Тренер «Сочи» Фоменко рассказал, как его кума попала в заложники к Басаеву при теракте в Буденновске

Тренер «Сочи» Олег Фоменко, родившийся и выросший в Грозном, в большом интервью обозревателю «СЭ» Игорю Рабинеру рассказал, что происходило в столице Чечни в начале первой чеченской войны, и как его кума попала в заложники к Шамилю Басаеву при теракте в Буденновске в июне 1995 года.

— Я уехал в Буденновск 24 декабря 1994-го, за неделю до штурма Грозного федеральными войсками новогодней ночью. Но бомбежки к тому времени шли уже месяц. Бывало, спать ложишься, сестре говоришь: «Спокойной ночи. Бог даст — утром свидимся». Маму с племянником сразу отправили к родственникам в Краснодарский край, сами с сестренкой остались. Отца последний раз где-то в 1994-м видел.

— Что случилось?!

— Пропал без вести вскоре после начала войны. По слухам, его видели где-то в Ингушетии, но, когда мы перебрались в Буденновск и я перевез туда маму и племянника, делали запросы по отцу — и ничего.

В 1991-м я играл в городе Шали за местный «Вайнах», а с середины 1992-го — в «Жемчужине» из Буденновска, то есть дома уже бывал наездами. Как раз сезон 1994-го закончился, я приехал домой и попал под все эти революции. Сначала оппозиция в город вошла, а через месяц началась военная операция.

— Какие самые жуткие моменты вы пережили?

— Самое страшное, когда сидишь на кухне, чай пьешь — и начинают самолеты вылетать. В первую минуту начинаешь нервничать, волноваться. А потом, когда видишь, что работают не по твоему дому, а по конкретным объектам, успокаиваешься, появляется любопытство. Самолет летит, бомбы падают, но ты понимаешь, что не в тебя.

Где-то в километре от дома, около школы, где я учился, был авиагородок. Вот его отрабатывали. Прямо видишь из окна, с балкона, как самолет заходит, бомбы сбрасывает, и они на этот авиагородок ложатся. При этом испытываешь диковатое ощущение: с одной стороны, не по себе, с другой — ловишь себя на мысли, что самолеты красиво работают. В четверке, слаженно.

— С боевиками доводилось иметь дело?

— Многие ребята, с которыми играл в «Вайнахе», как потом услышал, ушли в боевики. Хотя их так тоже неправильно называть. Боевики — они во второй чеченской были, а в первой люди просто защищали свой дом.

Прекрасно понимаю чувства людей, когда прилетает самолет — и бомбит все, что вокруг. Помню, в Шали отработали по рынку — сколько мирных жителей полегло! Естественно, когда у тебя близкие ни за что ни про что погибают, люди берут автоматы и начинают защищать свой дом.

— Буденновск, город Ставропольского края, куда вы уехали, тоже пережил трагедию. В июне 1995 года Шамиль Басаев туда ворвался и захватил в заложники полторы тысячи человек, которых держал в местной больнице. Премьер Черномырдин вел с ним переговоры в прямом телеэфире. Кого-то знаете из тех, кто был в заложниках?

— Конечно. Моя кума была среди них. Более того, она оказалась в числе тех 150 добровольцев (насколько добровольно это в принципе могло быть), которых террористы повезли в Чечню в качестве живого щита. Доехали до Ведено — там их отпустили, и автобусы поехали обратно. Слава богу, все для нее закончилось хорошо, но вспоминать тот момент она не любит. Все думали только о том, чтобы остаться в живых...

Моя жена тоже из Буденновска. Работала в детском саду, который стоял непосредственно перед больницей, куда свозили всех заложников. Всю первую информацию о боевиках оперативным сотрудникам она передавала — там как раз Басаев проезжал на машине. Они с детьми в садике были, когда все это началось. Там же и ребята-альфовцы погибли, когда перестрелки начались.

— Жена в заложники не попала?

— Нет, успела выйти, потому что детсад боевики не стали трогать. Провели людей мимо садика, а туда все-таки не стали заходить. Вообще, столько противоречивых вещей о тех днях рассказывали... Говорили, например, что большинство людей (по официальным данным, погибло 129 мирных жителей, ранено 415, — Прим. И.Р.) погибло еще в начале штурма, потому что заложников выставляли в окна, по которым и стрелял спецназ.

То есть не поймешь, от чьих рук пострадало больше людей. Там разбираться и разбираться. Слава богу, многие выжили. Когда освобождали заложников, они кричали: «Не трогайте боевиков, они все нормальные».

— Стокгольмский синдром.

— Да, но там были и другие нюансы. Лето, юг России, степи, очень жарко. А в той больнице и роженицы были, и люди, которые лежали в реанимации. Так им просто выключили свет и отрубили воду. Кому от этого хуже сделали — боевикам или тем, кто там находился? Боевики — подготовленные мужчины, военные, вода у них уже была. Им что есть свет, что нет — без разницы. А больным людям — другое дело. Их там было около двух тысяч человек — и ни электричества, ни воды, ни вентиляции.

(Игорь Рабинер)

Полностью интервью с Олегом Фоменко читайте на сайте «СЭ»