Разгром Гретцки, работа в НХЛ и с юным Овечкиным, четыре Кубка с «Ак Барсом», что случилось в Сочи. Разговор с Билялетдиновым

Недавно «СЭ» проводил анонимную анкету генеральных менеджеров клубов КХЛ, и один из вопросов был о лучшем тренере лиги всех времен. Победу трехкратного обладателя Кубка Гагарина во главе «Ак Барса» Зинэтулы Билялетдинова, до того еще дважды выигрывавшего (с «Динамо» и той же Казанью) по-разному называвшийся отечественный плей-офф, предположить было можно — но чтобы с таким перевесом! Он получил 13 голосов из участвовавших в опросе 22, ближайшие конкуренты — не более двух. Хотя соперники были более чем серьезные — достаточно назвать Олега Знарка, дважды побеждавшего с «Динамо» и однажды со СКА плюс доходившего до финала с ХК МВД, и Вячеслава Быкова, бравшего трофей с «Салаватом Юлаевым» и СКА.

Отчего же такое преимущество — ведь все трое выигрывали во главе сборной России чемпионаты мира, а Знарок — еще и Олимпиаду? Возможно, дело в продолжительности победной карьеры тренера. Между первым выигранным Кубком (в 2000-м с «Динамо») и последним (в 2018-м с «Ак Барсом») прошло полное человеческое совершеннолетие. Золотые окна у Быкова (четыре года, а если начинать с первого чемпионства сборной на ЧМ, то семь) и Знарка (пять, а с учетом Пхенчхана — шесть) пока покороче. Билялетдинов — стайер, а тех, кто десятилетиями доказывает неслучайность успеха, уважают вдвойне.

Поработал он и в НХЛ, причем в начале тренерского пути. Трудно поверить, что первое большое интервью с «коучем Биллом», как тогда называли в Северной Америке ассистента главного тренера «Финикс Койотиз», я сделал весной 1997 года. 28 лет назад! Не менее сложно вообразить, что было оно чрезвычайно откровенным — по горячим следам неожиданного увольнения главного тренера клуба из Аризоны Дона Хея он удивлялся скорым и неоправданным расправам над тренерами в НХЛ, причем еще работая в «Финиксе»: в отличие от Хея и еще одного помощника, ему предложили остаться в клубе. Билялетдинов рассказывал, как их штаб в течение предыдущего сезона отражал атаки генерального менеджера, требовавшего свести в одном звене Джереми Реника и Кита Ткачака, вернее, дал им шанс сыграть вместе, но из этого ничего не вышло, а потом развел по разным тройкам — и Ткачак в итоге стал лучшим снайпером регулярки.

Пройдет всего пара месяцев — и «коуч Билл» превратится в Зинэтулу Хайдяровича, уехав домой и впервые в карьере став главным тренером. Первый выигранный Кубок во главе «Динамо» случится спустя три года, а потом в руки Билялетдинова попадет 17-летний мальчишка по имени Александр Овечкин. В 2019-м мы с Ови будем записывать интервью, и я попрошу новоиспеченного обладателя Кубка Стэнли, чтобы он назвал мне имя одного тренера, который оказал на него в карьере наибольшее влияние. И Великая Восьмерка назовет Билялетдинова, чем вызовет у тренера большое и приятное удивление. По-моему, ТАКОЕ признание человека, который скоро должен стать самым великим снайпером в истории мирового хоккея, можно назвать седьмым титулом «коуча Билла» наряду с мировым чемпионством, тремя Кубками Гагарина и еще двумя российскими трофеями.

«Наслаждаюсь жизнью, болею за внука». Чем сейчас живет тренер Зинэтула Билялетдинов

А ведь до тренерской у Билялетдинова была и прекрасная карьера игрока, в которой, ни разу не став чемпионом СССР (этот приз в ту пору был приватизирован ЦСКА), защитник «Динамо» выиграл единственный в победной истории нашей сборной Кубок Канады, Олимпиаду, шесть чемпионатов мира, Кубок вызова у сборной НХЛ. То есть он — легенда и советского, и российского хоккея, часть той самой «Красной машины», и наряду с Быковым, Борисом Михайловым и Владимиром Юрзиновым (которому «коуч Билл» помогал сначала в советском чемпионском «Динамо», а затем на серебряной для России Олимпиаде-98 в Нагано) его можно назвать связующим звеном между двумя эпохами в нашем хоккее.

У любого спортсмена и тренера в карьере есть и большие, болезненные неудачи. Билялетдинов их тоже не миновал. Будучи игроком, он прошел через Олимпиаду-80 в Лейк-Плэсиде с американским «чудом на льду», но уже полтора года спустя громил «Кленовые листья» во главе со Скотти Боумэном и с Уэйном Гретцки в финале Кубка Канады. В роли главного тренера — вылетел от финнов из четвертьфинала Олимпиады в Сочи. Под тем чудовищным давлением иному специалисту с менее устойчивой нервной системой это стоило бы тренерской карьеры, но Билялетдинов собрался с силами и создал еще один чемпионский «Ак Барс». А уже уйдя было на покой, по просьбе клубных боссов все же временно вернулся и дошел до седьмого матча финала.

13 марта ему исполняется 70, с чем «СЭ» его от всей души поздравляет. Незадолго до юбилея мы проговорили с Зинэтулой Хайдяровичем больше двух часов. Он подробно излагал и свою философию, и множество историй из жизни — но ни с кем не сводил счеты. Билялетдинов для этого — слишком самодостаточный и умеющий держать себя в руках человек.

Олег Знарок.

Фото photo.khl.ru

Совесть перед Знарком у меня чиста

— В каком настроении подходите к юбилею, Зинэтула Хайдярович? Как и где планируете встречать?

— В нормальном! Встречать собираюсь в Москве, с семьей и близкими людьми. Никаких масштабных мероприятий — не мое это. Для меня комфортнее сделать это спокойно, без пафоса, в кругу тех, кого лучше всех знаю и больше всего доверяю. Большие тусовки не люблю.

— Не скучаете ли по тренерской работе и планируете ли еще в нее вернуться?

— Да хорош уже, ха-ха! В конце прошлого сезона на пресс-конференции сказал то же самое, и с тех пор ничего не изменилось. Это тяжелая работа. И для того чтобы хорошо с ней справляться, у тебя обязательно должны быть силы, кураж, огромное желание победить. Ты должен думать об этом 24 часа в сутки. Без этого нельзя.

Слово «кураж» выделю особо. Мы говорим о нем применительно к игрокам, но оно почему-то очень редко звучит в отношении тренеров. Это неправильно. Если куража нет у тренера — его не будет и у хоккеистов. А тогда и зритель, который приходит на арену после работы, уставший, и ждет, что получит удовольствие и позитивные эмоции, уйдет разочарованным. Моей задачей как тренера было поддерживать в команде этот кураж. Но его больше нет, и поэтому не нужно обманывать себя и хоккей.

— Вас же и в прошлый раз в «Ак Барс» чуть ли не через силу возвращали. Тем не менее в первом сезоне вы, заменив в середине сезона Олега Знарка, дошли до финала.

— Так и было. Возникла сложная ситуация, и меня попросили вернуться. Моя совесть перед Олегом чиста. Я не хотел этих перемен, потому что Знарок — хороший тренер, который очень много работал, выиграл и во многих местах доказывал свой уровень. Мне хотелось, чтобы у него был результат, но что-то не сложилось. Меня попросили, мне было немного неловко, я ничего подобного не планировал.

Работа консультантом, которую предложили в «Ак Барсе», мне нравилась, я ее, что называется, почувствовал. Приезжал, общался со Знарком и его штабом, разбирали какие-то ситуации. У меня стало побольше времени на отдых, и в то же время я участвовал в процессе. Вообще, считаю, что если к работе консультанта подходить серьезно, то это может быть полезно для всех. Мне сейчас вообще интересно работать с тренерами, в том числе молодыми, передавать им опыт.

Но в той ситуации получилось так, как получилось. Меня попросили вернуться к рулю, и я сделал то, что смог. Нам немножко не повезло в последнем матче — команда играла очень здорово. Мы в седьмом матче финала уступили ЦСКА, взрослому, состоявшемуся, сыгранному сопернику, с технически очень сильными хоккеистами. Играли против него достойно.

