«До сих пор общаюсь с ним через маску Пушкина». Подруга и преподаватели вспоминают юного Василия Уткина
Год назад, 19 марта 2024 года, ушел из жизни известный футбольный комментатор и журналист Василий Уткин. К годовщине его смерти «СЭ» решил побеседовать с преподавателями, которые обучали Василия на филологическом факультете МПГУ, а также поговорить с подругой-одногруппницей.
«Он был человек талантливый и увлекающийся»
— Как вы познакомились? — спрашиваю Юлию Шальневу, одногруппницу Василия.
— Первокурсники должны были проходить так называемую трудовую практику до первого сентября: что-то красить в здании вуза, убирать или работать в библиотеке. Это было сразу после поступления, в июле. Не хотелось все лето провести в Москве, поэтому я решила в качестве альтернативы поучаствовать в концертной программе. Так как я играла в школьном театре, то понимала, что справлюсь, плюс это интереснее, чем работать маляром.
Получилось так, что все талантливые и творческие ребята, которые умели читать стихи, играть на музыкальных инструментах и петь, встретились за две недели до начала учебного года на репетициях концертной программы. Там мы с Васей и познакомились.
В процессе подготовки сценария решили, что должны быть сквозные персонажи, которые будут общаться между собой, развлекать публику и представлять конкретные номера программы. Ими стал Воланд и его свита из «Мастера и Маргариты», это произведение в те годы было очень популярно. Меня «назначили» Котом Бегемотом, а Василия — Коровьевым (Фаготом). В произведении и в нашей программе это была неразлучная парочка. Мы актерствовали, произносили диалоги из романа, было очень круто и ярко. Вася идеально подходил на роль Фагота, потому что был невероятно высоким и в те годы достаточно худым юношей.
Вася очень раскрылся на этом концерте! У него было потрясающее чувство юмора, он прекрасно чувствовал язык, слово. Бесконечно, как Фагот, каламбурил. Еще когда писали сценарий, он придумывал всякие интересные штуки. С ним было необыкновенно весело и интересно. Сам Фагот — это умный, веселый, местами наглый персонаж. Вася не был наглым. Он был очень интеллигентным молодым человеком. Но в этом спектакле он прекрасно сыграл отведенную роль. За время репетиций и самой программы мы очень сдружились.
— А когда сформировалась ваша компания?
— Мы поехали всем первым курсом на картошку. Там, естественно, обросли еще друзьями. У нас на самом деле была достаточно большая компания — семь человек. Но костяк на первых порах составляла четверка: я и трое молодых людей. К первой сессии на первом курсе мы готовились дома у нашего друга Темы Федина. У него была гигантская квартира на Патриарших прудах.
Все мы очень хорошо учились. Были, с одной стороны, бесшабашными, но с другой — амбициозными и необыкновенно трудолюбивыми. Время в основном проводили в библиотеках. Особенно на первом, втором и третьем курсах. После, выполнив задания и проекты, отправлялись куда-нибудь гулять: это в основном был район Маяковки, Парка культуры и Красной Пресни. Ходили буквально по 10-15 километров пешком.
Помимо учебы интересовались кино, музыкой. В те времена был такой «Музей кино» на Краснопресненской, где можно было посмотреть старые фильмы мировых режиссеров. Сейчас это здание уже снесли. Мы смотрели классику кино XX века: Акиру Куросаву, Андрея Тарковского, Ингмара Бергмана, Стэнли Кубрика и других. После просмотра часами обсуждали, спорили. Мы все очень любили русский рок и ходили на всякие рок-концерты, типа «Наутилуса Помпилиуса», «Воскресения», бит-квартета «Секрет».
Насколько я помню, Вася очень любил группу «Аквариум». Ходили и на нее в том числе. Молодость была очень яркая! Я бы так сказала.
— Каким он был студентом?
— Вася был типичный лирик. Он очень хорошо учился по всем предметам в принципе. Ну, у нас физики и сопромата не было, мы же на филфаке учились. У него могли быть какие-то не самые высокие оценки, но я не помню уже сейчас, по каким предметам. Уверена, у Васи была повышенная стипендия.
