«Тема Донбасса для меня всегда была очень близкой». Известный спортивный журналист ушел на СВО
Для тех, кто следит за биатлоном, фамилия журналиста Константина Бойцова хорошо знакома. Он начал работать в этом виде спорта еще тогда, когда стреляющие лыжники не добирались до телеэфиров — более 25 лет назад, прошел путь от корреспондента до руководителя медиаслужбы СБР, а за статистические наблюдения его часто в репортажах благодарит Дмитрий Губерниев.
Осенью прошлого года многие из биатлонного мира узнали, что Бойцов ушел служить в зону специальной военной операции. Однако в начале 2025-го Константин неожиданно появился в Рязани на лыжно-биатлонной «Гонке чемпионов». Корреспондент «СЭ» узнал у 55-летнего Бойцова, как он оказался на соревнованиях и почему принял решение подписать контракт с Минобороны.
Биатлонная семья очень поддерживает
— Что ты делаешь в Рязани?
— Полк, в котором я служу, базируется здесь. Боевые задачи мы выполняем в Курской области, куда я, собственно, и приехал после учебки, а расквартирован здесь. Просто так удивительным образом для меня совпало, что появилась командировка в Рязань. Когда понял, что в это время в Рязани будет «Гонка чемпионов», не упустил возможности. Слава Богу, что командир пошел навстречу и разрешил посетить биатлон.
— Соскучился по биатлону?
— Конечно, если ты этим живешь больше 25 лет. Я же не убегал от биатлона, а просто пошел заниматься тем, что считаю очень важным. Это надо было сделать.
— Как это решение принималось?
— Контракт я подписал в октябре. Многое сошлось. Я не работаю в биатлоне с осени 2022 года. Занимался фрилансом, что было для меня, может, не очень сейчас интересно. А тема Донбасса, напротив, для меня всегда была очень близкой. Я там служил срочку (1987-1989). Знаю этих людей, знаю этот регион. У меня до сих пор в Донецке немало знакомых. Дети подросли, матушка моя тоже неплохо, слава Богу, себя чувствует. Я понял, что если сейчас не пойду, то когда еще идти? Если убрать лишний пафос, то как в стихотворении Левитанского: «Я не участвую в войне — она участвует во мне». Это как раз строчки про мое состояние.
— Почему два года понадобилось, чтобы прийти к этому?
— На момент начала СВО я еще работал. Оставались вещи, которые надо было закончить. Участвовал в написании книжки под общей редактурой Шамиля Тарпищева про психологию в спорте. Помогал с одним проектом питерскому велотреку. Сделал выставку на «Ижевской винтовке». Вот эти обещанные дела нужно было закончить. Когда закончил, то все — надо идти.
— Как семья отреагировала?
— Я не сразу сообщил. Когда у жены возник вопрос «Что тебя сподвигло?», я ей объяснил. У меня жена — врач. Когда были коронавирусные волны, она сразу пошла работать в ковидный центр. В общем, лишних вопросов не было. Старшая дочь не сразу поняла... была очень взволнованна.
— То есть старшая не приняла эту информацию?
— Я понимаю ее состояние. Сначала люди соглашаются, а потом начинают принимать близко к сердцу. Когда возникают очевидные проблемы со связью (можно исчезнуть на несколько дней), то, естественно, все переживают. Потихоньку втягиваются. На мой взгляд, я уже адаптировался. Тем более, когда случаются такие оказии, я раз — и на несколько дней попадаю в обычную жизнь.
— Ты знаком и работал со многими людьми из биатлона. Какую от них реакцию получил?
— Для многих мое решение было неожиданным. Но когда я с ними пообщался, получил много поддержки. Каких-то недоуменных вопросов и двусмысленных оценок не было. Я рад, что биатлонная семья, тот круг людей, с которыми я общаюсь, очень поддерживает. Например, Ольга Зайцева сама вычислила, что я пошел на СВО, и мне написала. Здесь, в Рязани, мы с ней встретились. Было очень приятно, к тому же с Ольгой мы земляки.
— Давай еще раз. Ты — служил?
— Да, еще в советской армии. У меня была учебка в Харькове, а потом служил в Донецке полтора года. Поэтому я это близко к сердцу и принимаю. Прекрасно помню, каким был Донецк в Советском Союзе. Там жили всегда отчаянные и решительные люди. В Донецке 1988 году начались первые экономические забастовки. Надо понимать, что для СССР забастовки были чем-то непонятным. Никто не знал последствий. Но люди вышли на забастовку и добились выполнения каких-то своих требований. Для меня вообще не было вопросом, что если они возразили свое мнение Киеву, то пойдут до конца. Мне тоже хотелось в этом поучаствовать. На самом деле я рад, что удалось это осуществить. Да, в моем возрасте — а мне 55 лет — надо было серьезно подумать. Психологическое состояние, наверное, смущает в меньшей мере, скорее физическая форма. Но 10 дней в учебке меня убедили, что я еще в порядке. Не зря на «гражданке» регулярно занимался спортом, крутил велосипед по Крылатским холмам.
Ничего геройского я еще не совершал
— В каком ты сейчас звании?
