадываюсь кто. Пожилой старшина по фамилии Кук — «петух» по-эстонски. Неприятный тип.

Из Тарту отвезли в Даугавпилс. К лагерю военнопленных нашу колонну вели через город. Шли по пятеркам, крепко держась за руки. Со всех сторон осыпали проклятиями.

— Кто?

— Женщины. Плевали, закидывали камнями, палками. Орали: «Сталинские бандиты!» Партизан в тех краях ненавидели.

— Сколько там пробыли?

— Недолго. Оттуда в Каунас, затем — Франкфурт, Эйзенах, Плауэн... По утрам отправляли на работы в город. В основном расчищали улицы после налетов авиации союзников. Стерегли нас четыре вялых старика с винтовками XIX века. Я сдружился с литовцем Ионасом и ленинградцем Володей, у которого не было правого мизинца — оторвало разрывной пулей. Втроем совершили побег.

— Поймали?

— Через полторы недели. Офицер что-то сказал двум автоматчикам, те повели к оврагу. Ионас побелел. Он знал немецкий, перевел: «В овраге отдыхает колонна пленных. Передайте беглецов конвоирам. Если там уже никого — расстреляйте». Но судьба снова хранила.

А в марте 1945-го в Плауэн вошли американцы. Я тогда впервые увидел негров. Они, как безумные, гоняли на джипах и были очень дружелюбны. Нас обнимали, целовали: «Рус! Рус! Вы свободны!»

— Что дальше?

— Город забит военнопленными. Многие русские, которых в начале войны увезли на работу в Германию, за эти годы обзавелись семьями, нарожали детишек. В Союз возвращаться желанием не горели, уезжали в Канаду и Австралию. Французы звали в Париж: «У нас такие девчата! Не пожалеете!»

— Устояли?

— С Ионасом и Володей сразу определились: только домой! Потянулась бумажная волокита, списки формировались долго. И мы решили податься на немецкие хутора. Договорились, что каждый подыщет себе хозяйство. Весна, посевная, везде требуется рабочая сила. Меня взяла фрау Эльза. Муж погиб на фронте, дочке Айне — 16 лет.

— Симпатичная?

— Красавица! Белокурая, голубоглазая. Честно, я влюбился. Чувствовал, это взаимно. Эльза говорила: «Лео, оставайся, хозяином будешь. У нас все есть. Куда ты рвешься? В Сибирь?» Но я был одержим идеей вернуться. Хотел увидеть маму. 19 мая 1945-го на студебеккере перевезли в советскую оккупационную зону.

— А барышня?

— О ней ничего не знаю. Мелькнула когда-то мысль разыскать Айну, выяснить, как сложилась судьба. Но подумал: зачем душу бередить? У меня чудесная семья, две дочери...

Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

ГУЛАГ

— Когда вас арестовали?

— В 1948-м. Беды ничто не предвещало. Третий год дослуживал в армии. Из Плауэна до украинского городка Ковель наш стрелковый полк дошел пешком. Уже считал дни до демобилизации, как вдруг загремел в контрразведку. Начались допросы: «Рассказывай, как завербовали американцы? Какое задание? Кто резидент? Думаешь, поверим, что ты добровольно покинул Западную зону?!» Видите след на пальце?

— Ломали?

— Пытали каждую ночь. Зажимали пальцы дверью. Но в тот раз не рассчитали — я потерял сознание. Кожа лопнула, торчала белая косточка. Меня оттащили обратно в подвал, к двум таким же «американским шпионам». Дней десять не трогали. Палец зажил, обмотанный грязной тряпкой. Никакого врачебного вмешательства.

— Какие еще были методы, чтобы расколоть «шпиона»?

— Майор Федоров любил ребром ладони врезать по печени. Сажал в холодный карцер в одном белье. Надевал «шверниковские» наручники. Особенность их в том, что при малейшем движении впиваются в руки еще сильнее. До тех пор, пока штаны не станут мокрыми...

— Сколько это длилось?

— Три месяца. Наконец озвучили приговор: 25 лет лагерей. Когда в створках окна, словно в зеркале, увидел собственное отражение, отшатнулся. Вместо крепкого парня с пышной шевелюрой на меня смотрел лысый старик. И поехал по этапу: Киев — Москва — Свердловск — Красноярск — Норильск.

— Самый жуткий холод, который испытали на себе в ГУЛАГе?