Он был человек талантливый и увлекающийся, однозначно относился к числу лучших студентов. Именно к элите хорошо успевающих, а не к элите мажоров-раздолбаев. Такие у нас тоже, конечно, были.
«Мог работать бесплатно на одном драйве, энтузиазме»
— Какие были любимые предметы, кроме русской литературы?
— Вася любил не только русскую литературу, но и зарубежную, философию. На самом деле он был достаточно глубоким и разносторонним человеком, ему все давалось благодаря быстрому уму и прекрасной памяти. Он составлял костяк сильной части группы, которую уважали одногруппники и любили преподаватели.
Арсений Дежуров (преподаватель по зарубежной литературе. — Прим. «СЭ») у меня и у моего мужа был фактически научным руководителем. Насколько я помню, Вася с Арсением в университете отдельно не занимался. Они, мне кажется, уже значительно позже как-то сдружились и сблизились. Думаю, уже после вуза.
— А почему он не окончил в итоге университет?
— Ушел на телевидение. Ушел — и увлекся очень сильно. Он меня пригласил тоже на телевидение работать. Понимал, что у меня, возможно, тоже есть какие-то способности. Или просто из благотворительности. Потому что работа, тем более такая, была на вес золота.
Но там не платили деньги. Это был конец 80-х — начало 90-х, третий курс. Я ходила на работу, выполняла все задачи, которые там дают стажерам. Первые годы на телевидении — это в основном ассистентская работа.
Проходила месяц, может, два, спрашиваю: «Вася, а когда нам заплатят?» — «А ты знаешь, здесь денег не платят». Я говорю: «Как?» — «Ну, тут, — говорит, — большая задержка с зарплатой. Нужно много месяцев отработать. Может, скоро что-то начнут платить». Понимаете, я не отношусь к таким людям, которые были способны на одном драйве, энтузиазме работать. А Вася был таким человеком! Он настолько увлекся телевидением, что работал круглосуточно, пожертвовал высшим образованием, но сделал блестящую карьеру. Получается, что он там остался и в итоге стал известным журналистом.
Но я ушла. После окончания университета очень быстро нашла работу в американской компании, где платили хорошие деньги. В те голодные годы, поверьте, было важно, чтобы тебе платили. Мы не могли находиться на содержании у родителей. Многие родители сами не могли найти работу. Это были времена, когда даже ученые сигаретами торговали. Поэтому работа была очень важна! В университете Вася был одним из немногих ребят, у кого она была. И он в итоге выбрал работу.
«Известие о смерти Васи убило и потрясло»
— Обучаясь на первых курсах, он планировал преподавать?
— Все мы планировали! Мы в школе проходили практику, работали вожатыми в детских лагерях. И Вася тоже. У меня бабушка с дедушкой жили в Крыму, и я помню, как навещала Васю и еще пару наших одногруппников в пионерлагере в Евпатории. Он пришел меня встречать и так обрадовался, что схватил и долго кружил, мы смеялись. Такое счастье было трудиться на море. Что касается работы, никто при поступлении не думал, что пойдет не по специальности. Я, например, стала директором по маркетингу. В то время маркетинга и пиара не существовало. В стране была плановая экономика, и таких профессий не было. Могу сказать одно: Вася был очень амбициозный, талантливый и увлекающийся человек. И работу он нашел по призванию.
Представить его в роли учителя в школе очень сложно. Поэтому он и попал на телевидение — там была такая движуха! Безусловно, невероятно интересно. Насколько я помню, у него была обеспеченная семья. Поэтому он мог себе позволить работать на любимой работе, не думая о куске хлеба. А потом смутные времена закончились, трудности с финансированием прекратились, и, уверена, Вася стал хорошо зарабатывать.
Когда нам было лет 25, он уже, мне кажется, вел телепередачи, стал заметен. И весьма быстро сделал карьеру! Опять же, потому что был талантлив. Его неординарность и талант были очевидны всем еще в университете.
— Как долго общались после окончания вуза?