Быков, Знарок, Билялетдинов. Кто лучше всех работал со сборной России

— Сергей Самсонов говорил мне, что от больших тренеров, с которыми он в карьере работал, всегда исходит мощная энергия, которую они каждый день передают хоккеистам. Как вы из себя в течение стольких лет эту энергию в ежедневном режиме выжимали? Где энергетические резервуары?

— Говоря о кураже, я имел в виду именно это! На любой тренировке я не мог пассивно стоять и смотреть на происходящее. Все время должен был двигаться, что-то кричать, подсказывать. Хотел участвовать во всем с игроками, чувствовал, что без этого просто не могу. Это нужно было и мне, и им, чтобы они ощущали ту самую энергию. И на собраниях — то же самое. Поэтому мой голос иногда звучал громче, чем, возможно, следовало. Тем самым я показывал заинтересованность, желание быть внутри процесса. Но это отбирало очень много сил, чего я, конечно, не должен был никому показывать.

— Когда вы почувствовали, что прежней энергии больше нет?

— Когда ушел с тренерской работы в предыдущий раз. Мне уже исполнилось 65, и я заранее решил, что к этому возрасту закончу тренировать. Потому что сложно работать так, как раньше, — с той энергией, с той отдачей. Не могу сказать, что не старался, — делал все, что было в моих силах. Но все равно чего-то уже не хватало. К тому же пандемия была, что все усложняло. Я почувствовал, что мне достаточно. Тогда в «Ак Барс» пришел Дима Квартальнов. Но жизнь сложилась так, что мне пришлось еще один отрезок поработать. Но теперь уже — точно все.

Сейчас смотрю на молодых тренеров, которые пришли в профессию, и думаю: теперь их время. Анвар Гатиятулин, Игорь Никитин, Леша Кудашов, Андрей Козырев, Леша Жамнов, Андрей Разин, Виктор Козлов. Новые, свеженькие ребята, каждый из которых пришел с какими-то своими новшествами и что-то изменил. Им доверили, это здорово и интересно, и они дают хороший результат. Смотрю на любого из них и в какой-то момент думаю: «Молодец парень!» А я почувствовал, что мне достаточно, и ушел в правильное время. Тогда, когда и нужно было.

— Часто вам жена говорила: мол, хватит уже мыслями быть круглые сутки в команде, удели время семье?

— Нет, за столько лет Надежда хорошо узнала мой характер и никогда не ставила мне это в упрек. Она понимала, что, пока у меня были желание и кураж, мне без этого пришлось бы сложно. Последние годы были непростые, даже тяжелые. Я стал старше — а нагрузка большая, много перелетов. Прилетаешь ночью, потом встаешь спозаранку — и на арену. Следующая игра закончилась — опять улетаешь, и так без конца. Это большая нагрузка, на которую нужно много сил. Но это моя жизнь.

И я бы ничего в ней не изменил, даже если бы была такая возможность. Это было во мне, еще когда я был игроком. Тогда стал думать о тренерской работе, пусть даже сначала склонялся к тому, чтобы тренировать детей. Но сложилось иначе. Это неотъемлемая часть моей жизни, меня самого.

— Кто-нибудь из нынешних главных тренеров вам звонит, советуется?

— Общение есть, и мне это нравится. Имен называть не буду, потому что не хочу злоупотреблять их доверием. Мы в любом случае должны общаться. Стараюсь всегда говорить им то, что чувствую. Это не значит, что они должны поступить именно так, — у каждого своя индивидуальность. Все по шаблону делать нельзя. Ты должен все пропустить через себя и уже потом принимать решение.

Игорь Никитин.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

Считаю Никитина очень сильным тренером. Было обидно, когда он вынужден был уйти из ЦСКА

— Вы москвич, при этом жизнь повернулась так, что заставила вас вернуться к татарским корням. Какой город для вас все же ближе — Москва или Казань? И какой клуб считаете в большей степени родным — «Динамо» или «Ак Барс»?

— Выбрать что-то одно не могу. Так сложилось, что моя спортивная жизнь разделилась на две половины, и они обе — часть моего сердца. «Динамо» — вся моя игровая карьера. Клуб, которому я обязан очень многим, поскольку меня пригласили туда, по сути, из двора в том возрасте, когда дети сейчас уже по десять лет занимаются хоккеем. Мне было около шестнадцати, и я воспользовался этим шансом. Повезло. Благодарен «Динамо» и за то, что играл там от начала до конца, и за то, что встретил очень много хороших людей. Это невозможно забыть, это все было и будет со мной.

Вторая часть — тренерская. В ней тоже было «Динамо», с которым мы выиграли чемпионат России в 2000 году, на третий сезон после того, как я вернулся из Северной Америки. А дальше, после Кубка мира 2004 года, уже появился «Ак Барс», еще одна моя родная команда.

— Давайте восстановим историю, как вас туда позвали.

— В «Динамо» я с предыдущего лета не работал, и в конце лета меня пригласили возглавить сборную России на Кубке мира. В процессе этого турнира уже звонили и предлагали работу в Казани. Но я не соглашался, не хотел вести никаких переговоров, пока работаю на соревновании с участием сильнейших игроков мира. Сказал, что буду готов к разговору после возвращения.

Вернувшись в Москву, я был в городе по каким-то делам, когда раздался звонок с незнакомого номера. Снял трубку, и собеседник, как сейчас помню, не представившись, пригласил меня приехать в московское представительство Татарстана. Оказалось, что это был Шафагат Тахаутдинов, глава «Татнефти» и президент «Ак Барса». А встреча была с премьером республики Рустамом Миннихановым, нынешним главой Татарстана. Рустам Нургалиевич объяснил, что к чему, и позвал работать в Казань.

— Согласились сразу?

— Нет. Попросил время на размышление, поскольку в России никогда не работал за пределами Москвы. Только в Америке. Посоветовались с супругой — и на следующий день дал согласие, о чем, конечно же, не жалею. И очень благодарен, наряду с Тахаутдиновым и Миннихановым, первому президенту Татарстана Минтимеру Шаймиеву, который дал мне такой шанс.

Эти три человека и сделали «Ак Барс» в том виде, в котором его теперь все знают, создали все условия, необходимые для команды, построили шикарную базу на территории города, где раньше была парковая зона. Хороший каток и гостиница — все, что нужно. Мы могли готовиться, играть, отдыхать, лечиться по высшему разряду. В Казани я всегда чувствовал себя комфортно — и из-за этих условий, и благодаря тому, что мне там давали работать. Самое главное — когда в тебя верят.

— Сейчас редко такое бывает, чтобы тренеру настолько доверяли и он мог проработать с одним клубом столько лет.

— К сожалению, да. Наблюдаю за этими переменами в штабах разных клубов и в душе часто не соглашаюсь с ними. Мы же, тренеры, знаем друг друга, представляем, кто как работает, у кого какие отношения. И иногда, когда кого-то снимают, говорю: «Мне это непонятно».

— За кого, например, было обидно?

— За Игоря Никитина, когда тот вынужден был уйти из ЦСКА. Всегда считал его очень серьезным тренером. Не случайно приглашал его ассистентом в сборную, видел, какой это ответственный и заинтересованный парень. Ему все было интересно, его ни на секунду не оставляло желание познать что-то новое, учиться. Мне это нравилось, да и в ЦСКА он провел хорошую работу. Что там произошло — не знаю, не мне об этом судить, и просто говорю, что мне было очень жалко. Ну, и мы видим, как сейчас Никитин работает с «Локомотивом». На мой взгляд, на сегодня это очень сильный тренер.

Никитин — еще на два года в «Локомотиве». Клуб и тренер созданы друг для друга

— Никитина сменил Сергей Федоров, который поразил всех победами в двух Кубках Гагарина в первых же двух своих сезонах как главный тренер. Но еще год — и он ушел и больше не тренирует. А главное — всячески дает понять, что это ему не особо интересно.

— Главный тренер — очень сложная работа. Ей надо полностью себя отдавать, иначе ничего не получится. Ты должен быть погружен в свою команду днем и ночью. Могу сказать по себе: у меня был отпуск месяц-полтора, и все равно я не мог переключиться и думал о работе. О составе, сборах, изменениях. И ничего не мог с собой сделать. Это постоянный процесс, и справиться с такой психологической нагрузкой на протяжении длительного времени могут не все.