— Минус 50. Пахали в две смены без выходных. Киркой и ломом долбишь слой вечной мерзлоты до скального грунта. В 12-метровый шурф, как в ледяной колодец, спускаешься вдвоем. Еще двое наверху, потом меняетесь. В эти шурфы заливали бетон и возводили дома, которые стоять будут вечно.

В Норильске в первый же день сказал себе: «50-градусный мороз, «черная пурга», усталость, отчаяние — плевать! Нужно работать, несмотря ни на что. Только так смогу выжить...»

— Что такое «черная пурга»?

— Поток ветра со снегом, обжигающий, сбивающий с ног. Зимой в Норильске обычное явление. Чтобы не обморозить лицо, надо обязательно прикрываться фанеркой. Если заметил, что у товарища оно побелело, сразу берешь снег, растираешь. Главное в лагере — обзавестись друзьями, которые в любой момент придут на помощь. Иначе ты обречен.

— Правда, что некоторые кололи себе керосин — лишь бы в стужу откосить от работы?

— Таких было немало. Обкалывали руки-ноги какой-нибудь дрянью, все опухало. Попадали в санчасть, где их не лечили. Оттуда была одна дорога — под гору Шмидта.

— ???

— Это кладбище, «Норильская голгофа». С 30-х по 50-е годы там хоронили заключенных. Сколько их — никто не знает. Точных цифр нет. К тому же территорию частично закатали асфальтом, понастроили дома. На трупах, представляете?! Об этом нигде не пишут.

— Помните день смерти Сталина?

— «Черт умер!» — так передавали друг другу новость, с трудом скрывая радость. Казалось, жить станет легче, но не тут-то было! Наоборот, в лагерях начался открытый террор.

— Почему?

— В МГБ стремились показать, что не зря едят свой хлеб. Режим ужесточили. Заключенных расстреливали, как дичь. Конвоиры, охрана на вышках убивали беспричинно. Оформляли как «попытку побега» и получали дополнительный отпуск либо премию. В мае 1953-го терпение лопнуло.

— Вы о норильском восстании?

— Да. Хотя более подходящее слово — забастовка. У нас же не было оружия. Просто объявили, что в таких условиях работать не будем. Держались до августа. С забастовщиками расправлялись жестоко, много прекрасных ребят полегло. Причем, где их могилы, до сих пор неизвестно.

— Когда вышли на волю?

— В феврале 1956-го. Спустя два года полностью реабилитировали. Помог отец. Он был знаком с генеральным прокурором СССР Руденко. Написал письмо, просил пересмотреть дело. А я сначала отработал токарем на заводе, потом поступил в МВТУ имени Баумана на факультет приборостроения. И до пенсии служил в главном вычислительном центре Минсудпрома.

Читать «СЭ» в Telegram Дзен ВКонтакте Max
Положение команд
Футбол
Хоккей
И В Н П +/- О
1
Краснодар 18 12 4 2 37-12 40
2
Зенит 18 11 6 1 34-12 39
3
Локомотив 18 10 7 1 39-23 37
4
ЦСКА 18 11 3 4 30-17 36
5
Балтика 18 9 8 1 24-7 35
6
Спартак 18 8 5 5 26-23 29
7
Рубин 18 6 5 7 16-22 23
8
Ахмат 18 6 4 8 22-25 22
9
Акрон 18 5 6 7 22-26 21
10
Динамо 18 5 6 7 27-26 21
11
Ростов 18 5 6 7 15-20 21
12
Кр. Советов 18 4 5 9 20-33 17
13
Динамо Мх 18 3 6 9 8-21 15
14
Пари НН 18 4 2 12 12-28 14
15
Оренбург 18 2 6 10 17-29 12
16
Сочи 18 2 3 13 16-41 9
Результаты / календарь
1 тур
2 тур
3 тур
4 тур
5 тур
6 тур
7 тур
8 тур
9 тур
10 тур
11 тур
12 тур
13 тур
14 тур
15 тур
16 тур
17 тур
18 тур
19 тур
20 тур
21 тур
22 тур
23 тур
24 тур
25 тур
26 тур
27 тур
28 тур
29 тур
30 тур
Все результаты / календарь
Лидеры
Бомбардиры
Ассистенты
ЖК

Takayama

КХЛ на Кинопоиске

Новости