— Вы знаете, мы общались лет до сорока. Но с каждым годом все реже и реже, потому что у каждого была своя успешная карьера. Все были безумно заняты, у нас появились свои семьи. Встречаться получалось все реже. Последняя встреча, кажется, состоялась, когда нам было сорок или сорок с небольшим. Я уже не могу точно сказать, в каком году. Помню, что это было в ресторане «Горки» на Тверской. Мы отмечали день рождения Михаила Михайлина, главного редактора «Коммерсанта». На празднике были в основном армейские друзья Миши. Помимо них — Вася, я и мой муж.
Мы поговорили очень тепло и душевно. Васиным хобби была кулинария. Он превосходно готовил. Рассказывал о каких-то интересных и сложных блюдах. Мы обсуждали различные кулинарные темы, поездки в дальние страны, потому что Вася очень любил путешествовать. Каждый делился впечатлениями о странах и городах, которые посетил за последние пару лет. Это был разговор состоявшихся людей, сделавших карьеру.
Вася был невероятно ярким и одаренным человеком со сложным характером. Он прожил интересную и полную испытаний жизнь. Все мы знаем, что она преподносила ему не только победы. Прошло много лет с последней встречи, и известие о смерти Васи убило и потрясло меня. Не верилось, как такой молодой человек мог уйти из жизни... Сами понимаете: пятьдесят с небольшим для мужчины еще вполне молодой возраст.
«К нему все очень нежно относились»
— Мне только-только исполнилось 22 года, — вспоминает бывший преподаватель зарубежной литературы Арсений Дежуров, который обучал Уткина в МПГУ, а теперь трудится в МФТИ, — и меня бросили работать, как сказал мой завкафедрой, в «клетку с тиграми». Мне пришлось идти преподавать 19-летним студентам на самый умный курс за всю историю педагогического университета.
На этот курс брали всех кого ни попадя. Кто-то вернулся после двух лет или года армии. И в этой компании оказалось очень много умных, образованных людей. Таким образом, у меня разница со всеми студентами была три года. А с Васей — четыре. Он был самый юный на курсе.
— Уткин выделялся как-то среди других студентов?
— А как он мог не выделяться?! Во-первых, был на голову выше самого высокого человека на курсе. Вася был совершенно непомерного роста! Во-вторых, у него был самый низкий и очень громкий голос. Когда Уткин говорил, у тебя начинали вибрировать внутренности от резонанса. Так что не заметить его было невозможно. Это не бусина, не иголка, чтобы его не заметить.
— А по способностям выделялся?
— По способностям он был разнообразным. Про способности рассказывать одно удовольствие! Он очень здраво, тонко и остроумно судил о литературе, которую читал в большом количестве. Мне с ним было легко и приятно. Но не во всем. Ему было девятнадцать лет, и он еще не прочитал всю [основную] литературу. И я прочитал еще не всю, потому что мне было двадцать два года.
— Вы писали в Telegram-канале, что не сошлись характерами.
— Нет, мы с ним сошлись характерами! Просто он сидел, надменный юнец, на последней парте, и в вопросе упомянул писателя Бенжамена Констана, обращаясь ко мне. Я не знаю, кто сейчас его читает. Но 19-летний Вася — читал. Впрочем, как и я читал, но я не расслышал вопроса. И когда он спросил: «Что вы думаете о Бенжамене Констане?» Я ответил типа «Чего?» И он расстроился. Подумал: встретил наконец-то человека, который знает толк во всем, включая Бенжамена Констана, и вдруг выясняется, что этот человек отвечает на такой вопрос: «Чего?» Он бросил ручку и стал смотреть в окно.
Потом мы близко сошлись через других студентов. Вася оказался очень контактным, живым, компанейским. Хорошим рассказчиком и весьма начитанным человеком. Он был единственный на своем курсе, кто прочитал немерено Фридриха Ницше, и поэтому слыл ницшеанцем. Я не знаю, все ли он понял в Ницше. Думаю, что нет, наверное. Это вряд ли возможно: Ницше писал для немецких ученых, а не для подростков, каким был Вася. Но во всяком случае слава [об Уткине] шла великая!