— В недавнем «Разговоре по пятницам» в «СЭ» Федоров сказал, что ушел сам, никто его не выгонял.

— Назначение Сережи было неожиданным — по-моему, даже для него самого. Но он хорошо работал, давал результат. Почему он решил уйти, мне судить сложно. Каждый выбирает сам, и я ни в коем случае его не осуждаю.

— На связи ли вы с Анваром Гатиятулиным, и как вам вообще нынешний «Ак Барс»?

— Когда решался вопрос, брать ли Олега [Знарка] или кого-то еще, он тоже был в списке кандидатов. Я видел, что это интересный, перспективный парень, поэтому рад, что он сейчас возглавляет «Ак Барс». Команда показывает очень хороший хоккей и дает результат. Радуюсь за нее, мне очень интересно наблюдать за ее развитием. Не могу сказать, что смотрю все матчи, но периодически приезжаю в Казань, хожу во дворец, мы общаемся. В целом доволен тем, что вижу. У него и помощники очень хорошие.

Сергей Мозякин..

Фото Global Look Press

У нас с Мозякиным хорошие отношения

— Мне понравилось, что в прошлом сезоне Гатиятулин ездил на стажировку в «Ванкувер», а сейчас в системе «Филадельфии» целый сезон проводит Знарок. Вы работали в НХЛ несколько лет. Вам это помогло?

— Это очень здорово помогает. Я уехал за океан начинающим тренером, хотя уже поработал помощником с Владимиром Юрзиновым и Петром Воробьевым. Увидел там очень много нового, и НХЛ стала для меня очень серьезной школой. Порой не сразу понимал, что там происходит, но потом переваривал, анализировал — и это стало для меня серьезной пищей.

У меня было много вопросов. Но когда входишь внутрь этой кухни — многое становится ясным. В НХЛ стилистика работы такая, что все построено на постоянном общении. Все время разговаривали, разбирали какие-то ситуации, были вместе. Та работа, будь то в «Виннипеге», «Финиксе», фарм-клубе, чрезвычайно мне очень помогла и профессионально обогатила. Приехал в Россию с мощным багажом того, что там увидел.

Поэтому отлично, что они туда поехали, и наверняка будут применять что-то в работе. Когда говорят, что хоккей — он везде хоккей, возражаю: да, шайба одна, клюшка одна, но есть нюансы. И эти нюансы надо знать, поскольку именно за счет них ты можешь обыграть равного соперника. Поэтому не надо стесняться спрашивать.

— Кого и о чем?

— Главного тренера, коллег-помощников. НХЛ меня научила тому, что надо всегда задавать вопросы. Я это там и делал. Почему здесь так? Почему там иначе? Слово «почему» было для меня ключевым. Не хочу никому давать непрошеных советов, но любопытство — одно из главнейших качеств, которое, на мой взгляд, должно быть свойственно людям нашей профессии.

И тем более это было важно тогда. Сейчас через интернет можно найти лекции на ту или иную тему, информации очень много, тогда же ее не было. И, оказавшись в Северной Америке, я увидел очень много нового для себя и по тренировочному процессу, и по отношениям в команде, и, допустим, по работе над вбрасываниями. А наложения звеньев? У нас такого еще не было. И эти нюансы, конечно, не бездумно копируя, а проанализировав и адаптировав к своим взглядам, я стал потом использовать в своей работе. Вообще, считаю очень важным это слово — «нюансы».

— В НХЛ вы пересекались со многими зарубежными звездами — Китом Ткачаком, Джереми Реником, Майком Гартнером, Теему Селянне. Что о них осталось в памяти?

— Это еще одно везение в моей карьере — посмотреть вблизи на этих людей и увидеть, как они работают. Все — колоритные. У нас в «Виннипеге» была тройка Селянне — Жамнов — Ткачак — сумасшедшая! Помню, заканчивается сезон, не попадаем в плей-офф. В России, как правило, все игроки сразу разъезжаются, а мы, тренеры, сидим и обсуждаем, как жить дальше. Прошла неделя — приходит Ткачак. Переодевается и идет велосипед крутить. Думаю: ничего себе! «Ты чего?» — спрашиваю. Объясняет с яркой мимикой: мол, чем ниже в отпуске спустишься, тем сложнее потом вверх подниматься. А ведь парень уже был прилично опытный, часть лучшей тройки команды. И вот это отношение, подход к профессии стали для меня показательными.

Мы, тренеры, тоже должны учиться у игроков. Тот пример я запомнил на всю жизнь, в том числе его слова. Я потом так же объяснял ребятам, почему в межсезонье надо заниматься «физикой». И неслучайно два сына Ткачака добились многого в НХЛ, попали в сборную США, один выиграл Кубок Стэнли. И характеры у них отцовские.

Реник пришел в «Финикс» из «Чикаго» — красивый, летал, щелкал шайбу, зараза, так, что ее вообще не видно! Гартнер, который теперь стал президентом Зала хоккейной славы, — солидный, всегда аккуратный. Простой, но правильный. Селянне — дружелюбный, легкий в разговоре. Был еще один классный парень, финн, защитник Нумминен. Все разные — и у каждого свой колорит. И все оставили очень хорошее впечатление.

— При этом не со всеми у вас идеально складывались отношения. Например, с Николаем Хабибулиным.

— А что у меня с ним не сложилось?

Легенда КХЛ начинает карьеру менеджера. Мозякин будет развивать молодых талантов «Магнитки»

— В 2004 году он не захотел ехать на Кубок мира, и я тогда брал у него интервью. Среди прочего — не главной причиной, но одной из — он сказал без деталей, что по временам работы в «Виннипеге» у него остались о вас «не очень хорошие впечатления».

— Это для меня что-то новое. Никаких конфликтов у нас с ним там не было, у меня со всеми были хорошие отношения. В таких случаях всегда говорю: пусть человек мне об этом в лицо скажет (уже после Кубка мира в локаутном сезоне-2004/05 Хабибулин играл у Билялетдинова в «Ак Барсе», — Прим. И.Р.).

— Как вы считаете в целом — всегда ли вам как главному тренеру хватало гибкости во взаимоотношениях со звездами? Если бы была возможность что-то переиграть — по отношению к кому-то поступили бы по-другому?

— Не всегда хватало. Допускал ошибки, это однозначно, не раз был неправ. Но анализ проходит, когда дело уже сделано и поезд ушел. Обойдусь тут без примеров и скажу одно: сам никогда ни на кого не держал зла и не переводил профессиональные разногласия в плоскость личных отношений. Надеюсь, что и ко мне у ребят то же отношение. Особенно у тех, кто стал тренером и смог посмотреть на взаимоотношения с хоккеистами под другим углом.

— Жалеете о фразе в Сочи после четвертьфинала с Финляндией про то, что Мозякин бы там до ворот не доехал? Мне кажется, вас с этой темой просто достали — и вы на эмоциях сорвались. Как Валерий Лобановский, когда его после ЧМ-1990 замучили вопросами, почему он не взял Федора Черенкова, и он бросил, что отъезд в клуб второго французского дивизиона говорит об истинном уровне игрока. Хотя на самом деле относился к нему с уважением. С Мозякиным у вас то же самое было?

— Думаю, да. Это же произошло после проигранного матча. Я сказал эту фразу, но меня спровоцировали. У меня с Сережкой хорошие отношения. Мы и сейчас встречаемся, и никакого личного недопонимания нет. Он неглупый парень и прекрасно понимает, как и что происходит. Вот сколько игроков сборной Канады тогда должны обижаться на тренеров, что их не взяли?

— Например, Марк Мессье, которого в 1998-м прокатили мимо Олимпиады в Нагано.

— Да их полно, на несколько команд хватит! Игрок, которого не взяли, всегда считает, что тренер неправ. Фигура тренера — самая легкая мишень, чтобы его взять и попинать. Про игроков, которые что-то делают неправильно, не говорят, про тренеров — всегда.

Меня самого в 1988 году Виктор Тихонов не взял на Олимпиаду, хотя я на сто процентов знал, что еду туда. Да, мне было обидно. Но что теперь, буду обижаться на Виктора Васильевича и держать это в себе всю жизнь, называть его таким-сяким? Только недоумок так поступит. Эти обиды необъективны. У Тихонова было на это право.