— Рядовой инженерно-саперной роты в Рязанском полку ВДВ. Понятно, что в таком возрасте меня вряд ли бы стали брать в штурмовики или в разведку, а в инженерно-саперной роте, хочется верить, пришелся ко двору. Хотя в Курской области сейчас идут серьезные бои, есть потери, даже из той партии, в которой я приехал. У нас погиб один человек, есть раненые.
— Как выглядит СВО твоими глазами?
— Это серьезная работа. Наверное, для гражданских людей, которые приходят по контракту, в первую очередь это внутренний шок. Это погибшие люди, это разбитая техника, это прилеты, это взрывы. Это то, с чем ты не сталкиваешься на «гражданке». Другой режим, другие требования. Но, на мой взгляд, это то, через что надо пройти. Нужно отдавать себе отчет, что идет СВО, и самоизолироваться от этого, во-первых, глупо, а во-вторых, нельзя. По крайней мере, я так это ощущаю.
— Очевидный вопрос: боялся ли ты за свою жизнь?
— Кто говорит, что не боится, тот просто дурачок или лукавит. Конечно, боялся. Ты боишься не столько за свою жизнь, а того, чего ты не знаешь. Например, когда что-то серьезное взрывается рядом. Когда впервые слышишь прилеты, то становится страшно. Нужно включать голову. Я считаю, что в нашей роте все хорошо организовано, и не бывает так, чтобы совершенно необстрелянных людей отправляли на боевые задания. Просто берегут людей.
— Не притупляется страх?
— Мне сложно судить. Я же всего два с небольшим месяца служу. Поговорим об этом через какое-то время.
— Какие самые опасные ситуации возникали?
— Не стану расписывать. Ничего геройского еще не совершал. Решительно ничего. Это при том, что многие ребята, которые со мной приходили, уже успели. Я пока так... Видимо, берегут людей, которым за 50. Есть много молодых ребят, которые физически крепче. Мы выполняем иную работу. Хотя единственному погибшему из моего призыва было 60 лет...
— Ты на передовой не бывал?
— Был, но именно в боевых заданиях не участвовал. Есть работа на прилегающих территориях. Там ее много, и это надо делать каждый день.
— За 25 лет в биатлоне ты наверняка знаешь, как устроена биатлонная винтовка, стрелял из нее много раз. Эти биатлонные знания тебе каким-то образом помогают?
— Вряд ли. В учебке пришлось много пострелять. Стрельба из автомата — это, конечно, совсем другое. Я и на срочке стрелял.
— К чему было сложнее всего привыкнуть?
— Надо втянуться. Первое время в учебке было непростым. Нужно перестраиваться к подъемам в 5 утра, вооружению и так далее. Это совсем другая нагрузка. Я хоть и регулярно дома крутил велосипед, в состоянии был проехать 100-120 километров. Но боевая нагрузка воспринимается по-другому. Было трудно. Но справился, слава Богу.
Позывной «Журналист»
— Ты всегда следил за статистикой, биатлонной историей. Сейчас удается это делать?
— Да, слежу. Когда я на связи, то по-прежнему изучаю. Главное, что есть и обратная связь. Мне позвонили из Читы, когда умер чемпион мира Геннадий Иванович Ковалев. Я его хорошо знал. Звонили, когда он еще находился в больнице, я с ним общался. Такие моменты не упускаю. Поэтому стараюсь за всем следить. У меня в телефоне много статистики, сохранено много того, что может быть интересно для биатлона.
— Позывной связан с биатлоном?
— Да, «Журналист».
— Как воспринимают тебя сослуживцы?
— С интересом. Когда рано или поздно узнают, что моя жизнь была связана со спортом, задают много вопросов. Приятно, что Дмитрий Губерниев записал моим товарищам поздравления. Парней это очень тронуло.
— Кто с тобой служит?
— Обычные люди.
— У тебя самая необычная гражданская профессия?
— Пожалуй, да. Но такой возрастной категории, как у меня, наверное, пятая часть. Все остальные намного моложе. Они что-то окончили, где-то поработали.
— Чего больше всего не хватает?
— Больше всего не хватает, чтобы закончились военные действия. Это был мой главный побудительный мотив, который подтолкнул к этому решению. Из заметных моментов — серьезная внутренняя дисциплина ребят. Ну вот чтобы наглядно — очень многие парни принципиально говорят: «Мы алкоголь пить не будем! Выпьем, когда наступит мир». Такое я слышал очень часто.
— СВО твоими глазами отличается от того, что рассказывают в СМИ?
— Сложно сказать. Я уже, наверное, переключился на другую волну. Насколько спорт отличается от того, что показывают по телевизору и что ты видишь изнутри? Конечно, отличается. Но проводить параллели и оценки не рискну. На самом деле я сейчас накапливаю впечатления. Очень хочется, когда все закончится, сделать какие-то заметки. Потому что много новых оценок, много узнаешь разных вещей. Хочется об этом написать.
— На какой срок у тебя контракт?
— Как у всех — на год. Но это же контракт с возможностью автоматического продления. Это еще одна причина, по которой хочется, чтобы наступил мир.