— В прошлом году вы писали в соцсетях пост про Василия. Отмечали, что «его уже тогда все любили».
—Да-да! В нем совершенно не было гена зла и агрессии. Он мог горячо отстаивать свою точку зрения, мог раздражаться. Знаете, отсутствие зла очень заметно в человеке. Так же, как его наличие или предполагаемое наличие. В нем нельзя было заподозрить ничего дурного, и поэтому к нему все очень нежно относились. Хотя, близко познакомившись с ним, начинали чуть снисходить, потому что Вася был юный и простодушный.
Кстати, про способности: он очень плохо сдавал экзамены...
— Вам сдавал?
— И мне сдавал. Это было совершенно невыносимо! Я даже не помню, что он получил. Я еще тогда не научился ставить пятерки студентам от того, что они мне нравятся. Поэтому, вполне возможно, я ему поставил отметку «хорошо».
Спросил: дескать, устроит ли отметка «четыре». Он закивал. Было так печально, что он так провалился. Тут же признался, что очень плохо сдает экзамены. Это было чудовищно.
«Он совершенно был не защищен от этого мира»
— В одном интервью вы рассказывали про экзамен по русскому.
— Это его грех, его позор! Это стыд для него! Всякий раз, когда встречался со мной, он очень застенчиво, краснея, будучи уже совсем взрослым человеком, спрашивал, нельзя ли ему как-то устроиться в институт и тихонечко досдать. Потому что он провалил русский, когда уже ни один нормальный человек не проваливал. Это был уже последний курс.
По какой-то причине они с Димой Федоровым ушли работать в спортивную журналистику. При этом не прерывая связи с институтом.
— Какой предмет был Уткину особенно близок?
— Больше всего любил русскую литературу. Его любимый преподаватель — поэт Сергей Тихомиров, которому Вася, когда оканчивал институт, сделал подарок с замиранием сердца. Краснея, как девушка, он подарил своему любимому преподавателю гипсовую посмертную маску Пушкина. Замечу, что у доцента Тихомирова эта маска до сих пор висит над кроватью. Так что всякий раз, когда мой друг и Васин кумир просыпается, он видит перед собой искаженное смертным страданием лицо гипсового Пушкина.
А дальше началось стремительное восхождение Уткина в спорте. Про это ничего рассказать вам не могу, потому что я не видел ни одного футбольного матча. Меня совершенно не интересует футбол! Так что, когда я говорю про Васю, я горько оплакиваю близкого мне человека, без которого жить стало похуже.
— После окончания учебы вы встречались?
— Да, конечно. Неоднократно! Он приходил ко мне на Арбат. Я жил с Васиной однокурсницей, долгие годы мы были мужем и женой. И он навещал нас. С большим удовольствием всякий раз прикатывал таких размеров торт! Я думал, что его мог вместить в себя только Вася. Он был достаточно емкий человек, и торт в него закатывался. Предполагал, что потом еще неделю буду кормить других студентов, ха-ха! Но нет, торт он употреблял сам.
— Уткин как-то изменился, когда стал сильно известным?
— Нет, только внешне! Когда он был юношей, то у него была большая голова и большая попа. Постепенно он сгладил между ними промежуток и стал весь большой.
— Он переживал из-за веса?
— Да, ужасно. Он не знал, что делать. Это было так тяжело! На это ушло, наверное, десяток лет, чтобы Вася махнул рукой. Но он вообще так досадно махнул на себя рукой.
Его вообще не интересовало здоровье, по моему представлению. Горько, что губительно к себе относился. Вася все-таки забывал о том, что он принадлежит не только себе, но и друзьям, и Отечеству.
Уткина сегодня, как выяснилось, не хватает такому количеству людей, что возникает в душе нечто вроде гневного попрека Васе за то, что он нас оставил. Это действительно большая скорбь для всех.
— Многие его коллеги отвечают: Василий был очень ранимым человеком. На ваш взгляд, это так?