— Вы с Виктором Васильевичем это спустя годы когда-нибудь обсуждали?

— Нет. А зачем? Правильно говорят, что на обиженных воду возят. Кто обижается на одного тренера, потом обижается и на другого, расходует на это всю энергию вместо того, чтобы работать, достигать новых высот и доказывать свою состоятельность.

Зинэтула Билялетдинов и Алексей Морозов.

Фото photo.khl.ru

Морозов всегда был порядочным человеком и дружил с головой

— Сейчас НХЛ много смотрите? Внука — Александра Романова, Александра Овечкина, с которым работали в пору его юности, других знакомых игроков?

—  Смотрю, определенные программы у меня есть. За всеми уследить, конечно, сложно, но как же радуюсь за того же Сашку Овечкина! Какой же он молодец! Глыба, просто глыба! Хочу, чтобы у него все сложилось и он как можно быстрее обогнал Гретцки. Он не просто большой мастер, но и достойный, общительный человек. У него очень много положительного.

— А что для вас важнее — выиграть пять раз чемпионат страны, как вам это удалось, или быть названным Овечкиным тем самым тренером, который оказал на него наибольшее влияние? Я слышал от него это собственными ушами и помню, как вы были удивлены такой оценке, когда передал ее вам несколько лет назад.

— Это разное, нельзя такие вещи сравнивать. Всегда радовался нашим победам, потому что за ними — большой труд. В том числе — труд тренера.

— Как вы сказали игрокам «Ак Барса» после победы в 2018 году: «Я всегда вам говорил: только честный труд, ..., приведет к Кубку!»

— Ха-ха, вы это знаете? Мой девиз! Я думал: зачем они это выложили?!

— Да это же было прекрасно и по-настоящему! Как нынешние молодые говорят — трушно.

— Да? Ну хорошо, успокоили. Для тренера важна каждая тренировка, каждая игра, каждая победа. Не знаю такого тренера, который не радовался бы победам и не огорчался поражениям. Что уж тут говорить о чемпионствах!

Но и за хоккеиста, который у тебя играл, а потом многого добился, ты тоже радуешься. Саша... Помню, как Овечкин уезжал в НХЛ, а до него Андрюша Марков, Леша Жамнов, Дарюс Каспарайтис, Санька Карповцев, Сашка Хаванов — ребята, можно сказать, из моей тренерской молодости. Всегда смотрел, как там они. И мне было очень приятно, когда поступала очередная хорошая новость.

Алексей Морозов: «Хоккеист я более опытный, чем руководитель»

— Марков с Хавановым — это ваше первое чемпионское «Динамо» 2000 года.

— До сих пор всех помню! Кого-то из них вижу — и душа поет. Когда Хаванов, например, комментирует. Радуюсь тому, что он говорит правильные вещи: часто и я так же думаю, учил их так же. Значит, услышал! Он играл у Михайлова в СКА, затем перешел в «Северсталь», а потом в какой-то момент собирался заканчивать. Я его в «Динамо» пригласил, мы разговаривали. Может, он уже и не помнит, но сказал ему: «Саш, давай попробуем. Ты еще в НХЛ будешь играть». И он у меня поработал, а потом уехал в «Сент-Луис» — и там был очень неплох!

Они все очень большое дело делали и для команды, и для хоккея. Очень радуюсь, когда ребята, которые у меня играли, чего-то достигают — и не только на льду. Тот же Леша Морозов стал президентом КХЛ. Игрок, который был моим капитаном и поднимал Кубки Гагарина.

— И победный гол в седьмом матче финала первого Кубка Гагарина забил.

— Да. А первым моим капитаном в «Динамо» был Леша Трощинский. Данис Зарипов с буквой С выходил, Саша Свитов. Они все проделали очень хорошую работу и здорово мне помогали.

— Могли вообразить, что Морозов аж до президента КХЛ дорастет?

— Знал, что Леша может подняться высоко. Он всегда был порядочным, вдумчивым человеком, всегда дружил с головой. Не случайно его на такую роль выбрали. Он и учится, образование получает, хочет расти. Зарипов сейчас депутат Госсовета Татарстана. Ребята выходят на новый уровень, это очень приятно. А я всегда вспоминаю фантастические голы Даниса, который забивал — и никто не мог понять, как он это сделал.

Зинэтула Билялетдинов и Александр Овечкин.

Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

Надо было видеть, с какими глазами в 17-18 лет трудился Овечкин

— Что вы как тренер, работавший с Овечкиным в самом начале его карьеры, думаете о сути его феномена? Это чистый талант, уникальная структура тела, еще что-то?

— Глаза!

— Что — глаза?

— Надо было видеть, с какими глазами 17-18-летний Саша трудился. Он смотрел мне в рот. Такой еще, как говорят, гадкий утенок — вроде высокий, но еще худенький. Я за него переживал. Он все был недоволен, что мало играет, а я боялся, чтобы с ним ничего не случилось. Потому что — да, у него было огромное желание, он выделялся, жил хоккеем, любил его и предан ему был до сумасшествия. В каждую игровую ситуацию вкладывался без остатка. Но еще был мальчиком, а против него выходили взрослые мужики. И я придерживал его, поскольку боялся, что они его сломают.

— Рекорд Уэйна Гретцки побьет в этом сезоне?

— А почему нет? Он этот вопрос решит. Как тренер говорю: если у него есть такая мотивация в голове, то он это сделает. Просто уверен в этом.

— Вы сами играли против Гретцки на Кубках Канады. В том числе и когда 8:1 канадцев в финале грохнули. Как остановили его?

— Да хрен, извините, его остановишь! Величайший игрок. До сих пор помню, как в другом матче попытался его встретить. Но у меня ничего не получилось — раз, и проскочил. Только что был здесь, а где он теперь — уму непостижимо.

— Как-то поддерживаете с Овечкиным контакт?

— На постоянной основе — нет. Пару лет назад ребята, в том числе и он, приезжали в Казань (на прощальный матч Зарипова в 2023 году. - Прим. И.Р.), я перебросился с ним несколькими словами. Мы должны были на ужине встретиться, но у меня, к сожалению, не получилось туда прийти. Каждый занимается своими делами.

— Когда мы с вами разговаривали о работе с юным Овечкиным, вы рассказывали, как он приезжал к вам на Кипр, где вы отдыхали с внуком.

— У меня даже фотографии есть, пришлю вам! Представляете, он где-то, видимо, не очень далеко отдыхал, узнал, что я неподалеку, — и приехал. Приятно! Ему же ничего от меня не было надо — и он, уже ставший тем Овечкиным, которого знает весь мир, приезжает на отдыхе к тренеру, который с ним когда-то работал. Такое общение запоминается навсегда.

Александр Овечкин и Александр Романов.

Фото из личного архива Зинэтулы Билялетдинова

— И для внука, который теперь тоже играет в НХЛ и защитник номер один в «Нью-Йорк Айлендерс» по игровому времени, это наверняка тоже был вдохновляющий момент.

— Конечно. Эта фотография — на всю жизнь. Молодой Овечкин и внук — еще ребенок.

— На какое место, кстати, среди российских защитников ставите этого самого внука — Александра Романова? По сравнению с Орловым, Гавриковым, Проворовым, Сергачевым, Никишиным.

— Не любитель это делать. Вижу его хорошие качества, у него их много. Есть и недостатки, но он хороший спортсмен. Честный, трудолюбивый, не жалеет себя. Вот это у него самое хорошее — он молодец, работяга и предан игре. А все остальное придет.

— Вам не кажется, что его, как и многих других наших защитников, в НХЛ переделывают из универсала в домоседа?

— Он должен делать то, что ему скажут. Вы знаете, что такое НХЛ. Там играют лучшие хоккеисты мира. И в такой компании он не должен заниматься самодеятельностью. Как тренер говорю: ему надо выполнять те требования, которые к нему предъявляются. И он должен уметь делать все. Тренеров там тоже меняют достаточно часто, и у одного одна тактика, у второго — другая. Задача Саши — быть готовым к любой. В этом и заключается профессионализм игрока.

— Какую роль вы сыграли в его воспитании?

