«Старостин подумал, будто за его спиной что-то замышляю...» Истории знаменитого спартаковца

Со сборной СССР он брал золото на Олимпиаде в Мельбурне в 1956-м, а со «Спартаком» четыре раза выигрывал чемпионат страны (в 1952-м, 1953-м, 1956-м и 1958-м), дважды — серебряные медали (в 1954-м и 1955-м), трижды — бронзовые (в 1948-м, 1949-м и 1957-м), плюс еще дважды Кубок (в 1950-м и 1958-м).

Итого: 13 сезонов в красно-белой форме, 264 матча, 63 гола и множество наград. Вполне достаточно, чтобы войти в золотой фонд клуба. Даже книжку воспоминаний, приуроченную к собственному 90-летию, Парамонов назвал «Спартаковец навсегда». А незадолго до смерти передал в клубный музей уникальные вещи. Две футболки — сборной СССР и спартаковскую, в которой в 1958-м выигрывал чемпионат и Кубок. Мяч с автографом Николая Старостина. Золотую медаль Мельбурна и бутсы, в которых на Олимпиаде играл...

Последний матч за «Спартак» Парамонов провел в 1959-м, в 34 года. И вскоре приступил к работе в Федерации футбола СССР, где на разных должностях трудился пятьдесят лет. В том числе тренером сборных — юношеской, молодежной, национальной.

Но как получилось, что после завершения карьеры знаменитый нападающий ни дня не работал в «Спартаке»? Об этом сам Алексей Александрович рассказал в январе 2018-го, когда стал героем «Разговора по пятницам».

Алексей Парамонов: «Протянул Симоняну руку. А в ответ: «Я тебя не знаю»

— В 1970-м на чемпионате мира в Мексике вы были вторым тренером сборной СССР, жили в одном номере с Андреем Старостиным...

— Андрей Петрович — деликатнейший человек. В комнате не курил. В вечерних разговорах временем моим не злоупотреблял, хотя слушать его я готов был часами. Рассказчик-то изумительный! В Мексику нам разрешили взять жен — за свой счет, разумеется. Такой возможностью воспользовался Хурцилава, еще кто-то из игроков. Качалин поехал с дочкой, а я — с супругой. Когда Юля навещала меня в гостинице, Андрей Петрович сразу удалялся под каким-нибудь предлогом. Оставлял нас вдвоем.

— Александр Вайнштейн, соавтор мемуаров Николая Старостина, сокрушался, что лагерные ужасы тот описывать отказывался: «Я пытался вывести его на эту тему — голод, страх. А Николай Петрович шел в сторону: для него главное — футбол. И люди футбола. Я понял интересную вещь: был ГУЛАГ Солженицына и Шаламова. А был другой — с нормальными условиями, американским шоколадом из ленд-лиза. Даже первенство ГУЛАГа по футболу проводили! Старались спортсменов оберегать».

— От Андрея Петровича страшных историй тоже не слышал. Разве что однажды рассказал, как на Лубянке к братьям применяли пытку бессонницей. Ночью уводили на допрос, а с утра в камере откидную койку пристегивали к стене. До отбоя нельзя было лечь на пол, сесть на табуретку. Если хоть на секунду закрывал глаза, влетал надзиратель: «Не спать! В карцер захотел?!» Несколько суток в таком режиме, говорил Старостин, — и подпишешь, что угодно. А мой тесть, который, как и Андрей Петрович, сидел в Норильске, вспоминал: когда Старостин входил там на стадион, все вставали.

Фото Личный архив

— В тех краях они и познакомились?

— Нет, уже в Москве. Тесть попал под репрессии в 1938-м. Он работал на авиационном заводе начальником термического цеха. Командировали в Германию, четыре месяца изучал немецкий опыт самолетостроения. Потом арестовали как японского шпиона. На допросе сказал следователю: «Да в Японии я сроду не был». Тот: «А где были?» — «В Европе...» — «Ну вот! Что такое Европа? Это сплошная Япония!»

— Сколько отсидел?

— Семнадцать лет. Когда Сталин умер, полностью реабилитировали. А с Андреем Петровичем у меня были чудесные отношения. Как-то пригласил на день рождения к себе на Беговую. Захожу — за столом Ольга Николаевна, его супруга, актриса театра «Ромэн», и четыре Старостина. Этот вечер так и остался единственным, когда увидел всех братьев разом.

— Притом что Николай Петрович вас недолюбливал.

— В 1959-м «Спартак» забуксовал. В августе на заседании центрального совета клуба объявили, что команду надо омолаживать. Первым убрали меня. За два месяца до финиша чемпионата!