— Это не то слово! Конечно, его нужно было постоянно оберегать. Он совершенно был не защищен от этого мира. У Васи был только один способ защиты, который он использовал, — окружить себя частоколом из близких друзей. Он был отделен от ужасов этого мира людьми, на которых можно было совершенно положиться. Его друзья были проверенными, высоко моральными людьми больших душевных способностей.
С этим частоколом Уткин мог существовать, чувствовать себя комфортно, при этом выходя из него в мир, реализуя свои моральные идеи и декларируя свои взгляды. Он всегда был смелым человеком. Никогда никого не боялся!
«Был одной из самых ярких индивидуальностей»
— Васю Уткина я помню очень хорошо, — рассказывает преподаватель русской литературы МПГУ Сергей Тихомиров. — Помню его еще до того, как он стал студентом. Когда поступал!
Был у него экзамен по русскому и литературе. Тогда уже его запомнил! Когда он еще не был студентом, и было неизвестно, поступит или нет. Помню, Вася отвечал по произведению «Отцы и дети» Тургенева. И отвечал очень ясно, живо. Здравомысленно! Нам с другой преподавательницей очень понравилось, и мы хотели ему помочь. Надо было дополнительный вопрос задавать, и я решил задать самый простой, который только возможно, — по статье Писарева «Базаров», которую проходят в школе.
«Ну конечно, вы знаете эту статью! Что там говорится о Базарове?» Тут Вася почему-то не проявил никаких знаний, ха-ха! Видимо, эта статья прошла мимо него. Как мы ни пытались наводящими вопросами подсказать, что нужно говорить, он упорно отмалчивался. После этого мы переглянулись с преподавательницей: ну что же, из-за этой ерунды будем снижать оценку с пятерки на четверку?
Разумеется, студентом я тоже его помню. Могу сказать, что Вася отличался. Был заметным. Мальчики, которые учились с ним в группе — а там было много талантливых, ярких ребят, — поступали сначала на исторический факультет, но не преодолели проходной балл. Тогдашний наш декан взял их на филфак. Вася изначально на филфак поступал и был среди этих ярких индивидуальностей одним из самых ярких.
Он был выше на голову, чем все остальные. Позднее, конечно, несколько раздался вширь, но тогда этого еще не было. Вася отличался высотой. Был милый, мягкий, обаятельный. Что еще сказать хорошего и справедливого? Остроумный! Не жесткое, мягкое остроумие. В общем, он производил впечатление. Поэтому его нельзя было не запомнить.
Ну, и еще, может быть, совсем незначительное воспоминание. Но для меня важное!
От него я не слышал, что я был его любимым преподавателем, поэтому для меня это, может быть, даже и новость. Но то, что с той группой, в которой он учился, у нас была взаимная любовь, — это точно. Прекрасные отношения. И вот что я хочу вспомнить: мне как раз тогда исполнилось 30 лет, и они, вся группа, сделали мне подарок. Подарили книгу Даниила Андреева «Роза мира». Перестроечные времена! Все можно! Новые книги и мысли! Я был очень благодарен за выбор подарка, а кроме того, [был] большой букет роз. Не помню, красных или белых.
Он участвовал в общем подарке, разумеется. Но потом, когда вся группа подарила мне все это, Вася меня отозвал в сторонку и сказал, что хочет подарить индивидуальный подарок. Лично от себя.
Что-то было завернуто в газете. Он развернул ее, и там оказалась посмертная маска Пушкина. Не единственная, которая была с него снята. Копия. Их было довольно много, таких масок. В частности, в фильме «Покровские ворота» у Костика в комнате висит такая маска. Откуда взял ее Вася — я не знаю. Это была, надеюсь, как бы дань уважения, любви и симпатии.
Я был очень благодарен. Ну, потому что Пушкин и все такое! А то, что там — смерть, ни для него, ни для меня не играло никакой роли. Мне было, конечно, приятно от такого знака уважения. И надо сказать, эта маска была повешена у меня в комнате. И до сих пор висит! Так что это моя память о Васе. Я с ним, можно сказать, в каком-то смысле до сих пор общаюсь через эту маску. И помню его. И люблю.