— Саша родился в 2000 году, жил в Москве, а я уехал в Казань, когда ему было четыре. Он ходил заниматься в Одинцово, потом в «Крылья», наконец, перешел в ЦСКА — я же все это время работал в «Ак Барсе». Мало его видел и мог только на словах что-то подсказывать. Конечно, решающую роль в том, кем он стал, сыграл его папа, Стас Романов.

— За то время, что не занимаетесь активной тренерской деятельностью, к внуку не съездили?

— Нет, там сейчас родители. Я пока в Москве.

Зинэтула Билялетдинов и Александр Романов.

Фото из личного архива Зинэтулы Билялетдинова

Детство провел в комнатушке без туалета за нынешним зданием Госдумы

— Отмотаем пленку далеко назад. Родители у вас простые люди — папа приехал в Москву из колхоза, работал на фабрике. Мама тоже трудилась на фабрике уборщицей. Александр Якушев в детстве жил в бараке на 40 человек с одним туалетом. А вы?

— До шести лет мы жили в центре Москвы, но это и квартирой назвать нельзя было — комнатушка без удобств. В туалет надо было ходить через улицу — идти в следующее здание и подниматься там на второй этаж. Это было прямо за Домом союзов, где сейчас Госдума. За ним был двор, в котором маме и дали комнату.

А потом, когда мне было шесть лет, мы уже получили небольшую трехкомнатную квартиру и переехали в Черемушки. Жили там вшестером — еще дедушка был жив. Он нами в основном и занимался, поскольку родители утром уходили на работу и возвращались только вечером. А мы целыми днями пропадали на стадионе и были увлечены спортом, вели себя в целом нормально, не хулиганили.

— Родители учили вас татарскому языку, хорошо ли вы говорите на языке предков?

— Когда мальчиком был, еще говорил, поскольку родители дома много общались по-татарски. Летом мама отвозила нас с братом к бабушке в деревню, мы проводили там три месяца каникул — и там татарская речь звучала постоянно, так что я ее и сейчас понимаю. Потом от языка я ушел, подзабыл, в Москве все общение было на русском. А когда приехал работать тренером в Татарстан и кто-то где-то заговаривал по-татарски — всегда старался понять и что-то ответить. Конечно, говорю не идеально, но что-то сказать могу.

— Кстати, как все-таки правильно — Хайдарович или Хайдярович?

— Через «я». Так по паспорту. Да не вникайте! Мне по большому счету без разницы.

— Что означает ваше имя?

— Как-то Минтимер Шаймиев приглашал меня к себе и рассказал, что у меня редкое и очень позитивное имя, связанное с солнцем, добром, счастьем. Мне это запомнилось.

Самый важный тренер в карьере Овечкина. Интервью Билялетдинова — об Александре Великом

— Всем известно, что партнеры по сборной СССР для простоты называли вас не Зинэтулой, а Сашей.

— Они и сейчас меня так называют. Нормально к этому отношусь — мы же не официально с ними общаемся.

— А как родители относились к вашему желанию играть в хоккей? Был ли отец болельщиком?

— Нет, они вообще толком не знали, что такое хоккей. Потом уже, конечно, радовались за меня, когда начал играть, переживали. Сказал им, что меня пригласили в «Динамо», — ну езжай, занимайся. Тренировались мы тогда, помню, в Сокольниках на спартаковском стадионе. Ездил туда один, с баулами и клюшкой.

А район там тогда был тот еще — поди пройди! При пересадке с метро на автобус нужно пройти какое-то расстояние — и, если не повезет, или по шапке дадут, или вообще все отберут. Выходишь из метро, смотришь, нет ли местной шпаны. Затаился где-то, автобус подходит — ты в него нырнул. Подъезжает к остановке — смотришь в окно, нет ли кого поблизости. Выскочил — побежал на стадион. И так каждый день.

— А клюшкой огреть шпану?

— Ха-ха! Клюшка — это святое! Но всякое бывало.

— Вы же до 15 лет играли за команду ЖЭКа, динамовские тренеры увидели вас во дворе. Учитывая, как поздно начали всерьез заниматься, как компенсировали неизбежные пробелы в катании?

— Они были. Со мной в «Динамо» много занимался трехкратный олимпийский чемпион Виталий Давыдов. Потом все наладилось, но Виталий Семенович мне очень помог — не только на льду, но и на земле. Катание до того у меня было дворовое — зимой на коробке шайбу гоняли. А увидели и пригласили меня в «Динамо» тренеры Станислав Петухов и Александр Квасников — во дворе на «Золотую шайбу». Без них, может, ничего бы и не было.

Владислав Третьяк и Зинэтула Билялетдинов.

Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

Третьяк говорил нам с Первухиным: «Больше всего любил играть с вами!»

— Чему вас учили ветераны в «Динамо» и сборной?

— Могли что-то сказать иной раз и грубовато. Но это заставляло задуматься — что ты не можешь так себя вести, так разговаривать со старшими. Мысли о том, что ты неправ, позволяли не занестись. Когда был молодой, ветераны говорили: «Каждый день будешь показывать свой трудодень».

— Это что значит?

— Синяк на тренировке. Должен был работать таким образом, чтобы у меня после тренировки был синяк и я о нем «старикам» отчитывался — вот, мол, свежий. А если нет, то по заднице пару раз получал. Это совершенно не было оскорблением или унижением — так нас просто учили работать с полной отдачей. Лови шайбу зубами, чем угодно. Она не должна пролететь мимо тебя!

— Наверняка это вам великий динамовский защитник Валерий Васильев говорил. Ему по самоотверженности было мало равных.

— У Иваныча, как мы, молодые, его называли, в команде был колоссальный авторитет. Здоровый, крепкий, мышцы огромные. Наколка на груди со звездой. У нас, пацанов, уважение к нему было огромное. А он нас собирает, рассказывает какие-то истории, анекдоты травит. Но эти приколы — точно не для печати. Душевный был человек, как и Валера Харламов, который никогда не смотрел на молодых сверху вниз. Никакой заносчивости. Я же и играл с Васильевым — вначале поставили в пару с Сашей Филипповым, потом — с Иванычем.

— А потом было много лет в паре с Василием Первухиным. Поддерживаете отношения?

— Да, встречаемся на хоккее, на «ВТБ Арене». Я же хожу на «Динамо», он тоже часто бывает. Сядем, кофейку попьем, как у кого дела обсудим... Нас объединил в пару Владимир Юрзинов. У нас всегда был хороший человеческий контакт — на льду все время разговаривали, подсказывали. Я был защитником более оборонительного плана, Вася — креативнее, организовывал и даже завершал атаку, и это различие создавало гармонию. Когда разговариваем с Владиком Третьяком, он до сих пор говорит: «Я больше всего любил играть с вами!»

— Вот как?

— И продолжал: «Вы играли очень надежно». Когда Третьяк такое говорит, это дорогого стоит. На самом деле мы были не такие уж звездные, но свою работу выполняли неплохо.

Билялетдинов — о чемпионстве, Зарипове и отношении с журналистами

— Вы же в свой первый сезон в «Динамо» даже с Аркадием Чернышевым успели поработать?

— Да, посчастливилось. Меня и еще человек четырех уже в 17 лет стали приглашать на тренировки с командой мастеров. У нас была одна площадка, но разные раздевалки: у молодых — небольшая каморка под стадионом «Динамо». В первый момент я, видимо, не впечатлил, поскольку краем уха услышал высказывание Аркадия Ивановича: «Вы кого привели сюда?» Но через какое-то время он сказал: «Да, из него получится игрок». Работой, желанием, тем, что не жалел себя, что-то ему доказал. Трудился так, что приходил домой — и у меня тряслись руки и ноги. Ложился и еле отходил от тренировок, а на следующий день снова шел как в бой.

Аркадий Иванович был уже в возрасте и запомнился тем, что всегда был спокоен. Никогда не кричал, не повышал голос. Был интеллигентом и к нам, молодым, относился достаточно лояльно. Хотя иной раз и мог себе позволить крепкое словцо, причем в ласковом контексте. В Новогорске у нас была двухэтажная база: на одном этаже футболисты, на другом — мы. И рядом лесочек маленький. Мы туда выбегали, зарядку делали, и турник там висел. Как-то прихожу — Чернышев стоит. Смотрит и говорит: «Молодой человек, давай!» — «Я уже подтянулся!» — «Еще подтянись!» Надо — значит надо. Подтянулся — и тогда он вдруг похвалил меня оригинальным образом: «Молодец», — ввернув соленое словцо (Билялетдинов его со смехом процитировал, — Прим. И.Р.). Наверное, не стоит об этом писать.