Алексей Парамонов: «В «Спартак» меня принимали в церкви»

— Были недобрые предчувствия?

— Нет. Играл в основе, режимил, у тренеров никаких претензий. Думаю, мог еще принести пользу «Спартаку». До конца сезона — уж точно. Вдруг после тренировки на базе поднимаются ко мне в комнату Николай Петрович и Симонян, капитан. Слышу: «Алексей, руководство приняло решение освободить тебя из команды». Поворачиваются и уходят. У меня шок.

— Можно понять.

— Обидно, что Старостин даже в спартаковской школе поработать не предложил, хотя туда после завершения карьеры всех ветеранов пристраивали. И зарплату за последний месяц без объяснения причин срезал. В бухгалтерии вместо 250 рублей на руки выдали 80. А еще отцепил от зарубежной поездки, которая была давно запланирована. Зато включил в делегацию племянника — якобы в качестве переводчика. Футболистов из других клубов — Понедельника, Численко, Войнова, Овивяна. Для усиления.

— Что за поездка-то?

— По Южной Америке, сразу после сезона. Десять матчей с клубами Бразилии, Аргентины, Уругвая, Колумбии. Это не только интересно, но и финансовое подспорье. Суточные — девять долларов в день. Не так уж мало по тем временам... В общем, уходил из «Спартака» в никуда. А у меня жена, дочка, госэкзамены в институте на носу. Много лет спустя спросил Симоняна: «Что ж ты, капитан, не вмешался, когда Старостин так поступил?»

Футболисты «Спартака» Борис Татушин, Анатолий Исаев, Анатолий Ильин и Алексей Парамонов на тренировке в Москве. 1950-е годы.

Фото Личный архив

— Что Никита Палыч?

— Приподнял бровь: «А я этого и не помню...» Позже выяснилось, почему Старостин на меня взъелся. На том самом заседании центрального совета прозвучала фраза: «Раз футболиста Парамонова из «Спартака» убираем, давайте назначим его на должность начальника команды».

— А кто был начальником?

— Сам Николай Петрович! Я-то ни сном ни духом. А он подумал, будто за его спиной что-то замышляю. В итоге Старостин задавил всех авторитетом, себя отстоял. Я же оказался крайним. Вот почему в «Спартаке» ни дня не работал. А в федерацию футбола меня Андрей Петрович позвал, он тогда был замом Гранаткина.

— Сколько лет прослужили в федерации футбола?

— Пятьдесят! Без единого замечания. Знаю французский, входил в различные комитеты УЕФА.

— Нам рассказывали — вы всё слали письма Авеланжу, президенту ФИФА. Рекомендовали внести изменения в футбольные правила.

— Я?! Что вы! Никогда!

— Значит, дезинформировали нас враги.

— Было другое. Генеральный секретарь УЕФА Герхард Айгнер не любил русских. У него отец на фронте погиб. На каком-то совещании я выступил — в Советском Союзе проводят турниры по мини-футболу. Так не устроить ли чемпионат Европы? Айгнер хохотнул: «Мсье Парамонов, кто ж играет в этот мини-футбол?» А я подстраховался, накануне обзвонил всех президентов федераций. Разузнал. Отвечаю: «Пятнадцать стран!» Тот сразу: «Другое дело». Было принято решение.

Анатолий Исаев и Алексей Парамонов. Военная история

— Получается, мини-футбол поднялся благодаря вам?

— Да. Хотя у меня не было полномочий. Подтолкнул один эпизод — за пару недель до этого отчаянная дама из Норвегии настаивала на том, чтобы проводить чемпионат Европы среди женщин. Народ в УЕФА смеялся: «О, бабы собираются в футбол играть! Ха-ха!» А она настолько упертая — добилась своего! Ну и я решил.

— Хороший был дядька — Авеланж?

— Ой, замечательный! До ста лет прожил. Колосков нас познакомил. Шепчу Вячеславу Ивановичу: «Могу матрешку подарить? У меня есть...» — «То, что надо! Самое время!» Вручил Авеланжу — а Колосков подсказывает: «Открой». Авеланж расцвел: «Это ж каждому моему внуку хватит!»

— За полвека в федерации хоть раз были близки к увольнению?

— Нет! Даже когда менялись начальники!

— Что ж ушли?

— Убрали Колоскова — и я покинул РФС. Из солидарности. Положил Мутко заявление на стол. Он пробежался глазами: «Алексей Александрович, может, еще поработаете?» «Нет, — отвечаю, — все решил». — «Ну, смотрите, смотрите. Я бы вас сохранил».

...Через семь месяцев после этого интервью, 24 августа 2018 года, Парамонов скончался. Ему было 93.