— Обязательно стоит. Такие слова и придают образу человека настоящей жизни! Как вашему — слова про честный труд с той самой добавкой.

— Это было поощрение, и вы не представляете, что значили для меня такие слова самого Чернышева. Легенды, который сколько чемпионатов мира со сборной выиграл! Но проработали мы всего полгода — в 73-м Чернышева сняли, и на его место пришел Юрзинов.

— А с Анатолием Тарасовым успели познакомиться? Пусть даже уже не в активной работе.

— Был один момент. Мы в сборной, тренировались в старом дворце ЦСКА — но не на основном катке, а рядом, где построили ангар. Вышел на лед пораньше. А там шайбу бросаешь — и звук еще вдвое сильнее, чем обычно. Еду, бросаю в борт — бум! Еще раз — бум! А там стоит Тарасов. Подзывает меня и говорит: «Молодой человек, вот ты когда девушку ласкаешь, как ты это делаешь? Аккуратно, нежно. И шайбу надо так же ласкать!»

— Образно!

— Да так, что я на всю жизнь запомнил! Причем такие доходчивые слова заставляют задуматься. В этом тоже была сила тренеров того поколения. И если ты вспоминаешь их через полвека, то понимаешь масштаб человека, который тебе это говорил.

Зинэтула Билялетдинов.

Фото Сергей Киврин, архив «СЭ»

Корочкой КГБ не пользовался никогда. Не считаю, что это нужно

— Как динамовец, вы были офицером, позже полковником погранслужбы, которая была частью КГБ. В здании на Лубянке приходилось бывать? Не общались ли с Юрием Андроповым?

— Такого не было. Игроки ЦСКА считались военными, динамовцы служили в погранвойсках. Но вы же понимаете, что это была за служба. А Андропов нам помог с динамовской базой в Новогорске — именно он ее построил. При нем нас присоединили к пограничникам в Голицыне, неподалеку, сделали отдельное подразделение. На Лубянке не бывал.

— А бывало, что корочка такой организации оказывалась нужной, чтобы решить какие-то проблемы?

— Никогда ею не пользовался. Не считал, что это нужно и правильно.

— Как складывались ваши отношения с Виктором Тихоновым?

— Вы же уже процитировали мой девиз в хоккее: «Только честный труд, ...», ха-ха! Вот я приходил и честно трудился. Как мог — красиво, некрасиво, коряво, не коряво... Делал свою работу — и старался выполнять ее как можно лучше. Желание было огромное. Выполнял то, что говорили. Понятно: что-то мне нравилось, что-то нет. Но я никогда с тренерами не спорил. Нам говорили — мы делали.

Тихонов был сильным тренером. Ему было непросто — он работал с великими игроками, а с ними всегда нелегко. Но он трудился, проводил огромную работу и добивался результата, в том числе на таких турнирах, как Кубок Канады. Я всегда за этим наблюдал и старался анализировать — не только у Тихонова, но и у всех тренеров, с которыми работал. Вслух не говорил, но про себя думал: это сделал бы так же, то — по-другому.

Тот же Юрзинов пришел в «Динамо» со своими идеями. Он закончил игровую и начал тренерскую карьеру в Финляндии, а когда возглавил нас, мы начали тренироваться по два раза в день. Никогда раньше у нас двухразовых не было. Тренировки были жесткие, но меня это не пугало — я никогда не боялся трудиться и любую работу мог перемолоть. Так же потом было и с Юрием Моисеевым, Игорем Тузиком. Всегда старался чему-то учиться. Ни под кого не подстраивался, думал своей головой — но и не спорил. Хотя вопросы задавал.

Так же, как и сам, игрокам сейчас говорю: не надо бояться спрашивать. Лучше знать, чем не знать. Сколько надо раз — столько и объясню. Один раз, два, сто, тысячу. Главное, чтобы понял. Главное, чтобы хотел понять. С одной стороны, тренер должен четко и понятно объяснять. С другой, игрок — хотеть услышать. Разница между двумя одинаково талантливыми с технической точки зрения хоккеистами, один из которых хочет услышать тренера, а другой — нет и думает, что и так все знает, огромна. Первый чаще всего добивается в карьере гораздо большего.

«Че пыхтишь-то так?» Почему нервничает Билялетдинов?

— Касатонов и другие рассказывали, что Тихонов на собраниях мог сделать так, чтобы игрок чувствовал себя крайне неуютно. Вы тоже под этим катком оказывались?

— Бывало, конечно. Я идеальный, что ли, какой был? Любой игрок ошибается. Но в те времена тренеры были более жесткими, чем сейчас.

— Вы ближе к кому — советским или тем нынешним, которые полагаются на самосознание хоккеистов?

— То, что я как игрок прошел первое, мне как тренеру помогло. Но потом я перестроился, уже понимая, что теперь надо немножко по-другому. Хоккей менялся, ребята менялись — и тебе нельзя было отставать, стоять на месте. Тренировочный процесс, взаимоотношения — по всему надо было идти в ногу со временем, чтобы оставаться актуальным. Все время наблюдал за ребятами, даже учился у них каким-то вещам. Надо быть в тренде!

— О как вы умеете говорить по-молодежному!

— Надо быть с ними, знать и понимать их. Когда ты знаешь своего игрока — намного легче с ним работать. Далеко от него уходить нельзя. Говорю ни в коем случае не о панибратстве, а именно о понимании. Но где-то, конечно, и засадишь пистон, ха-ха!

— Звали ли вас когда-нибудь в ЦСКА и были ли мысли туда перейти? А то обидно же провести прекрасную карьеру, стать олимпийским чемпионом, шестикратным чемпионом мира, обладателем Кубка Канады — и ни разу не выиграть чемпионат страны.

— Нет, таких мыслей не было — и предложений тоже. А почему нас должны были туда пригласить? Там была самая элита. Да я бы никогда этого и не сделал, мне и в голову не приходило куда-то из «Динамо» уйти. Моя команда мне всегда очень нравилась и делала для меня все. В «Динамо» меня воспитали, создали все условия, и очень рад, что вся моя карьера игрока прошла там. А титулы чемпиона страны пришли ко мне уже как к тренеру.

Зинэтула Билялетдинов.

Фото Дмитрий Солнцев, архив «СЭ»

Когда ехал работать в НХЛ, не знал по-английски даже слово «шайба»

— Как вам предложили работать в НХЛ?

— Генеральным менеджером «Виннипега» тогда был Майк Смит, большой поклонник и знаток России. Он был в Москве, в 93-м году приезжал к нам на базу, на игры плей-офф. Я тогда помогал Петру Воробьеву. Мы выиграли Кубок Межнациональной лиги, потом, как обычно, был банкет, где Смит тоже присутствовал. А оттуда мы с ним отправились ко мне домой. Он сказал: «Хочу с тобой поговорить», я ответил: «Поехали ко мне — там и пообщаемся». Дома он и предложил мне контракт с «Виннипегом».

Конечно, для меня это было неожиданностью. Майк же такой — тихий, неразговорчивый, но все видел. Просто смотрел, наблюдал — и что-то во мне разглядел. Очень доволен, что такое произошло в моей жизни. Как уже сказал, это позволило мне вырасти и многое узнать.

— Тогдашний президент «Динамо» Александр Стеблин видел вас главным тренером «Динамо» в следующем сезоне: Воробьев уезжал в Германию. Сильно колебались между ролью номер один в родном клубе и «одним из» за океаном?

— Вообще не колебался, решил сразу. Вопрос денег был на втором плане — интересно было узнать, что там, в НХЛ, происходит, как все это делается. Потому что мне нравилось, как играют канадцы. Кстати, Майк Смит мне сказал, что я сам играл в канадском стиле. Может, и это какую-то роль сыграло. Хотя Стеблин и уговаривал остаться, но я решение принял.

— Кстати, в Илье Воробьеве с годами видите все больше черт отца — или он в тренерской профессии идет своим путем?

— Своим. Мне кажется, они совсем разные. У Илюхи совсем другой стиль и подход, чем у Петра Ильича. И ему тоже — только удачи!

— Из НХЛ вы уехали четыре года спустя, потому что дочка поступила в институт в Москве и вы с женой решили, что должны быть рядом?

— Да вы все знаете, ха-ха! Так и было. Причем тогда главного тренера «Финикса» освободили, а меня оставляли, и контракт еще действовал. С этим проблем не было. Но дочка действительно была одна в Москве, а время было такое... интересное. И мы приняли решение вернуться. Тем более что и «Динамо» уже вело со мной разговор.

Но фактор дочери был на первом месте — и решение вернуться далось легко.

— То есть рассчитывали стать главным тренером в НХЛ?

— Да, хотел этого. Удалось бы справиться или нет — другой разговор, никто этого уже никогда не узнает. Но желание было.

— Правда, что потом Смит звал вас ассистентом в «Чикаго», но вы отказались?

— Нет, я поехал и провел там полгода (судя по всему, это было в сезоне-2001/02, когда два месяца до того он проработал в швейцарском «Лугано». - Прим. И.Р.). Но все это было мне уже не так интересно, и я вернулся.

А знаете, что еще сыграло роль в том решении? В начале нулевых в НХЛ работали несколько главных тренеров из Европы — чех Иван Глинка в «Питтсбурге», финн Алпо Сухонен в «Чикаго».

Потом снимают Сухонена, за ним — Глинку. И один из самых влиятельных хозяев клубов, кажется «Чикаго» (Билл Уиртц. - Прим. И.Р.), публично заявляет, что достаточно европейских экспериментов, в НХЛ должны работать только североамериканские тренеры. Для меня это тоже стало звонком. Я понял, что большой перспективы не будет.

Супердинастия российского хоккея: легендарный тренер Билялетдинов стал прадедом!

— Английский в 90-е быстро освоили?

— Когда уехал, вообще языка не знал. Было нелегко. Учитель не знал русского, я — английского. И вообще был полный вакуум. Можете представить, до какого уровня доходило? Он мне показывает на шайбу, говорит, что это puck движется. Я: «Что такое puck?» Он берет шайбу и говорит: вот это. В общем, начал с нуля.

При этом Майк Смит, когда я приехал, сказал мне: «Ты через месяц уже должен будешь давать интервью». Я: «Какие интервью?!» У меня даже где-то есть видеокассета, где я даю первое интервью на английском. Конечно, не совсем складно, но что-то говорю! Не через месяц, конечно, но в сентябре, на тренинг-кэмпе.

— Выход из зоны комфорта в конечном счете и дает прогресс — если человек сильный, конечно.

— Не то слово! Потом я чувствовал себя совершенно по-другому. Страх сняло. Ты ходишь спокойно, не боишься общаться, все понимаешь. А до этого был как зомби, боялся всего. Сейчас многие ребята, которые готовятся уехать, уже язык учат. Но игроку в любом случае легче, чем тренеру. Он все докажет на льду, тренеру же надо доносить до хоккеистов информацию.

— Ваша дочка, за которой вы вернулись в Москву, вышла замуж за хоккеиста Станислава Романова. Как вы отнеслись к их роману, и каково тренировать команду, в которой играет зять?

— Они начали встречаться, когда оба еще занимались в ЦСКА. Потом Стас перешел в «Ладу». По поводу моего отношения — ну, а что я мог сказать? Дочка так решила, это ее жизнь. Не считаю правильным возражать.

Как он попал в «Динамо»? Мы играли в Кубке европейских чемпионов, и туда по тогдашним правилам можно было взять трех хоккеистов из других команд. Попробовали Стаса — он подошел, сыграл хорошо. И решили его взять. Они еще не были женаты. Самое сложное было не для меня, а для него — вы же понимаете, как партнеры смотрят на игрока в такой ситуации. Но Стас выдержал и стал частью чемпионской команды 2000 года.

— Посмотрел статистику — немаловажной частью: 7+4 в 17 матчах плей-офф! Впоследствии Романов стал одним из самых влиятельных российских агентов. Помог ли ему ваш авторитет дорасти до этого статуса? И насколько сложно вам было брать в команду его клиентов, навлекая на себя двусмысленные шуточки журналистов?

— Да, такие шуточки были. Но агентом Стас стал сам. Это его заслуга, его голова и работа. Я в эти игры никогда не играл и, зная это, никогда не обращал внимания на чьи-то высказывания по этому поводу. Если считал нужным для команды взять хоккеиста, интересы которого он представлял, — брал. Считал не нужным — не брал. Мне все равно, кто у хоккеиста агент. Будь иначе, думаю, никогда не выиграл бы чемпионат России 2000-го, Суперлигу в 2006-м и три Кубка Гагарина.

Если даже чего-то не делаешь, но сама ситуация подталкивает людей к определенным мыслям — все равно скажут, что ты это сделал. Пытаться это опровергать, обращать внимание — бесполезно, только время и эмоции тратить. Мне надо было делать результат, и я брал в команду тех, кто был способен помочь нам выиграть. И это должны были быть не только хорошие хоккеисты, но и порядочные люди, и спортсмены по натуре. На это тоже всегда обращал внимание.

Семен Варламов и Сергей Бобровский.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

В Сочи Варламов и Бобровский оба были для меня первыми номерами. Нельзя говорить, что я недооценивал Боба

— Добились ли вы в тренерской профессии всего, чего хотели и о чем мечтали? Есть ли турниры и решения, о которых жалеете и думаете, что стоило сработать иначе?

— Конечно, не всего. В России выиграл все, чемпионом мира как тренер стал. А вот Олимпиаду — не удалось. Это — заноза. С другой стороны, никогда не скажу, что кто-то в той команде в Сочи не хотел победить.

Все хотели. Но какие-то факторы помешали, что-то не получилось. Повторяю: не потому, что кто-то не хотел, а потому, что это спорт и так бывает. Безусловно, ты анализируешь, что было не так. Но можно залезть очень глубоко и так ни в чем и не разобраться.

— Вы разобрались?

— Пытался. Но в итоге пришел все к тому же банальному «не сложилось». Жалко, конечно. И не хочу говорить это извечное «если бы». «Если бы» в спорте не бывает. Нет такого слова.

— И все же. Если бы у вас была возможность переиграть ту Олимпиаду, вы все равно поставили бы Овечкина с Малкиным в одно звено во всех матчах, а также Варламова, а не Бобровского на четвертьфинал с финнами?

— Видите, вы сами ответили на то, о чем хотели спросить. Да, эти темы муссировались. Но разве Варламов плохо сыграл?

— Неплохо. Однако есть ощущение, что Бобровский, обладатель «Везины» предыдущего сезона, мог сыграть еще лучше, но вы его недооценивали. Алексей Касатонов, генеральный менеджер, назвал своей ошибкой, что не побежал со всех ног в раздевалку во втором перерыве и не убедил вас менять Варли на Боба после второго, а не третьего гола Суоми.

— Зря вы говорите — «недооценивал». Они оба были для меня первыми номерами. И, если посмотрите, играли на Олимпиаде поочередно. «Недооценка» — нехорошее слово. Я ценил и одного, и второго. И считаю, что оба сыграли хорошо. Но в тот раз выбрал Семена.

— И все же сейчас — переиграли бы?

— Не знаю. Это надо чувствовать, как теперь говорят, в моменте. Тогда я почувствовал так. Надо быть там, внутри, всю ситуацию прожить. Со стороны говорить легко. Никто не хотел сделать плохо. Очень рад за Бобровского, который в прошлом сезоне впервые в карьере выиграл Кубок Стэнли. Но ведь и Варламов до сих пор играет на отличном уровне, два года подряд доходил до седьмого матча полуфинала Кубка.

— А Овечкин — Малкин? Помню высказывание Павла Дацюка, что одной шайбы им на двоих на тот момент было мало. Разве это не разумная мысль?

— Овечкин к тому времени уже не был игроком, который таскает шайбу. Малкин — да, ему она больше была нужна. Сашка тоже мог обыграть, но это не было его главным качеством, в большей степени он был в отрыве. Это разные игроки, и по сей день убежден, что в их объединении был смысл. Да, тогда не получилось. Но оба — великие игроки, ими и остаются. Я исходил из того, что у великих игроков должно получиться вместе.

Тренер «Ак Барса» душит суперзвезд. Почему Билялетдинов вывел из состава Радулова и Шипачева

— По той логике, что у Гретцки и Марио Лемье получилось в финале Кубка Канады 1987-го?

— Да. А о том, почему не получилось, можно рассуждать и рассуждать.

— Касатонов рассказал еще одну интересную вещь. По его словам, летом 2013 года он как генеральный менеджер СКА и сборной хотел создать в питерском клубе базовый клуб национальной команды — и чтобы вы его возглавили. Понятно, что большинство игроков в Сочи все равно составили бы энхаэловцы, но вашей задачей было бы создать одно-два прочных звена. Однако вам не дали совмещать, и, поняв это, Касатонов отправился за Юккой Ялоненом для СКА.

— Я не мог на это пойти. У меня была своя команда — «Ак Барс», пусть во время подготовки к Олимпиаде я не мог в ней работать. Между прочим, вообще вначале не соглашался идти в сборную, потому что мне было жалко своего многолетнего и очень большого труда в Казани. Но перспектива работы на турнире с участием всех сильнейших, да еще и домашнем, очень почетна для любого тренера. Это стало главным аргументом, чтобы я согласился.

В той сборной было достаточно российских игроков. И хоккеисты, которые выступали в КХЛ и проводили тренировочный сбор перед Олимпиадой, были готовы хорошо. Илюха Ковальчук, Саша Радулов на Олимпиаде набрали прекрасную форму. Возможно, работай я в базовом клубе, взаимодействия были бы получше, тут можно только гадать. Но, с другой стороны, как в ту же сборную Канады, победившую на Олимпиадах в Сочи и Ванкувере, энхаэловцы собирались? Они же в разных командах выступали, правильно? Но приходили, играли и выигрывали. И делали на льду то, что должны были делать.

— Что вы чувствовали, когда в Сочи все так закончилось? Как возвращались к клубной работе?

— Конечно, было обидно, переживал, ощущения были крайне неприятные. Ответственность была огромная, результата я не дал, а значит, не справился. Да, проиграл. Притом что не могу с равнодушием воспринимать поражения. Но что мне оставалось делать? Надо было продолжать работать, снова входить в клубный режим. Рецепт от неудач один — анализ и каждодневный труд. Им и занялся.

Евгений Малкин и Александр Попов.

Фото photo.khl.ru

Результат я давал. Значит, все было правильно

— Гораздо лучше, чем с Овечкиным и Малкиным в Сочи, у вас получилось двумя годами ранее, когда вы на золотом ЧМ-2012 объединили Малкина с двумя не звездами — Поповым и Пережогиным из «Авангарда». Ничего лучше игры одного хоккеиста на отдельно взятом турнире я не видел, думаю, никогда.

— Вообще говорю, что тот чемпионат мира — это была песня. Вот там все сложилось. И я так же не могу на сто процентов ответить на вопрос «почему», как и в случае, почему не сложилось в Сочи. И Малкин был в полном порядке, играл с потрясающим настроением, и звено получилось шикарное. Они просто летали, удовольствие получали. И я вместе с ними.

А как оно, это звено, родилось? Да не могу сейчас сказать! Если хотите, могу фантазировать, наговорить с три короба. Но это будет неправдой. Реально — не помню. Просто решил так почему-то. И сработало.

— А «секрет приготовления» вашей знаменитой тройки «Ак Барса» Зарипов — Зиновьев — Морозов тоже не сможете сформулировать?

— Помню, что остальные звенья у меня уже сложились, а с Зиновьевым и Морозовым крайнего не было. Никто из тех, кого пробовал, не подходил. В какой-то момент решил попробовать Даниса. Но за это надо говорить спасибо не мне, а им. Никакой тренер не заставит игроков объединиться и найти взаимопонимание, если они сами этого не хотят. Мне вообще повезло с хоккеистами в тренерской карьере. Да, все разные, не идеальные, но все — мои! Всегда ими гордился и до сих пор им благодарен. Не только за победы. За честную работу.

— Как так получилось, что суперсостав «Ак Барса» в большой локаут-2004/05, когда у вас собралась сборная мира, в ваш первый казанский сезон ничего не добился, зато куда менее звездная команда сезона следующего взяла золото Суперлиги?

— Не хочу оправдываться: тренер всегда несет ответственность за результат. Но в локаутном сезоне были нюансы, один из которых — сильный перекос в составе в сторону звезд, тех, кто играет на рояле, а не таскает его. В следующем сезоне баланс удалось найти.

— Вы считаетесь очень системным тренером, «Ак Барс» всегда был вашей авторской командой. Но каким образом пришли к своей концепции игры? И была бы она сейчас другой, если бы вы только начинали ее формировать? Дали бы, например, защитникам больше подключаться?

— Есть такая фраза — «всему свое время». Тогда был один хоккей, сейчас — другой. В то время одна тактика работала хорошо и приносила результат, теперь она, возможно, изменилась бы. Но главное — результат у меня тогда был?

— Конечно.

— Значит, все было правильно?

— Не поспоришь. А как та система сложилась у вас в голове?

— Да все как-то в процессе работы. Не случайно в Северной Америке много чему научился, и в том числе тому, чтобы не бросаться из огня да в полымя, а каждую ситуацию развивать, делать ее глубже. Так все нарабатывалось, накапливалось и превращалось как будто в снежный ком. Он начинал катиться и в итоге приводил к результату.

Уходит эпоха — Билялетдинов покидает тренерский пост в «Ак Барсе». Его хоккей безнадежно устарел

— Сейчас много говорится о том, что профессии игрока и тренера — абсолютно разные. А вам большой и успешный опыт хоккеиста помог стать сильным тренером?

— Да не знаю даже. Регалии игрока не всем помогают стать тренерами. Сколько у нас чемпионов и выдающихся хоккеистов, но разве всем это удалось? Тут скорее должно быть что-то внутреннее. Оно, а не золотые медали как хоккеиста, приводит тебя к тренерской работе. Никакой прямой взаимосвязи тут точно нет. И к тренерскому результату приводит не прошлое, а только тот самый честный труд.

— Назовите по одной победе как игрока и тренера, которые вы считаете главными для себя.

— Ну вы даете! Мне 70 лет, ничего уже не помню, ха-ха!

— Все вы прекрасно помните, Зинэтула Хайдярович.

— Ну ладно. Как тренера — пожалуй, ЧМ-2012. Сборная все-таки! А как игрока — мой первый чемпионат мира, в 1978 году в Праге. Новый тренер — Тихонов, много новичков. До того два года подряд сборная СССР не выигрывала ЧМ, а тут и турнир дома у чехов, которые сами знаете как к нам тогда относились, и решающий матч с ними же, в котором надо было выигрывать не меньше чем в две шайбы. Но мы это сделали, несмотря ни на что. Тяжелейшая игра, помню ее очень хорошо.

— Эта победа для вас даже важнее, чем Кубок Канады 81-го, единственный выигранный нами за все времена?!

— Она просто первая... А что-то первое всегда вызывает особое чувство, особенно с таким преодолением. Но Кубок Канады — это солидно, по уровню — самое лучшее соревнование, в котором я когда-либо участвовал. Выше нет ничего, сравнивать не с чем. На льду — все лучшие в мире. Это тоже было что-то особенное. Но с первым золотом все равно эмоционально не сравнить. Тем более что выиграли в финале у канадцев — 8:1. А там с Чехословакией была такая рубка...

— Каково было в 2019-м на Матче звезд КХЛ в Казани выходить бить буллит в галстуке?

— Ха, вы видели это?!

— Конечно.

— Супер! Это все Даша Миронова (телеведущая, комментатор. - Прим. И.Р.) сделала. Говорила мне: «Давайте, давайте!» Я ей: «Да ладно, ты чего!» — «Ну давайте попробуем!» Я и поддался. Получилось неплохо, мне самому понравилось. Забил бы только еще... Но я такую задачу и не ставил — думал доехать до ворот нормально и бросить.

— Чувствуете себя счастливым, полностью реализовавшимся в жизни человеком?

— Да, я счастливый человек и тренер. Всю жизнь делал то, что мне нравилось, что любил с детства. И мне грех на что-либо жаловаться.

— О чем еще мечтаете?

— Честно? Отдыхать!